Князь сложил на груди руки, словно отгородился этим жестом ото всего мира.

— Мне стоило поговорить с ним прямо. Надо было решить вопрос как положено в подобных случаях, вызвав его на дуэль до первой крови. Дать возможность выпустить пар. Или в кулачном бою, позволить ему поставить мне пару синяков. Как знать, быть может тогда все сложилось бы иначе. Ведь раньше мы были друзьями. Наверно можно было все спасти, будь я мудрее. Но я не был мудрым. Я был влюбленным и не замечал надвигающейся бури.

— Что он сделал? — спросил я, не уверенный, что хочу знать ответ.

— Он согласился на брак. Сделал это втихую, не уведомив семьи о том, что за девушкой ухаживает другой человек. Договор, который много лет пылился у нотариуса был подписан без дополнительных согласований. И в дом Лилии приехали представители Щукиных. Ее родня не могла ничего возразить.

— И как мама… как она отреагировала?

— Она сказалась больной и смогла отправить мне весточку. Я чудом успел приехать и заявить о своих правах. Сделал это в часовне, когда на Лилию пытались надеть брачный венец.

— Ее семья была настолько консервативной? — ужаснулся я.

— Увы. Но я до сих пор считаю, что вся вина на мне. Стоило мне прийти к ее отцу и заявить о намерениях. Он был суровым человеком, но не стал бы противиться тому, чтобы породниться с семьей Чеховых. Я смог бы выплатить номинальный штраф семье Щукиных. Но все сложилось иначе. Твоя мама с бледным лицом стояла в белом платье у алтаря. И твердила, что не согласна стать женой этого человека. Но никто не слушал ее. Никто не слышал.

— Ты забрал маму?

— Сначала мы провели суд поединком.

— Разве это не было запрещено? — опешил я, вспомнив старую традицию.

Суд поединком не был запрещен в Империи прямо, скорее был данью старой традиции, времен свода законов Ярослава, который привез этот обычай откуда-то из Европы. Сторона в суде, не согласная с решением, могла вызвать на бой судей, ответчиков и всех, кто был причастен к делопроизводству. Вызывающий должен был по очереди биться со всеми, и если побеждал в боях, то его признавали в своем праве. На такой бой нельзя было выставлять за себя наемного бойца.

— На частной земле решал отец Лилии. И он позволил мне сразиться с ее братьями, с ним самим, а потом со Щукиным.

— Как ты справился? — нахмурился я.

— Братья и отец Лилии не бились во всю силу. Дуэль была нужна лишь для того, чтобы обозначить поединок. А вот Щукин бился со мной всерьез. Он проявил себя как хороший стратег. Не дал мне отдышаться после поединков и напал исподтишка.

— Неужели не побоялся последствий?

Отец пожал плечами:

— Он был в своем праве. Я тогда еще не предъявил права на девушку. А он получил ее по договору.

Князь помолчал еще какое-то время. Затем вздохнул и покачал головой.

— Даже спустя годы меня бросало в дрожь, когда я вспоминал взгляд Лилии, когда она стояла у алтаря. Она не была ровней нашей семье. Не была ровней мне в силе. Но я видел в ней свет, которого ни у кого другого не замечал. И проклинал себя за то, что не решился сделать все по покону раньше Щукина.

— Ты его наказал? — тихо уточнил я.

— Меньше чем хотел бы. Хоть я и был уставший, но сумел выстоять. Первая кровь не успокоила мерзавца. Он бросился на меня словно сумасшедший. И получил сполна. Когда мерзавец потерял сознание, была провозглашена моя победа. Я забрал девушку и покинул храм. Она стала моей по праву поединка. Варварский поединок сделал Лилию моей собственностью. Я не мог оскорбить любимую девушку подобным союзом. Потому мы обвенчались в ближайшем храме и домой я привез уже супругу.

— Бабушка была в шоке? — улыбнулся я.

— Она была в восторге, — хмыкнул отец и потер лоб. — Ты не представляешь, как она радовалась тому, что ее сын проявил характер. И мой выбор пришелся ей по душе. Лилия быстро нашла с матерью общий язык и никогда не общалась больше со своей семьей.

— Она не тосковала по ним?

— Это было ее решение. Она сменила отчество и отказалась от приданного в пользу приюта. Мама окружила ее заботой и любовью, на какую только была способна. А я старался делать ее счастливой. Насколько мог.

В комнате повисла тишина. Князь несколько раз тяжело вздохнул и вновь подошел к столу.

— После этого Щукин нигде не упоминал наш поединок. И ни слова не сказал о моей супруге. Признаться, я ждал от него подобной глупости. Был готов убить его за оскорбление моей семьи. Однако, он оказался достаточно умным, чтобы держать рот на замке.

— Тебе не повезло попасть в отдел, где он был начальником, — протянул я.

— Он не пользовался служебным положением, — ответил Филипп Петрович. — Если бы я смог доказать его неправоту, то имел бы право на бой с ним. И мог бы решать, каким этот бой будет. Так что на работе мы общались исключительно как начальник и подчиненный. Но когда появилась банда жандармов нужно было что-то решать. Потому что рано или поздно Щукин бы вышел на нас.

— А может быть и не вышел бы, — начал было я, но отец покачал головой:

— Слишком многое для него стояло на кону. Если бы он не раскрыл дело, его бы сняли с должности. Уж слишком громко звучало в газетах название банды. И хорошо, что нам хватило ума не трогать членов старых великокняжеских семей, которые были замешаны во всем этом. Иначе к делу бы еще подключились кустодии.

— Ты говорил, у вас был выбор, — напомнил я.

— Был, — подтвердил Филипп Петрович. — Отстранить Щукина, или убить его. И многие склонялись ко второму варианту. Включая Чернова. Я уговорил всех, чтобы оставить его в живых. Потому что не хотел лишней крови.

— Наверное зря, — покачал головой я.

— Может быть, — не стал отрицать отец. — Но так далеко я не загадывал. Да и чем бы мы отличались от обычных бандитов, если бы убили Щукина? До определенного момента нас сдерживала только идея не проливать кровь невинных. Но чем больше крови проливалось, тем больше эта идея выцветала. И Щукин мог стать той точкой невозврата. Поэтому он остался жив. Это только моя заслуга. Моя вина.

— А затем он вернулся чтобы отомстить, — пробормотал я. — Знаешь, Софья Яковлевна уверена, что он вернулся с границы уже измененным. Он стал там шаманом. Мы не знаем, какие ритуалы для этого он совершил. Потому как рожден он шаманом не был.

— Он продал душу, чтобы получить эти силы, — нахмурился отец. — Я даже не знал, что он возвращался в Петроград после командировки на границу. Странно, что он не попался мне на глаза.

— Была Смута, — напомнил я. — Тебе было не до бывшего товарища.

— Ты прав, — отец помрачнел и покачал головой. — И теперь мои грехи настигли меня и тех, кто мне дорог. Не могу представить, на что способен Щукин, если и впрямь все это время жаждал мести.

— Быть может он просто нашел возможность, — я пожал плечами.

Но все же не верил в свои же слова. Что-то мне подсказывало, что Щукин неспроста сам приходил в мой дом. Ему надо было увидеть меня, нужно было наблюдать за моим падением. Полагаю, он жаждал наблюдать за тем, как сына его врага сопровождают в жандармерию, выдвигают обвинение, надевают оковы. Не удивлюсь, если следующим шагом Щукин попытался бы выдвинуть обвинения в сторону отца, который якобы покрывал меня. Доказать бы этого он не смог. Но сумел бы пошатнуть влияние семьи.

— Я подал запрос в Московию, чтобы выяснить как жил Щукин все эти годы, — вырвал меня из раздумий голос отца. — Хоть те места и считаются провинцией, но стоит понимать, что и в глубинке можно обрасти нужными связями. А в Московию переехало много народу во время смуты. Там осели те, кто не смог прижиться в Петрограде. Мне стоило не оставлять за спиной таких врагов. И сразу же взять Щукина на прицел, стоило ему явиться в наш город.

Отец невесело усмехнулся, и я положил руку ему на плечо:

— Я не виню тебя в этом, отец. Наша семья решала проблемы и пострашнее. И с этим мы тоже справимся. Вместе.

Мы помолчали еще несколько минут. Говорить больше было не о чем. Отец не прятал взгляда, но было в нем что-то темное. Мне показалось, что воспоминания разворошили его душу. Затем отец провел пальцами по волосам и сослался на занятость: