— Ради друзей вы готовы на подвиги, Павел Филиппович. Не все готовы свершать подобные поступки.

— У меня не так много друзей, — честно ответил я. — Я имею в виду настоящих, которые не испугались подружиться с некромантом.

Дмитрий несколько секунд помолчал. А затем произнес:

— Тем, кого вы считаете друзьями, очень повезло, Павел Филиппович.

С этими словами он открыл дверь и вышел из машины.

Следующие полчаса я провел с призраками, что собрались у здания. Часть из них я перевел на ту сторону, с оставшимися поделился небольшой частичкой силы, которую духи называли «даром». А затем попросил оставшихся призраков присмотреть за соблюдением обещания, данного мне Шуйским.

— Как скажете, Павел Филиппович. Все исполним в точности, — кивнул призрак в форме жандармерии прежних лет, который на фоне остальных духов выглядел очень внушительно.

Было заметно, что в кобуре у него ему не хватает оружия. Мужчина раз за разом застегивал ее, но та снова открывалась, показывая свое пустое нутро.

За моими манипуляциями наблюдали живые жандармы. Они расположились кружком на самом углу здания, но усиленно притворялись, что им вовсе не интересно, о чем я говорю с невидимыми собеседниками. Вот только о сигаретах все они благополучно забыли, и те медленно тлели у них в пальцах.

— Вы уверены, что хотите остаться? — уточнил я у призрака офицера, который время от времени косился на здание жандармерии.

— Тут все привычно, мастер, — ответил он. — И ребята, что здесь работают, мне почти как родные стали. Присматривать надо.

— За ними? — удивился я.

— Иногда в отделении появляются призраки, которые могут нашептывать всякое и сбивать с дороги молодых жандармов. Вы же понимаете, как это работает.

— Вы их… изгоняете? — я осторожно подобрал слово.

— Мы делаем это вместе, — мужчина указал себе за спину. — В посмертии мы поняли, что стоит держаться вместе. Хотя есть и те, кто обитает тут сам по себе. Мы знаем, как избегать синодников с их молитвами, когда они приходят чистить помещения от всего злого. Да и с шаманами найдем общий язык, ежели они не станут лютовать.

Стоящий неподалеку Фома понял, что жандарм обратился сейчас больше не ко мне, а к нему. И подошел ближе.

— Долгого посмертия, — поприветствовал он настороженных призраков. — Если вы не будете озоровать, то никто вас и трогать не станет. Даже лучше будет, ежели вы тут будете за порядком следить.

— Будем! — загудели приведения.

— Если понадобиться, то можете шаманам сказать, что сам Питерский вас взял в штат, и трогать вас не велел, — добавил Фома.

— Спасибо, — жандарм коротко поклонился, и плечи его перестали казаться напряженными. — Мы все же беспокоились, что с новыми правилами нам придется туго. А теперь заживем…

Он осекся и криво усмехнулся.

— Служите честно, — произнес я и обозначил уважительный поклон.

Уже уезжая с территории, я видел на парковке привидений, которые застыли, провожая нас. И лишь когда машина отъехала от отделения достаточно далеко, откинулся на спинку кресла и уставился на дорогу.

— Как вы, вашество? — уточнил Фома. — Силы-то поди потратили немало.

— Чувствую себя превосходно, — задумчиво ответил я. — И это странно.

Я и правда использовал очень много силы, пока ставил врата перехода и переводил призраков. Но при этом не чувствовал даже отдаленных признаков выгорания. Наоборот, во всем теле была легкость и эйфория.

— Разве это плохо? — поинтересовался парень.

— Кто знает, чем это обернется для меня? — я пожал плечами. — Следует записаться на тренировку и посмотреть, на что я способен. Будет неумно, если я уверюсь в собственной неуязвимости. Предел есть у любого. Значит, и у меня он тоже есть.

— Мне также надо будет тренироваться? — нахмурился Фома. — Знаю, что все благородные ходят на такие площадки.

— Думаю, тебе стоит иногда выгуливать своего зверя. Уверен, что это пойдет только на пользу. Попробуем договориться с хозяином зала, родственником твоего цирюльника… Быть может, нам выделят время, в которое нас не будут беспокоить случайные свидетели.

— Было бы здорово, — улыбнулся шаман.

— Давай заедем на мануфактуру игрушек? — предложил я.

Фома только пожал плечами:

— Как скажете, вашество. Хотя на вашем месте я бы после подобного к лекарю поехал.

— Со мной все хорошо, — успокоил я парня. — Ни царапины.

Питерский кивнул и сменил маршрут.

— Ты познакомился со всеми шаманами в своем отделе? — уточнил я.

— Их всего дюжина. И двоих я решил отбраковать.

— Это почему? — не понял я.

— Они из благородных и сразу же начали мне ставить условия. Мол, им нельзя на полевые работы, чтобы ничего жуткого расследовать не пришлось.

— Погоди пока отбраковывать, — посоветовал я. — Может так сложиться, что, выгнав их, ты наживешь себе врагов.

— Думаете, их родичи на меня обидятся?

— И затаят зло. Потому как служба императору — это большая честь. А раз отпрыски не сгодились, то станет вопрос достойны ли они титула.

— Дела-а-а… — скривился парень. — И как мне быть?

— Воспитывай! Дай понять, что если они не справятся, то отвечать будут по всей строгости, несмотря на свой статус. И не давай спуску. Ты теперь выше каждого в своем отделении, какими бы фамилиями ни обладали подчиненные.

— Не умею я быть тираном, — вздохнул Фома.

— Надо тебе пообщаться с моим отцом. Он умеет быть жестким и люди его как правило боятся.

— А мне он таким не кажется, — удивил меня Питерский. — Он грустный… А когда приходил к нам, то и вовсе казался измученным.

— У него сейчас тяжелые времена.

Я подумал, стоит ли говорить с Фомой о семейных делах, а потом решил, что больше не с кем.

— Когда-то очень давно моя мачеха потеряла ребенка. И она винит в этом меня.

— А вы виноваты? — серьезно спросил парень, не отводя взгляда от дороги.

— Возможно, — нехотя признал я. — Все случилось, когда я был совсем ребенком. Я плохо помню ту ночь. Маргарита Ивановна вошла в мою комнату, для того, видимо, чтобы пожелать мне добрых снов. А потом она закричала.

— На вас? — сухо уточнил Фома.

— Нет, — я мотнул головой. — Я помню, что она жутко завыла, будто…

Я закрыл глаза, чтобы восстановить в памяти то страшное событие.

— Не торопитесь, вашество, — терпеливо отозвался Питерский. — Иногда для того, чтобы вспомнить, не нужно напрягаться. Лучше поговорите с ней, с этой Маргаритой Ивановной. Много лет прошло, и она может помочь вам понять, что же тогда случилось.

— Мы не говорим с ней, — тихо признался я.

— И почему? — парень нахмурился. — Она ведь была взрослой! Неужели можно обижаться на ребенка? Даже спустя столько лет? Вы ж не чудовище.

— После той ночи она всегда смотрела на меня с ненавистью, — тихо продолжил я, слыша где-то внутри себя эхо того женского крика из прошлого.

— Вам стоит самому к ней прийти. И поговорить.

— Она сейчас живет не дома. Маргарита понесла. Она тяжело переносит беременность и потому находится рядом с лекарями.

— Вот почему вашему батюшке так грустно, — вздохнул шаман. А потом хмыкнул: — так значит, дома мачехи нет? И вы можете заглянуть в вашу старую детскую без того, чтобы столкнуться с этой дамой?

— Зачем? — растерялся я.

— Потому что это может помочь вам вспомнить! — словно ребенку пояснил Питерский.

— Ты прав, — обескураженно признался я. — Мне не приходило в голову, что можно…

— Одна голова хорошо, а вторая… — он постучал пальцем по своему виску. — Никогда лишней не будет!

Дорога до мануфактуры не заняла много времени. Фома остановил машину на парковке, и я заметил, как охрана у ворот пришла в движение. Видимо, на мой счет на предприятии было особое распоряжение.

— Нужна будет твоя помощь, — обратился я к Фоме.

Шаман кивнул.

— Как скажете, вашество, — пробасил он. И живо поинтересовался: — А делать-то чего надо?