В прошлой жизни Егор имел самое далёкое отношение к спорту: посещал спортбар с приятелями, когда играл московский «Спартак», и сравнительно честно посещал уроки в школе, затем занятия по физкультуре в вузе, благополучно законченные итоговым зачётом. Звон гантелей, доносившихся из-за двери, где кто-то качался с утра пораньше, влага из душевой, а самое главное — резкий потный запах раздевалки, не будили в нём ровно никаких чувств. Разве что ощущение — он чужой на этом празднике жизни.
Так дошли до тренерской.
— Тимофей Борисович! Я к тебе в компании, с наступающим поздравить.
Сидевший за столом крепкий мужик в светлой борцовской куртке и синих трениках обернулся, оторвавшись от заполнения какого-то толстого журнала.
— Здравствуй, Николай. И ты, Егор? Проходите.
Обменялись рукопожатиями. Потом так и не представившийся водитель «Волги», надо понимать — Николай, кратко поведал историю амнезии.
Тренер скептически хмыкнул.
— Думаешь, он головой треснулся? Поверишь ли, на тренировках ему столько настучали, не говоря о соревнованиях, что давно бы уже имя своё забыл.
— Имя помню. Вас — нет.
— Ну, вы тут сами попробуйте, я пойду, — попробовал ретироваться Николай.
— Стояночка! Парня надо бы к врачу показать, а то и в больничку положить. Голова у юристов — место хрупкое, ненадёжное.
— Не могу! — страдальчески признался тот. — И что с ним непорядок — нельзя докладывать. У Егора наиважнейшее задание с 4 января. У нас такой шорох стоит… Я отчитался перед начальником управления: есть у меня подготовленный человек. С меня штаны спустят, а то и погоны снимут, если он не начнёт работу.
— Где?
— Не имею права говорить — где. Но к кому ещё обратишься? Так что слушай. В Первомайском РОВД. К ментам его внедряю из-за теракта на Калиновского. Сможешь поработать, просветить, узнать точнее — что он помнит, а что нет?
— Так Новый год. У меня в двенадцать и в четырнадцать группы, потом ждёт супруга с ножом. Не меня резать — салаты.
— Ну удели хоть немного времени. Это же Егор! Твой чемпион!
— Посмотрю, что смогу сделать. Оставляй парня.
— Спасибо! Я твой должник. Егор! Позвони накануне. Тебе всё равно сначала ехать на Добромысленский, в кадры УВД. И только оттуда в Первомайский, Инструментальный переулок, 5.
— Кому звонить? Я только имя ваше знаю — Николай.
— Да-да… Сейчас! Вот, — он написал на бумажке два номера телефона. — Выучи и порви. Нет! Положи куда-то в секретное место. Вдруг снова забудешь.
— Тогда надо приписать — дядя Коля, майор КГБ, позвонить, иначе сам найдёт.
Эти слова он бросил уже в закрывшуюся дверь. Тимофею Борисовичу они понравились.
— Новый Егор как-то веселее прежнего.
— Я тот же самый. Просто за сутки всё достало. Будто из люка вылез в незнакомом городе. Бесит. Остаётся только ржать над собой.
— Ты точно меня не помнишь? И что мы вместе четвёртый год?
Слово «вместе» кольнуло. Хотелось бы надеяться — гомосятиной не пахнет.
— Не помню. Но вы подскажите, намекните.
Если бы тренер полез целоваться, получил бы «кия» в переносицу тем самым ударом, каким Егор понтовался перед филологинями.
Обошлось. Узнав, что подопечный не захватил форму, предложил идти в зал босиком, раздевшись сверху до пояса и оставшись в одних штанах. Тех же самых — светло-зелёных стройотрядовских, достаточно широких.
— Побежали!
Зал был просторный, в полную баскетбольную площадку, о чём напоминали щиты с кольцами и сетками по торцам. Но, конечно, все стены были уставлены мордобойным инвентарём, один угол вместил шведские стенки и стойку с гантелями.
Они нарезали несколько кругов. Егор ощутил, что бежится ему легко. В прежнем теле уже сипел бы, задыхаясь. Тренер, наоборот, был недоволен.
— Расслабился, сэмпай. Москва на пользу никому не идёт.
Даже в ней рождённым?
— Вы правы, тренер.
— Надо отвечать: ос, сэнсей.
— Ос, сэнсей.
— Не останавливаясь, маэ гэри!
Моя гиря?! Увидев, что наставник резко ударил правой ногой воображаемого противника впереди, Егор просто повторил движение, как и вчера удивившись, насколько охотно тренированное тело воспроизвело приём.
Они повторили ещё десяток ударов руками и ногами, Тимофей Борисович часто оглядывался, но больше ничего не говорил.
— Ямэ! Закончили разминку. Что-то вспоминается?
— Смутно. Руки и ноги лучше помнят, чем голова.
— Это только фигура речи, Егор. У конечностей нет памяти. Всё помнит головной мозг. Только у тебя нарушены связи между большими полушариями и той частью коры, где зашиты рефлексы. Чего же такого наглотался в поезде?
— Я вообще не уверен, что сделал хоть глоток после пива.
— Московское «Жигулёвское» — дрянь отборная, но не до такой же степени… Что ты последнее помнишь перед тем, как уснул?
Он не решился откровенничать, как Мюллер теребила ему конец под одеялом.
— Я не помню, что было последним!
— Ты как мой кавказский овчар, подбираешь всякую гадость где ни попадя, потом лечи тебя. На центр! Проверяем, что ты помнишь из защиты. Хаджиме!
Егор довольно легко отразил блоками одиночные удары, от нескольких увернулся. А вот серии — пропускал. И хоть тренер не пытался его нокаутировать, выходило болезненно и требовало ответа. Настолько, что когда сэнсей раскрылся в выпаде, врезал ногой в промежность, а затем руками провёл пару прямых в голову.
Это было очень некстати. Прихватив подмышки довольно тяжёлое тело, ростом сэнсей был чуть ниже, зато гораздо больше мяса, Егор оттянул его в комнатёнку и, намочив полотенце под краном, принялся приводить в чувство.
— Это ты меня так лягнул? Бля-а-а, как голова звенит…
— Простите, Тимофей Борисович. Вы меня несколько раз сильно ударили, а потом, когда раскрылись, во мне словно что-то выстрелило. Бах-бах, и вы лежите. Давайте я помогу вам встать.
Тот попробовал подняться с кушетки, куда его уложил ученик, но тотчас скрючился.
— Ёо-о-о… Ты мне шары отбил! Совсем идиот?!
— Я же не нарочно…
— Не наро-очно, — передразнил тренер. — Как маленький. Ещё скажи — оно само.
— Оно само так получилось. Может, мне больше вообще не приходить в спортзал?
— Ишь чего вздумал — откосить? — тренер, наконец, разогнулся. — У нас в феврале встреча с погранцами и ментами. Те по яйцам лупят как садюги, два раза просить не надо.
— Но вы же до февраля мне объясните, куда можно бить, куда нельзя…
Тренер пару раз присел и осторожно пощупал свой пах.
— Фаберже синими будут. Но вроде обошлось. Сука ты, ученик. Но — талантливая сука. Короче, ментов можно и нужно бить куда угодно. Но только в спортзале — в додзё. На улице ни в коем случае — статья. Да ты и сам скоро станешь ментом, поймёшь — за что их не любят. Договоримся так. Жду тебя здесь в десять часов 2 января. Позанимаемся. Поговорим за жизнь.
— Ос, сэнсей.
— Так-то лучше. Кстати, тебе есть с кем Новый год встретить? Если что…
— Есть. Спасибо.
— Дать полотенце для душа?
Егор с некоторым удивлением обнаружил, что не особо вспотел. А пока таскал волоком и приводил в сознание тренера, так даже и успел остыть.
— Нет, спасибо. Я уж в общежитии.
— Стой! Чуть не забыл. У тебя талоны на питание должны были кончится.
— В вещах у себя не обнаружил. Буду обязан.
Он вышел на улицу, приятно отягощённый пачкой талонов в столовую. Каждый обеспечивал питание в столовке, хватало на январь и февраль. Призрак голодной смерти несколько отступил.
По праву отдежурившего, Лёха приплёлся в РОВД довольно поздно — к обеду, в гражданской куртке, слегка зашитой на спине, куда угодил кусок витрины. Рассказ Димона об одёжном Клондайке на «Верасе» породил надежду прибарахлиться там, возможно — недорого. Дешевле, чем у фарцовщиков. Тогда можно и старую выбросить.
Рядом с кабинетом обнаружилось нездоровое оживление. Вася-Трамвай в окружении заместителя Папаныча и других оперов что-то возбуждённо втолковывал коллегам, яростно жестикулируя.
