На всякий случай я зажёг Фонарь Харона. Слабое пламя вспыхнуло на ладони, осветило воздух вокруг. Туман чуть дрогнул, обозначил границы присутствия, но за его плотной пеленой никто больше не показывался. Ни новых лиц, ни спрятавшихся теней.

Я коротко кивнул, разорвал плетение и позволил свету погаснуть. Тишина не изменилась. Лишь лёгкий сквозняк из сада шевельнул сухие листья у крыльца.

Призраки тем временем остановились в паре шагов от меня. Стояли ровно, будто репетировали это заранее. Мужчина, тот самый с тростью, склонил голову:

— Приветствуем, избранный Мары, — прошелестел он.

Остальные тут же повторили его жест. Почти синхронно. Без звона и помпы, но с внутренним порядком, которому, похоже, ещё следуют.

— Я ищу бывшего хозяина особняка, — сказал я. — Который… покончил с собой.

Призраки обменялись взглядами. Мужчина с тростью вновь заговорил:

— Не вы один его ищете, мастер. Приходили тут недавно люди, тоже расспрашивали. Только не остался он в этом мире.

Я задумчиво посмотрел на особняк. Покой здесь стоял вязкий, старый, и в нём что-то не сходилось. Видимо, погибшему действительно никто не помог. Всё было по его воле. Сам решил уйти. Возможно, даже не из-за отчаяния — а потому что не видел смысла жить дальше.

— А можете описать тех, кто приходил? — спросил я, не отводя взгляда от призраков.

Они переглянулись. Долго. Будто решали — стоит ли рассказывать.

Наконец, вперёд выступила та самая женщина-служанка. Говорила негромко, но твёрдо:

— А если поможем… ты переведёшь нас на ту сторону? Устали мы здесь, мастер. Живых, которым помогать, давно нет. Дом никак не передадут наследникам. Что-то там с бумагами не то. А без живых мы слабеем. Тут ведь всё просто: нет связей — нет опоры. А друг друга… — она чуть отвела взгляд, — жрать не хочется. Мы, может, и мёртвые, но не звери. Привыкли мы друг к другу. Слишком долго вместе.

Я молча кивнул.

— Помогу, — сказал я. — Слово высокорожденного.

Женщина слегка поклонилась.

— Их трое было, — первым заговорил подросток. Голос тихий, сдержанный, но в нём ощущалась тревога, не ушедшая до конца. — Двое мужчин и женщина. И с ними были голодные призраки. Они их сдерживали, но по виду было понятно — не для своей защиты. Держали, чтобы натравить, когда им покажут цель.

Я понял, что речь о шаманах с «ручными» призраками. Теперь было ясно, как у них всё так гладко сходится. Не нужен ни суд, ни допрос — только сигнал. Всё решается быстро, тихо и без лишних следов. Хитро. И по-своему эффективно.

— А вас они почему не развоплотили? — спросил я, чуть хмурясь.

Мужчина с тростью пожал плечами. Спокойно, будто не в первый раз не понимал мотивов живых:

— Кто их знает?

Я кивнул, перевёл взгляд на остальных.

— Описать мужчин можете?

Женщина-служанка начала говорить неторопливо, по порядку. Она описала возраст, одежду, манера держаться, голос. Всё, что удалось запомнить. Когда она закончила, я снова кивнул:

— Спасибо.

— Вы обещали… — напомнил мужчина в старинном костюме и замерцал.

Я щёлкнул пальцами и рядом оказался пенек. По отметине на боку стало ясно — Буся. Он довольно заурчал и направился к ближайшему дереву, вероятно поздороваться.

— Я помню, — сказал я призракам. — И держу слово.

Рядом со мной вспыхнул портал, готовый принять мертвых.

Машина ещё не доехала до знакомой арки, а я уже почувствовал, что случилось что-то из ряда вон выходящее. У ворот метался Ярослав, как будто потерял не только покой, но и ориентиры. Он не стоял, не ждал — он именно метался, выискивая взглядом наш автомобиль. И как только машина показалась на повороте, он сорвался с места и рванул навстречу. Буквально влетел сквозь капот, как и подобает призраку, и оказался в салоне, заставив Гришаню недовольно поморщиться.

— Павел Филиппович, вам надо срочно домой, — затараторил бывший культист с такой скоростью, что слова сливались в сплошной поток. Потом замер, бросил косой взгляд на водителя и подозрительно уточнил:

— А он точно меня не видит? Уж больно морда у него хитрая.

Я приподнял бровь. Гришаня, как назло, кашлянул, но, судя по всему, от пыли. Ярослав всё ещё выглядел взъерошенным и неспокойным. Лицо у него было бледнее обычного, голос дрожал, хотя он и старался держаться.

И тут я окончательно понял: что-то действительно произошло. Что-то такое, что даже у мёртвых дрожат руки.

Я коротко попрощался с Гришаней, достал из бумажника пару купюр и протянул ему. Он привычно покачал головой:

— Не стоит…

— Именно столько стоит твоя работа, — отрезал я спокойно.

Он взял деньги неохотно и коротко попрощался.

Я торопливо вышел из авто, шагнул в сторону двора, чувствуя, как за спиной хлопнула дверца машины, и тут же бросил через плечо:

— Что произошло?

Ярослав шёл рядом, чуть сбоку, на полшага позади. Голос его прозвучал неожиданно спокойно:

— Арину Родионовну мы отправили домой.

Я сбился с шага.

— Зачем?

— Потому что так надо, — раздалось от порога.

Я повернулся. Козырев вышел на порог и, что редкость, был без своей обычной усмешки. Лицо у призрака было сосредоточенным, даже чуть жёстким.

— Потому как нам надо спасать ситуацию, — продолжил он, — а наша Аринушка может помешать…

Я остановился у крыльца, чувствуя, как в груди поднимается нехорошая тяжесть. А волосы на затылке начинают приподниматься.

— Что происходит? — спросил я уже без обиняков. Терпения на загадки не оставалось.

Из стены неспешно вынырнул Борис Николаевич, поправляя воротник, будто только что вернулся с важной встречи.

— Ничего особенного, — произнёс он с видом человека, который очень хочет сгладить острые углы. — Просто наша Яблокова решилась, наконец, разобраться со своими проблемами.

— В этом и беда! — не выдержал Василий и начав взволнованно махать руками.

Я вошёл в дом и почти выкрикнул в пустоту:

— Людмила Фёдоровна, прошу, помогите понять…

— Её здесь нет, — перебил меня Козырев. Его голос прозвучал на удивление сухо и негромко.

Я резко обернулся.

— Где она? — нахмурился, только сейчас вспоминая, что утром Яблокова ушла в город одна. Без сопровождения.

— Вы только не злитесь, — быстро заговорил Козырев, как делал всегда, когда понимал, что влип. — Я… ну, я вместе с Ярославом…

— Я не при чём, — тут же отрезал парень, появившись из-за стены. Он мотнул головой, как пёс, словно пытаясь стряхнуть с себя вину. — Он сам всё это затеял.

— Давай уже, — выдохнул я. — Признавайся.

— Я отрезал кусочек своего зеркала, — поспешно начал Василий. — И одну из крошек вложил в медальон нашей женщины. В тот, который она всегда носит на шее. Там ещё внутри фотокарточка, на которой ничего нельзя разобрать…

— Ближе к делу, — перебил я, стараясь не выдать тревоги. Лекцию о вторжении в личное пространство решил отложить на потом.

Козырев чуть выпрямился, заметив, что ругать его не собираюсь, и заговорил быстрее:

— Она странно себя вела последние пару дней, вашество. Всё время что-то бормотала себе под нос. Но не как раньше — не ласково, не по-домашнему, а зло, отрывисто. Будто с кем-то спорила. Я сначала подумал, что она… ну, того…

Он замолчал, покрутил пальцем у виска, намекая, что Яблоковой пора в дом скудоумия, потом добавил чуть тише:

— Но она была в себе. Просто… будто злилась. И не на нас. На кого-то другого. Или на себя.

— Давай уже к делу, — поторопил его Борис Николаевич. — Или мне рассказать?

— Не лезь вперёд батьки в пекло! — резко отозвался Василий и метнул в приятеля возмущённый взгляд. Потом повернулся ко мне и продолжил уже спокойнее:

— Я не собирался за ней следить. Просто подумал, что если положу кусочек зеркала в её кулон — ничего страшного не произойдёт. Ну, чтобы… если что, увидеть. Вдруг понадобится.

Он помялся, выдохнул и добавил: