На крыльце стояло несколько человек, неприметных на первый взгляд. Заметишь такого на улице, и через минуту забудешь его лицо. Впечатление усиливала серая одежда и одинаковые стрижки.

Мы обогнули дом. На заднем дворе стояли манекены, видимо, для тренировки. А рядом располагалась зона для медитации. Я смог рассмотреть сад камней, вокруг который кто-то умело расчертил полосы на песке. Чуть поодаль в небольшом пруду плескались карпы.

— А у нас на заднем дворе стоит чурка для рубки поленьев, — поделился я с улыбкой. — Начальник охранки там машет топором в свободное время.

— Ваш отец — достойный человек, — неожиданно выдал Александр Васильевич и сурово свел на переносице брови. — В свое время я не смог уберечь тех, кто мне был дорог. Их убили враги семьи. Мой брат отослал своего сына в… далеко от себя, чтобы его не постигла участь моей семьи. Не знаю, правильно ли он поступил. Но не прошло и дня, чтобы я не думал, как могла бы сложиться судьба моих детей, если бы я отправил их подальше от себя. Если бы я не был так самоуверен. Знаю, это не мое дело. Но полагаю, что отец отправил вас к бабушке, не только потому, что не мог справиться с вашей проснувшейся сутью. Есть вероятность, что он убрал вас с линии огня. Времена тогда были суровые. Вас могли бы убить, чтобы добраться до него. А когда он прилюдно выбрал не семью, а работу, вы оказались в безопасности.

Я стоял, глядя в сторону и не видя там ничего. Перед глазами дрожала странная темная пелена. Меньше всего я ожидал от Морозова подобной откровенности. И совсем не хотел слышать его видение моих семейных отношений с родными.

— Вы помните своего отца? — спросил я сухо.

— Да, — коротко ответил мужчина.

— Он был достойным человеком?

— Да. Но отцом был негодным. Он стравливал меня с братом. И побаивался моего дара. Отчего-то решил, что я обязательно захочу забрать у брата титул.

— И вы ведь забрали, — уточнил я.

— Я заслужил свой титул, придя в этот мир простым солдатом, который не имел права на отчество, — возразил Александр. — А мой брат возглавляет сейчас род, от которого я ушел.

— Вы бросили свою семью? — удивился я.

— Оставил, — поправил меня мужчина. — Вы простите меня, Павел Филиппович, что я позволил себе лишнее. По всем законам жанра мне стоило смолчать. Но я заметил, что князь Чехов постарел за те минуты боя, когда вы едва не погибли. Он может казаться вам холодным и безразличным, но внутри он горит. Я это вижу. И слишком хорошо знаю каково это…

Я не знал, что на это ответить и лишь повел плечами.

Морозов же подошел к неприметной двери, которая вела в подвал. Потянул на себя заскрипевшую створку. И из помещения потянуло холодом.

Александр Васильевич на мгновение замер у входа, словно не решаясь войти. Его лицо потемнело. Мужчина зябко поежился, глубоко вздохнул, будто готовясь к чему-то неприятному и неизбежному, но все же шагнул через порог. Я последовал за ним.

Холодная комната была небольшой и напоминала прозекторскую. Только стены были выложены кирпичом. Она могла бы стать винным погребом, но хозяева особняка определили для нее другую роль. В центре помещения расположился обитый металлом стол, на котором лежало тело. А рядом стояли Зимин и облаченный в белую рясу жрец Синода, имени которого я не знал.

— Добрый день, мастер Чехов, — поприветствовал меня Стас.

— Добрый, — ответил я. — Хороший бой. Вы справились без миньонов.

— Хотел понять способности этих ребятишек, — произнес кустодий и похлопал по накрытому простыней телу. — Так сказать, узнать их потенциал. Потому выбрал самого крепкого и вызвал его один на один.

— Вы рисковали, — заметил я.

— Не стану врать, этот парень едва меня не достал. Я был близок к тому, чтобы призвать ледяного помощника. Но есть вероятность, что с ним бы я лишь потерял время.

Морозов подошел к столу, поднял край простыни, взглянул на лицо покойного. И задумчиво пробормотал:

— Сейчас мы узнаем, кто ты и откуда.

Глава кустодиев опустил ткань, обернулся к лекарю:

— Мастер Лука, начинайте. Нам нужен ваш диагноз.

Лекарь призвал тотем, и рядом с синодником тут же появился слуга Искупителя — высокий и худой ангел, крылья которого выглядели словно ряды тонких игл. От фигуры к Луке потянулись нити белой силы.

Лекарь провел ладонями над телом, и рядом со столом появился силуэт человека. Только в разрезе, будто на анатомическом атласе. Серые внутренние органы, к которым тянулись пустые нити кровеносной системы.

— Гибель наступила… — начал было он, но Морозов его перебил:

— Это понятно, мастер Лука. Я был на дуэли и видел, отчего погиб Епифан Минин. Вы нашли что-то… особенное.

Синодник едва заметно скривился и кивнул:

— Смотрите. Здесь, — он указал на призванный манекен. — У этого человека есть один отдел в головном мозге. Уж не знаю, за что он отвечает, но… это явно какая-то мутация.

Морозов кивнул. Синодник же продолжил:

— А еще, в этом месте растет странная опухоль. Вот.

Он указал на черную точку в схеме мозга.

— Предполагаю, что она способна стимулирует выработку особого гормона, который отвечает за ярость и невосприимчивость к боли.

— Неужели, — фыркнул Стас и под холодным взглядом синодника поджал губы.

Морозов снова кивнул:

— Понятно. Еще что-нибудь? — поинтересовался он, и Лука покачал головой:

— Больше ничего.

— Хорошо. Большое спасибо, мастер Лука, — Морозов поблагодарил синодника и обернулся ко мне:

— Павел Филиппович, не поможете нам провести… посмертный допрос?

— Охотно. Но его голова отделена от тела…

— Это несложно исправить, — охотно отозвался Лука и ловко приладил голову к шее.

Из рук жреца полилась светлая сила, которая сплавила мертвую плоть. Я знал, что некоторые лекари способны восстанавливать сломанные кости и разорванные мышцы, но вппервые видел это воочию. И тем более так быстро.

— Как новенький, — с гордостью сообщил синодник.

— А не оживет по-настоящему? — усомнился Стас и его руки покрылись инеем.

— Он совершенно мертв, — сказал я. — В этом я уверен.

Я подошел к лежащему на столе телу. Призвал тотемы и тотчас рядом со мной появился кряжистый пень.

— Вот до чего ж он у вас ладный, — внезапно одобрительно протянул Зимин.

Я покосился на опешивший от такой оценки пень, который смущенно подобрал под себя корни. Но тотем делал свое дело, протянув мне нити силы.

Я же начал осторожно напитывать мертвеца энергией. И на «анатомическом атласе» по венам Епифана поползла черная сгустившаяся кровь. Сердце сократилось и принялось дергаться, имитируя биение. Замигали, разгораясь, точки в мозгу. Но остальные органы так и остались серыми.

— Интересно наблюдать за этим, — произнёс я, рассматривая картину. — Никогда такого не видел.

— Я тоже, — задумчиво произнёс Лука, глядя на атлас. — Я тоже…

Мертвец захрипел и резко сел на столе. Уставился на меня единственным затянутым мутной поволокой глазом:

— Спрашивай, некромант, — клацая зубами, просипел он.

— Кто ты? — начал я допрос.

— Епифан Минин.

— Из приюта святого Федора? Первого городского? Северского?

— Нет, — был мне ответ.

Клетки мозга начали медленно заполняться темной энергией. Нити потянулись к отделу, где была опухоль.

— Из какого вы приюта? — продолжил я допрос.

В этот раз, мертвец помедлил, словно пытаясь сопротивляться моей воле. Пришлось повторить вопрос.

— Викторианский приют святой Анны, — ответил Епифан.

— В Петрограде?

— Нет.

— Спросите его, откуда они пришли, — приказал Морозов.

— Откуда вы прибыли? — задал я вопрос.

— Из княжества Выборгского, — лязгая зубами, ответил мертвец. — Оно как ваш Петроград.

— Что? — не понял я. — Что значит «как ваш Петроград»?

— Спросите, как называется мир, мастер Чехов, — мягко попросил Морозов. Я обернулся к главе кустодиев и глупо уточнил:

— Что значит «как называется мир»?