— Я имела приданное, которое заслуживает любой крови и любых денег! Дар, который стоит очень дорого. К тому же, несмотря на потерю памяти, я не была деревенщиной без воспитания и манер. Я точно знала, как держать вилку и как низко надо склоняться перед императором. Нужно понимать, что обладая одним лишь талантом, я не смогла бы очаровать твоего деда. Он не был простаком.

— Считаешь, что Нечаева недостаточно хороша для твоего внука в глазах общественности?

— Отчего же? Семья Нечаевых имеет влияние в Империи, достаточное для того, чтобы ее пригласили в резиденцию за город. Взять показания спокойно могли и в столице, однако Нечаевым выдали отдельный дом по соседству с нашим… Тем самым император дал понять, что считает их семью достойными подданными.

— Значит, мне повезло.

— Если уж откровенно, будь даже Арина простолюдинкой, то тебя бы это не остановило. Нашей семье пришлось бы напомнить соседям, друзьям и недругам, что не стоит мешать нам быть счастливыми.

Я лишь кивнул — говорить «спасибо» в третий раз показалось банальным. Но возникшую неловкую паузу нарушил Лаврентий Лавович, который вернулся в гостиную Он уже успел освежиться и надеть белую рубашку, новые брюки и жилет.

— Надеюсь, я не заставил вас долго ждать? — обеспокоенно уточнил он, одергивая полы одежды.

— Вы прекрасно выглядите, — успокоила его бабушка. — Что ж, а теперь идемте…

— Куда? — насторожился я.

— Приводить в чувство вашу соседку, — спокойно пояснила Софья Яковлевна. — Если ее душа не ушла в межмирье, то мы вместе вернем ее в тело.

— У тебя есть план? — растерянно спросил я.

— У нас есть силы, — ответила бабушка. — Будем использовать то, что имеем. И посмотрим, что будет.

Мы по очереди вошли в комнату Виноградовой. Рядом с кроватью в кресле расположился Фома и негромко читал вслух бухгалтерскую книгу. Иришка сидела у окна и пришивала оторванные пуговицы к рубашкам, которые горкой лежали в корзине для белья.

— Не помешаем? — поинтересовалась княгиня.

Иришка смущенно покосилась на Питерского, словно ожидая пояснений. И я в очередной раз поразился тому, как парень не замечает всей глубины чувств, которые к нему испытывает девушка.

— Что вы, Софья Яковлевна! — Фома убрал тетрадь в тумбочку и поднялся во весь свой немалый рост. — Мы, наверное, пойдем…

— Думаю, было бы неплохо, если бы все остались в комнате, — внезапно попросила княгиня. — Мы попытаемся призвать нашу болезную. И если она отзовется, то будет славно, если рядом окажутся те, кого она помнит и кем дорожит.

— Это еще зачем? — осторожно осведомилась Иришка.

— Думаю, госпожа Чехова опасается, что наша Людмила Федоровна может вернуться немного сбитая с толку, — с готовностью пояснил Лаврентий Лавович.

— Что это значит? — насупился Питерский.

— Мы предполагаем, что душа Виноградовой может оставаться в кольце на ее пальце. Точнее, в камне.

— Его расколоть надобно? — бесхитростно уточнил Фома. — Это я мигом!

Бабушка покачала головой

— Вещица долгое время берегла жизнь нашей женщине, а сейчас, вероятно, бережно хранит ее душу, — со вздохом произнесла она. — А ты хочешь его разбить…

— Вы так говорите, словно эта вещица живая, — подозрительно подобралась Иришка.

Княгиня указала на каменный кулончик на цепочке, который выскользнул из-за ворота платья девушки, и беспечно заявила:

— У вас тоже есть предмет, который чуточку такой же живой… Эти камни на деле — застывшая черная смола одного дерева, которое растет в особенных местах.

— Как интересно! — восторженно выдохнул Лаврентий.

Кажется, у него сегодня был день открытий, но я решил пояснить природу украшения Виноградовой.

— Кольцо выбрало Людмилу Федоровну своей компаньонкой. Снимать с нее кольцо не стоит. Как мне пояснил Александр Васильевич, артефакт сам решает, когда ему пора уходить. Когда наша болезная надумает с ним расстаться, то сама снимет его.

