— Интересный был у вас приют, — заметила Людмила Федоровна, поглаживая пенек по срезу. — Вместо того чтобы рассказывать про Искупителя, вам читали лекции про какого-то кровожадного бога. Как только таким местом Синод не заинтересовался…

Минин равнодушно пожал плечами:

— Простите, но я не знаю, кто такой Искупитель.

Яблокова удивленно приоткрыла рот. По ее лицу было видно, что женщину мучает множество вопросов. Но задавать их она почему-то не решалась.

— Ладно, что-то я засиделась с вами, — произнесла она после паузы и взяла пенек за корень. — Нам пора. Пойдем с малышом посмотрим интересную передачу. Он перенервничал и наверняка будет рад провести со мной время.

Тотем вопросительно посмотрел на меня, словно спрашивая разрешения.

— Ступай, — махнул я рукой.

— Пойдем, маленький, — заботливо пробормотала Яблокова. — А то не дай Искупитель услышу то, за что меня отлучат от храма. А может быть отправят в монастырь на перевоспитание. И он еще и женским окажется!

— Эти варварские методы остались в прошлом, — начал было я, но соседка только отмахнулась и оставила нас с призраком наедине.

— И что же дает поклонение этому Кровавому Богу? — уточнил я.

— Он дает силу, — ответил призрак. — Не всем. Только тем, кто ее достоин. Кто день за днем проливает кровь в его честь он наделяет своими дарами. И только единиц он делает своими избранниками.

— Как ваш отец?

Минин кивнул:

— Он долго шел дорогой насилия. И получил дары. Но заплатил за них своей душой. Кровавый бог забрал ее, вселив в него своего слугу из межмирья. Сила Кровавого Бога сделал отца практически неуязвимым. Но взамен он стал марионеткой того, кому поклонялся.

— Дорогая цена, — заметил я. — Выходит, Павел управлял своей семьей и наверняка пытался нести слово этого бога.

Минин покачал головой:

— Так не бывает, мастер.

— Почему? — удивился я.

— В межмирье существует несколько сил. И каждая продвигает свои интересы, пытаясь совратить человека на свой путь. Кровавый бог предпочитает безудержный гнев, который превращает человека в берсерка, и путь старого доброго насилия. Он не терпит интриг и презирает их.

— А вот это уже интересно, — протянул я и задумчиво забарабанил пальцами по столешнице. Уставился в окно. Драка на набережной уже закончилась, и парни пожали друг другу руки, признав, что бой был честным и представители семей не имеют друг к другу претензий. Но сейчас меня интересовало другое.

— А бывает, что человек может поклоняться сразу всем силам?

— Я не знаю таких случаев, — ответил Минин после паузы. — Силы постоянно конкурируют друг с другом. И ненавидят соперников. Договориться со всеми будет очень сложно.

Призрак поежился, и я уточнил:

— Тебе нехорошо?

— Становится… тяжеловато находиться на этой стороне. Меня там здорово покалечили, мастер, — ответил Минин.

— Ступай к себе. Спасибо за помощь.

Я отправил его в межмирье, оставив тотем в этом мире. Он что-то негромко стрекотал в соседней комнате, видимо, обсуждая с Яблоковой телевизионную передачу.

Взял со стола чашку и сделал глоток, решив завтра поговорить с Морозовым по поводу этих сил. Вдруг пришлый из другого мира знает больше, чем Минин?

Допив чай, я встал из-за стола. Направился в свою комнату. Пора отдохнуть. Сегодняшний день был слишком тяжел, а завтра утром меня ждало судебное заседание.

Мне показалось, что я только закрыл глаза и вот уже наступило утро. За окном взошло солнце. Распахнутая оконная рама пропускала внутрь комнаты не только рассветную прохладу и крики чаек, но и голоса разносчиков газет.

Я покосился на лежавший на прикроватном столике телефон, на котором должен был вот-вот сработать будильник. А затем нехотя поднялся с кровати и свесил ноги на стылый пол.

— Проснулся наконец, — проворчал рядом Козырев.

— Василий, мы с вами это не обсуждали… — произнес я севшим ото сна голосом, — но должны же быть личные границы…

— Это чего такое? — с искренним недоумением уточнил старик.

— Зона комфорта каждого человека, в которой он чувствует себя в безопасности, — пояснил я.

Василий покачал головой:

— Вот молодежь пошла. Придумают непонятных слов и хотят, чтобы умные люди их понимали. Глупости все это, юноша. Границы бывают только у государств. Еще у морей и суши. Все остальное — это ваши выдумки и демократическая ересь, которой в нашей благословенной империи не место.

— Говорите потише, — попросил я, массируя пальцами виски.

— Голова болит? — заботливо уточнил Козырев. — Может рассольчика велеть подать? Это я мигом…

— Не надо, — ответил я и, наконец, смог подняться на ноги.

Мышцы налились свинцом. Теперь я ощутил всю прелесть ожогов от светлой силы. Кожа саднила, каждый волосок на теле казался маленькой иголочкой.

— Может, лекаря кликнуть? — обеспокоенно уточнил Василий. — Мне от похмелья завсегда помогало.

— Я вчера не пил алкоголь, — огрызнулся я.

— Пробовал токма? Знавал я таких вот дегустаторов. Все не пьют, а потом валяются под заборами и скверно пахнут, — хитро прищурился призрак и тут же вскинул руки в жесте капитуляции. — Вы не обижайтесь на меня, мастер. Я ведь ароматов не чую. Может тут перегар стоит такой, что топор повесить можно.

— Какого ловидуха ты здесь делаешь? — раздраженно спросил я. Общество активного призрака с утра начинало меня раздражать.

Старик боязливо оглянулся и трижды сплюнул через плечо:

— Не упоминайте всуе этого персонажа, — обиженно отозвался он. — Я пришел к вам не по своей прихоти. Знаете, у меня ведь есть куда более интересные дела, чем сидеть у вашей кровати и ждать пока вы соизволите веки разлепить.

— И почему ты не занимаешься этими самыми мертвячими делами? — уточнил я.

— Потому как мне велели проследить за вами и сообщить, когда вы проснетесь, — просто ответил Козырев, и сонливость сразу же как рукой сняло.

— Кто велел? — уточнил я.

— Так бабушка ваша. Важная женщина, спорить с которой не стал бы даже тот самый ловидух, — Василий опять сплюнул через плечо, перепутав левое с правым.

— И ты ей сообщил, что я почивать перестал? — улыбнулся я.

— Нет, — нахмурился Козырев. — Вы меня заболтали. Вот я и…

— Где она? — перебил я призрака.

— На кухне. Распивает чай с этим жутким темным. Если бы я знал, что в вашем доме бывают такие личности, то попросил бы прибавку. Чесслово, разве можно так пугать приличного мертвого.

— С каким темным?

— Так Александром Морозовым. Зашел этот Морозов значится и все зеркала мои враз заметил. Заглянул в них и потребовал, чтобы на одно повесили черную тряпицу. Якобы оттуда за домом могут наблюдать.

— И куда ведет то самое зеркало? — невинно поинтересовался я.

— В дом моей дочери, — вздохнул Козырев и добавил, — она не станет за вами шпионить, Павел Филиппович. Поверьте, я уже достаточно узнал о своей семье.

— Ты ведь можешь проходить сквозь ту тряпицу? — уточнил я.

— Смогу, — согласился призрак.

— Значит, пусть зеркало остается прикрытым.

— Зачем? — не понял Козырев.

— Потому что, твоя дочь не станет смотреть за нами, но кто знает, какие гости бывают в ее доме, — ответил я, направляясь к ванной. — И кто из них случайно может узнать наши секреты.

— Об этом я не подумал, — кивнул старик и посветлел лицом.

— Иди уже.

— Куда? — насупился Василий.

— Сообщай, что я изволил, как ты выразился, разлепить веки. А то не ровен час, сюда заявится еще и Борис Николаевич. И первым расскажет, что я проснулся.

— Этот может, — спохватился Козырев и тотчас исчез в стене, а через мгновение из-за перегородки донеслось приглушенное. — Выслужится, чтобы его похвалили.

— Надо провести собрание и пояснить всем обитателям дома, что такое личные границы, — послышалось от книжного шкафа.

Я резко обернулся, не ожидая увидеть Бориса Николаевича, который флегматично рассматривал книги на полках.