— Жертва должна быть добровольной, — Роман заговорил с жаром. — Подходящий член семьи должен отдаться своим страстям, раствориться в своих желаниях. Должен забыть о цивилизованности и законах. Он должен войти в состояние медитации, в котором перестанет осознавать себя…

— Звучит скверно, — скривился я.

— … чтобы стать зверем, — закончил парень и тряхнул головой, — я мог бы сделаться этим самым духом. Если бы я не умер задолго до этого дня, то сумел бы стать миньоном семьи. Уверен, что стал бы им…

Призрак замер, глядя куда-то вдаль. Стало ясно, что он оказался в своих воспоминаниях.

— Каким образом приносилась жертва? — сухо поинтересовался я, чтобы вернуть его к разговору.

— Молодого половозрелого Шуйского надо было вызвать на бой в круг бойцов. Там он должен впасть в особое состояние азарта…

Я понял, что уже слышал о чем-то подобном. И потер переносицу, пытаясь вспомнить почему эта история кажется мне знакомой.

— Он должен был не замечать ран и усталости. Перестать быть собой…

— Этим кем-то должен был стать кто-то из тех, чьи волосы положили на алтарь? — уточнил я.

— Верно.

— А те, чьих волос там не было?

— Они не стали частью нашей семьи. И миньон не станет их защищать.

— Значит, Дмитрий не стал по-настоящему Шуйским. И ему не грозит вскармливать миньона…

— Все не совсем так. А точнее совсем не так, — довольно ощерился Роман. — Его папаша, Василий, по приказу императора отнес в тот склеп волосы своего бастарда. Он противился этому, но все же незадолго до смерти сделал то, что ему велели.

— И что было дальше?

Парень усмехнулся:

— А дальше, Павел Филиппович, семья отправилась в старую резиденцию на болотах. Чтобы устроить там церемониальную охоту. И один из Шуйских на этой охоте стал одержим духом-покровителем рода. Переродился и навсегда остался там, чтобы дать семье силу и защищать Шуйских.

— Тимофей, — пораженно пробормотал я, понимая, о ком идет речь.

— О, видимо, вы уже гостили у Императора, раз с ним знакомы, — понимающе кивнул Роман. — Вам выпала великая честь, Павел Филиппович.

— Не назвал бы это честью, — ответил я, вспомнив вызов семьи на дуэль. И начиная понимать, что теперь миньона семьи Шуйских питают вовсе не волосы членов рода. Потому что в окрестностях резиденции и в деревне я не заметил ни одного призрака.

— Павел Филиппович…

Голос Шуйского вырвал меня из раздумий. И я перевел взгляд на Дмитрия Васильевича, который стоял в нескольких шагах от меня. Заметив, что я обратил на него внимание, князь осторожно уточнил:

— Как идут дела? Вы уж извините, что спрашиваю, но Фома Ведович говорит, якобы мертвые толпятся у дома.

— Толпятся? — возмутилась Аполлинария Ивановна, коснувшись ежика неровно остриженных волос. — Да что он себе позволяет…

— Они советуются, — повысив голос, пояснил я. — Все же я здесь не для того, чтобы карать. Ваши предки ведут здесь загробную жизнь не первый год. Они в своем праве.

— Конечно, — кивнул князь, хотя было заметно, что он имел на этот счет иное мнение.

— Мал он еще, чтобы что-то решать, — продолжила бурчать женщина.

— Дмитрий Васильевич князь, — сурово оборвал ее седой мужчина в форме. — И не стоит забывать, что сейчас он глава нашего рода.

— Хорош род, — проворчал невысокий старик, облаченный в домашний халат и колпак для сна. — Раньше тут протолкнуться было нельзя от всяких племянников, братьев и сестер. Тетушки таскали за уши наглую малышню. Ребятня норовила стащить с кухни булки. Подростки пытались тискать служанок по углам. А на конюшне обязательно раз в день хоть кому-то выдавали розог за проступок.

В воздухе прозвучал тягостный вздох. Видимо, этот разговор старик заводил не впервой.

— Довели дом до запустения, — продолжил он. — Семью развалили. Старший Шуйский сидит в императорском дворце. Сюда и носа не кажет. Взлетел высоко и забыл про родовое гнездо.

— Да когда же он угомонится, — простонал кто-то.

— А вы мне рот не затыкайте, — сварливо прокаркал старик и зло зыркнул на призрачных родичей. — Я дело говорю. Что за семья у нас такая, что бастард стал главой рода? Он ведь даже с Васькой, папаней своим, не общался! Запасной он был и таковым и останется. Вот помяните мое слово. Император оженит его на какой-нибудь курице, чтобы нарожали запасных детей. На престол претендовать они не смогут, потому как кровь у этого Димки не достаточно благородная. Кто знает, кем была его мамка?

— Некромант, избавь нас от этого маразматика! — воскликнула Аполлинария Ивановна. — Он даже посмертие делает унылым. Вечно ноет о чистоте крови и былом величии.

— Никуда я отседава не уйду, — оскалился старик. — У меня еще есть дело незаконченное.

— Знаем мы твое дело, — подал голос Роман. — Подглядывать за девицами во время омовений. Из-за тебя дополнительное отопление провели в душевые. Потому как там постоянно холодно из-за твоего любопытного носа.

— По крайней мере я никого не убивал и не убиваю, как некоторые, — воинственно вскинулся старик, враз показавшись выше. — Я ценю женскую красоту.

— Если бы ценил, то не хамил бы мне, — заявила Аполинария.

— А ты тут при чем? — искренне удивился старик. — В тебе красоты меньше чем в расколотом унитазе. Если бы не приворотные зелья, которые ты всем подливала в напитки, то никто бы на тебя не зарился. Кто в здравом уме может посчитать такую вот… — он брезгливо поморщился, — бабищу красивой.

— Хам! Мерзавец! — возмутилась Аполлинария, принимаясь обмахиваться кружевным платком. — И как только смеет такое говорить приличной даме.

— Приличные дамы помирают в своей кровати, — припечатал старик. — А не свалившись с лестницы, когда крадутся от полюбовника в супружеское ложе.

— Вранье! — женщина раздулась от ярости.

— Правду говорю, — упрямо заявил Шуйский в халате и осенил себя священным знаком. — Я почитай как лет сто уже мертвым был, когда ты в доме появилась. И точно знаю, какой приличной ты была, Поля. Как выбирала слуг и гнала взашей всех красивых девиц. Видит Искупитель, как я хотел тебе свернуть шею за то, что в доме не осталось тех, на кого можно было бы посмотреть.

— Так это ты меня толкнул? — взвизгнула женщина и буквально за мгновение почернела от злобы.

— Жалею, что не сделал этого, — старик сорвал себя колпак, явив блестящую лысину. — Это грело бы меня каждый день…

— Тебя ничего не могло согреть даже при жизни, старый паскудник! — возопила Аполинария. — Ты пережил четырех жен, трех сыновей и двух внуков. Тебя даже отрава не брала, хотя все крысы, которые доедали объедки с твоего стола, подыхали.

— Тебе ли не знать о них. Ты ведь и сама из семейства грызунов. Шуйский пытался сделать из тебя приличную женщину, но куда ему. Крысу из тебя ничем нельзя было вытравить. Даже смерть не сделала тебя порядочной, — парировал старик и довольно расхохотался.

— Крыса? — взвилась Аполлинария. — Моя семья Мышкиных уважаемый род. Это вам повезло породниться с нами!

— Повезло, ага. Как же.

Призраки образовали круг, явно предвкушая забавное зрелище.

Я вздохнул и поднялся на ноги.

— Всем оставаться на месте. Работает некромант, — прогремел голос Питерского.

Мертвые замерли и одновременно повернулись ко мне. Я смерил толпу холодным взглядом и покачал головой.

— Посмотрите на себя, — заговорил я. — Вы ведь все предки славного рода. Вы те, о ком до сих пор вспоминают в салонах. О ком-то даже сложены песни.

— Анекдоты, — подал голос Роман и тут же замолк, напоровшись на злобную усмешку Аполлинарии.

— Вы все обитаете в этом особняке долгие годы. Видели тут многое. Храните тайны семьи. Уверен, тут есть и те, кто погиб, оберегая секреты.

— Твоя правда, — послышался шепот среди призраков.

— Неужто вы хотите продолжать жить во вражде? Еще столетие пререкаться и оскорблять друг друга? И только потому, что не желаете уйти в новую жизнь. Никто за вас не примет важного решения. И я не стану вас спасать. Лишь когда вы совсем потеряете человеческий облик, я приду и уничтожу вас.