— Значит, не будем терять времени! — предложила бабушка. — Мы тут медленно стареем, вместо того чтобы заниматься делами.

Княгиня подошла к окну и распахнула раму. В комнату ворвался прохладный ветерок.

— Ярослав! — неожиданно звонким голосом позвала некромантка.

К моему удивлению, парень тотчас явился. Он осторожно заглянув в окно и кивнул всем присутствующим.

— Нам надо, чтобы вы нас подстраховали, — продолжила бабушка, как не в чем ни бывало.

— Это как?

— Создайте щит, который закроет живых на случай, если комнату зальет огнем.

— Огнем? — с опаской переспросил я.

— Виноградова смогла договориться с артефактом, который не стал бы сотрудничать с кем-то без высшего ранга Легенды. Насколько я знаю, она не владела этим рангом при жизни.

— Она призналась, что стала Легендой прямо в момент своей смерти, — подтвердил я предположение бабушки.

— Мы не знаем, как сейчас для нее течет время. Может быть, она провела в этом кольце столетия. Или же время для нее застыло. А может это самое кольцо вернет ее сознание в том же виде, в котором призрак покинул тело много лет назад. Если в момент смерти Виноградова от кого-то отбивалась, то, вполне возможно, она нападет на нас.

— Она не нападала! — вдруг вспомнил я. — Она приняла смерть от кого-то, кому доверяла. Кажется, именно так она однажды выразилась…

— То есть, ты не нашел времени выяснить подробности смерти у Любови Федоровны? — с упреком резюмировала княгиня.

— А я говорил, что Любови Федоровне было бы приятно, если бы вы спросили, как ее по голове тюкнули топором… — проворчал Фома.

— Это неприлично, — возразил я.

Но бабушка отмахнулась:

— Глупости! Но мы должны быть готовы к тому, что на нас может напасть огневичка с рангом Легенды. И ее придется…

— Только по голове бить не надо! — быстро попросил Питерский. И смутился, когда на него посмотрели все присутствующие. — А то во второй раз кольцо может не сработать. Павел Филиппович как-то говорил, что женщин бить не просто нельзя, а еще и неприлично!

Мы полукругом встали возле кровати, на которой неподвижно лежала Виноградова. По моей просьбе Фома подошел к хозяйке дома и осторожно снял с нее одеяло. И я увидел, что тело ее находилось на странной воздушной подушке.

— Я использую специальный артефакт, который позволяет болезному левитировать, — пояснил лекарь в ответ на мой удивленный взгляд. — Воздух создает невидимые глазу небольшие волны, которые не дают застойным явлениям образовываться в мышцах.

Я кивнул:

— Понятно…

— Такое, поди, очень дорого стоит? — хитро вдруг уточнил Фома и зачем-то внимательно посмотрел в лицо Любовь Федоровны.

— Разве это важно? — возмутился было Лаврентий Лавович. — Я покупаю все нужные снадобья и артефакты, чтобы процесс исцеления проходил как положено.

— Важно! — не сдавался Питерский. И добавил в голос обеспокоенности: — Как дорого обходится такое долгое лечение?

Он наклонился ближе к Виноградовой и тихо произнес:

— Мы скоро по миру пойдем с такими-то тратами…

— Да что… — взвился лекарь, но я положил на его плечо ладонь и покачал головой.

— Не принимайте это на свой счет… Таким образом Фома просто пытается призвать нашу болезную.

— О! — понял Лаврентий Лавович, и лицо его просияло.

Он повысил голос и произнес:

— Дорого, конечно! Но куда деваться?

— Что происходит? — удивленно спросила Софья Яковлевна, переводя удивленный взгляд с Фомы на лекаря. — Если дело в деньгах…

— Плевать на деньги! — заявил я довольно громко и решительно.

Бабушка прищурилась и окинула взглядом лежащую перед нами женщину. А затем неуверенно произнесла:

— Деньги не главное. Даже если придется потратить несколько десятков тысяч…

— Или продать жилище, чтобы оплатить лечение, — громко поддакнул Фома.

— Даже если придется переехать в доходный дом где-нибудь на окраине, — предположил я.