— Сказка эта точно не для детей, — пробормотала Белова, наливая себе чай, а стоявший у стены Зимин задумчиво потер подбородок:

— Кажется, недавно была такая же луна, — произнес он, и я кивнул:

— Все так. Но до этого мы еще дойдем. А сейчас вернемся к временам далекого прошлого. Так вот, матери все-таки удалось достучаться до девочки и постараться убедить ее покинуть деревню. Уехать в столицу, поступить учиться на кухарку, и устроиться на работу в какую-нибудь семью. Это тоже было своего рода династией, потому что бабушка и мать девочки были кухарками.

— В этой профессии куда меньше риска, чем в охоте, — заметил Волков, и я кивнул:

— Шло время. Девочка выросла, похорошела и устроилась кухаркой в семью аристократов. И даже нашла себе жениха. Но в память об отце она носила ту самую красную шапочку. И время от времени, когда над болотами вставала большая, красная луна, она возвращалась в деревню. Чтобы найти того, кто убил отца. Уходила в лес тогда, когда опасались даже самые умелые охотники.

Я ненадолго замолчал, чувствуя, как по комнате пробежал лёгкий холодок. Напитавшиеся силой призраки, стоявшие у стены, тоже внимательно слушали мою «сказку».

— И вот недавно, она напала на след, по которому шла, пока не вышла к старому кургану. Туда, где, по слухам, погиб ее отец. У подножия кургана она и увидела того зверя.

Я замолчал на мгновение, позволив слушателям представить его.

— Она бросила ему вызов, сразилась и убила его в честном бою. Тем самым топором, который достался ей от отца. А затем сожгла останки. И когда она стояла и смотрела на огонь, за ее спиной появился еще один зверь. Который не спешил нападать.

Я откинулся в кресле, наблюдая, как свет из окна медленно ложится на лица моих слушателей. А затем продолжил:

— Зверь стоял, будто боролся с самим собой. Потом поднял морду, глухо завыл, обозначив свое присутствие. Девушка резко развернулась и приготовилась к бою, но застыла, заметив знакомые черты в облике зверя. Это и не дало ей нанести первый удар. А вот зверь так и не смог перебороть свою натуру. И напал. Это был тяжелый бой. Зверь сильно покусал девушку, но она одержала победу. И добавила в костер второе тело. С тяжелым сердцем возвращалась она в деревню. Хотя и понимала, что ее отец теперь не просто отомщен, но и освобожден от тяжкого бремени быть зверем. С каждым шагом силы покидали ее, но с рассветом она смогла выйти на опушку леса перед деревней, где и потеряла сознание. Где ее и подобрали охотники. И отнесли в дом старосты. От укуса девушка сильно захворала. Металась в горячке, а охотники и даже местный деревенский знахарь не ведали, что делать с этой болезнью. Просто присматривали за больной и молились Искупителю, чтобы она поправилась.

— Так себе у них там уровень лекарского дела, — заметила Елена Анатольевна. — По-хорошему натравить бы на ту деревню проверку из прокуратуры. За оставление в опасности.

Я только развел руками:

— Говорю же, что про то поселение забыл даже Сам Искупитель. Но в этот раз он прислушался к мольбам селян. И прислал в деревню спасательный отряд. Правда, среди прибывших оказался потомок тех самых лесных зверей, с которыми столетиями сражались охотники.

Боковым зрением я заметил, как Плут усмехнулся, видимо, понимая, о ком идет речь.

— Так что селяне взялись за вилы и топоры. И кабы не спустившийся на землю слуга Искупителя и один особый ритуал, пришлось бы отряду вступить в бой. И возможно сгинуть в тех болотах. Но спасители забрали болезную, выбрались из тех глухих мест и привезли ее в город, где лекари смогли избавить ее от хвори.

В комнате повисла тишина. Даже призраки не шелохнулись. Я взглянул на собравшихся. Все выглядели чуть спокойнее. Алиса с Шуйским, которые сперва пришли с вестью о помолвке, слушали с каким-то странным вниманием, словно тоже знали: не каждая сказка кончается «и жили они долго и счастливо». Белова отставила чашку, задумчиво глядя на её дно, и тихо пробормотала:

— Грустная сказка.

Шуйский молчал, смотря себе под ноги.

— Грустная, — согласился Морозов. — Но хорошая. В тех краях, откуда я родом, тоже есть такие «охотники». Правда, истребляют они не только лесное зверье.

Я кивнул.

— Возможно. В каждой сказке есть доля правды. А иногда и вся правда, которая просто замаскированная под небылицу.

— А девочка, стало быть, выжила? — обеспокоенно уточнила Софья Яковлевна.

— Конечно, — ответил я. — Хвала Искупителю, она жива.

— И будет жить, — послышался от лестницы хмурый голос Фомы.

Я отвернулся. Питерский стоял в приемной, усталый, но довольный.

— Она заснула, — продолжил парень. — А я вот решил спуститься, чтобы послушать. И спасибо сказать, что лекарей помочь попросили. Они свое дело знают.

— Давно там стоишь? — с улыбкой уточнил я.

— Достаточно, чтобы узнать финал, — ответил тот. — Но я со второго этажа все слышал. У меня слух чуткий. Как у кота.

Все засмеялись, но в этом смехе чувствовалось то самое облегчение, которое приходит только после долгой ночи. И на какой-то миг в приемной стало чуть теплее. Даже дождь за окном, казалось, был просто напоминанием о том, что долгая, полная ужасов ночь кончилась, а утро, наконец, всё-таки наступило.

Я улыбнулся, сделал глоток чая и отставил чашку. Впереди была еще долгая практика, на которой у меня будет еще много интересных дел, в этом я был уверен. Но сейчас, в кругу людей, которых я мог бы назвать друзьями, мне наверное впервые в жизни было тепло и уютно.

Я очнулась в доме, обставленном в стиле ретро. Думаю, 50–х или 60–х. В этом доме бежевые стены, темный ковер, квадратные кресла и диван на тонких ножках. Над головой круглая тканевая люстра.

Я не знаю этот дом.

На моих руках хозяйственные перчатки, а под ногами таз с грязной водой.

«Я мыла пол!?» — подумала я, и в сознании словно что-то надломилось.

Из рук падает тряпка. Пульс набирает темп.

«Где я? Кто я?».

Я искала людей, но напрасно. В доме я совсем одна и, судя по расставленным повсюду картонным коробкам с надписями «гостиная», «прихожая», «хрупкое», не так давно был переезд.

Сбросив с рук перчатки, увидела на пальце обручальное кольцо и едва не снесла в гостиной телевизор. Небольшой ящик на ножках с выпуклым экраном чудом остался стоять на месте.

Отлепила глаза от кольца уже в кухне. Взгляд торопливо метнулся от большого холодильника с округлыми краями к квадратной белой плите старого образца — такие давно не выпускают. Над столешницей полка с расставленными на ней железными банками — выстроены в ряд в порядке уменьшения с дотошной точностью в промежутках между ними. Над раковиной широкое окно с белыми занавесками.

Заглянула в кладовую при кухне, а там от пола до потолка расставлены консервы, стеклянные банки и крупы. Все чисто и аккуратно, как с картинки.

Шарахаюсь по дому, как безумная.

Во всем доме может и не быть зеркал, но в ванной будет обязательно! В догадке не ошиблась и, когда увидела свое отражение, челюсть рухнула вниз.

Я — это по-прежнему я, вот только блондинка. Распустив пучок волос, потрясенно уставилась на короткие волосы — сейчас они чуть ниже плеча, а были ниже лопаток! А когда взгляд остановился на лице, сразу скривилась: мои тонкие губы не позволяют носить яркую красную помаду, иначе создается впечатление, будто они поджаты; стрелки на веках — что ж, недурно; ну а брови… У меня глубоко посажены глаза, и брови с приподнятыми вверх уголками придавали моему лицу выражение строгости, а здесь, прямо избегая такого эффекта, им попытались придать форму полукруга. В целом на мне образ не самой привлекательной глупышки. Так я еще никогда не выглядела.