— Как она могла устоять перед таким, как я? — он шутливо развел руки в стороны. — Я красив, высок, умен, и…

— Скромен, — добавил Волков и захохотал.

— И харизматичен, — поправил его Гордей и продолжил уже серьезнее, — Но если уж откровенно, мне и самому не верится, что такая шикарная девушка ответила мне взаимностью. Теперь мне обязательно надо быть законопослушным поданным. Потому как вскоре мою фамилию будет носить моя супруга.

— И повезло же вам, Гордей Михайлович, что она у вас адвокат — завсегда вытащит из передряги, — подмигнул ему Волков.

— Она работает с кустодиями, — напомнил я с показной беспечностью. — Потому может не только вытащить из передряги, но и организовать визит в каменный мешок в подвалах службы кустодиев. В профилактических целях, конечно же.

При упоминании этого скорбного места два бывших преступника сотворили перед собой охранный знак.

— Если мне и понадобится помощь по части закона, то я уж лучше по старой памяти — к Чехову отправлюсь, — отозвался Гордей. — Он и поможет, и не станет потом неделями мне припоминать промах. С моей невестой так не выйдет. Она у меня строгая.

— Это хорошо, что строгая, — ухмыльнулся Волков. — Слабая женщина нужна только такому же слабому мужчине.

Тут бывший кадет посмотрел в окно моего дома, словно мог увидеть за занавеской кого-то. Я проследил за его взглядом, но не смог различить никого в темноте комнат.

— Я тоже решил начать жизнь заново, — внезапно сказал Юрий. — Быть может, тоже найду себе супругу. Мне тут намекнули, что моя помощница ко мне неровно дышит. А я даже не замечал этого. Слишком глубоко погряз в делах и позабыл, что я еще не совсем старик.

— Вот и правильно, — кивнул я, испытывая облегчение оттого, что Волков открыто дал понять, что не станет преследовать Яблокову. Не думаю, что моему батюшке понравилось бы такое.

— Слышал, что ваша мачеха ушла в монастырь, — заметил Плут, когда молчание затянулось. — Странное это место. Я бы никогда…

— Всякое бывает в жизни, — перебил его Волков и нахмурился. — Ежели душа человека хочет единения с Искупителем при жизни, то нельзя с этим спорить. И раз Маргарита Ивановна решила отойти от мирской суеты, то у нее на это были свои причины. Поговаривали, что она давно уже отошла от дел и жила при монастыре. Главное, чтобы князь не впал в тоску из-за этого. Брак ведь теперь расторгнут.

— Он справится, — вздохнул я, понимая, что по Петрограду уже пустили нужные слухи о моей семье. — В конце концов — на все воля Искупителя.

Мы еще немного побеседовали, а затем я обменялся с гостями короткими рукопожатиями и отправился в дом. За сегодняшний день я устал и хотел спать, а история призрачного приказчика заняла много времени, и на часах было глубоко за полночь. Поднялся по ступеням крыльца, пересек приемную и вошел в гостиную, где встретил Людмилу Федоровну, которая стояла у окна и задумчиво смотрела в сторону арки. Свет горевшего на улице фонаря выхватывал её профиль, и в глазах отражалось мягкое сияние. Она выглядела по-особому живой, лёгкой, почти счастливой.

— Знаете, Павел Филиппович, — тихо сказала она, не оборачиваясь, — у моих окон давно не собирался весь цвет криминального Петрограда.

— Они пришли не за помощью, — ответил я. — А за тем, чтобы защитить меня.

— Благородное дело, — вздохнула она. — Надо бы угостить гостей чаем за такой поступок. Где-то на кухне у меня было несколько термосов. Да и пирожки с вечера вроде остались. Попрошу Евсеева угостить ребят. Незачем им голодать. А то еще потравятся этой… как ее… шавермой, которой торгуют в ларьке на углу.

— Она не такая уж и гадкая… — безрассудно возразил я и тотчас пожалел об этом.

— Не говорите, что вы пробовали эту гадость, — всплеснула руками Людмила Федоровна. — Не вздумайте делать этого впредь. Иначе я пожалуюсь на вас…

— Софье Яковлевне? — подсказал я.

— И ей тоже, — торопливо ответила Яблокова и покраснела. — И вашему папеньке скажу, что вы от рук отбились.

— И когда вы ему скажете об этом?

— Могу завтра, когда мы отправимся в театр, — ответила соседка и, шурша юбкой, направилась на кухню.

Я покачал головой и пошел в свою комнату. Призраков в помещении уже не было. Поэтому я тяжело опустился на кровать, снял галстук и выдохнул. За окном мерцали редкие фонари, и где-то за аркой проезжала машина. Вдалеке позвякивал последний дежурный трамвай. Мир медленно засыпал. Всё казалось спокойным и умиротворяющим.

Я прикрыл глаза. Перед внутренним взором вновь всплыло лицо Арины Родионовны улыбающейся, с тем самым доверчивым взглядом, от которого внутри становилось светло:

— Вы запозднились, мастер Чехов, — улыбнулась она в и шутливо погрозила мне пальцем. А затем девушка подошла ко мне, приподнялась на носочках и поцеловала в щеку:

— Я просто заглянула, чтобы пожелать вам доброй ночи, — шепнула она мне в ухо и я улыбнулся:

— Доброй ночи, — пробормотал я, понимая, что уже сплю.

Я проснулся задолго до того, как прозвенел будильник. За окном утро только набирало силу, но лучи солнца уже пробивались сквозь неплотно сомкнутые занавески, и на потолке дрожали блики солнечных зайчиков. Видимо, ночью прошел небольшой дождь, и из приоткрытого окна в комнату тянул прохладный воздух, пахнущий камнем, мокрой корой дерева и свежестью.

Где-то в стене бурчал неугомонный Козырев. Судя по всему, он вновь повздорил с дочерью, к которой регулярно заглядывал через один из своих порталов.

— Додуматься только в Сибири вставить зеркало на веранду. Там же холод… испортится и рама и стекло. Вот начнет отслаиваться амальгама и что потом с этим делать? — жаловался Василий. — И где только была ее голова?

— Насколько я понял, ваша дочь предложила создать зеркало из металла, — ответил ему Борис Николаевич. — Оно ведь вечное, и вам не о чем будет переживать.

— Традиционно используют настоящие зеркала из стекла, — упрямо возразил Козырев. — Надо уважать старинные законы.

— По старинным законам ваш дух должен быть привязаны к табуретке, на которой вы почили, — резонно заметил собеседник. — Или уйти за грань, как и все порядочные призраки.

— А я, по-твоему выходит, непорядочный? — взвился Василий, который, казалось, только и ждал повода поскандалить. — Значит, так ты обо мне думаешь? Я о тебе забочусь, в доме принял как родного, не пинаю по углам, даже ни разу не оттяпал от тебя кусок! Силу некромантскую с тобой делю, как с братом. А ты меня… в лицо! В глаза! Непорядочным назвал! Да я тебя за это…

— А что у вас тут происходит? — послышался растерянный голос Грумова, который еще не привык к демонстративным войнам обитателей дома.

— Куда⁈ — заорал Козырев и стало ясно, что Борис вновь просочился сквозь пол и был таков. — Лови его, чего стоишь! — приказал Василий призраку репортера и их голоса стали почти неразличимы.

Наверное, они отправились в подвал, звуки оттуда практически не доносились до моего уха.

Я уже улыбался во весь рот, понимая, что домашние призраки развлекаются как могут и точно не собираются развоплощаться.

Некоторое время я лежал на кровати, не желая выбираться из-под одеяла, но затем все-таки с неохотой сел на постели, опустил ноги на холодный пол. Направился в ванную, где быстро умылся, и взглянул на себя в зеркало. В отражении виднелось лицо человека, который, наконец, выспался. На душе ощущалось странное спокойствие. Словно кто-то снял с плеч невидимый камень. И все, что я делал последние месяцы, наконец начало приносить плоды. Быстро оделся, выбрав темно-синий костюм, я вышел из комнаты.

Людмила Фёдоровна уже ждала меня в гостиной. На столике дымился пузатый чайник, рядом на глиняной тарелке лежала высокая стопка румяных блинчиков, в креманке темнело малиновое варенье.

Сама Людмила Федоровна стояла у окна, облокотившись на подоконник. Она облачилась в непривычное для нее голубое платье из тонкого хлопка. И казалось, не видела ничего вокруг, кроме улицы. На щеках женщины играл лёгкий румянец, глаза сияли влажным блеском. Она вынула из кармана зеркальце, чтобы убедиться, что прядь волос не выбилась из причёски. И улыбнулась той смущенной тёплой улыбкой, которая делает женщину моложе на десяток лет.