— С этим привезли конфеты и записку с пожеланием хорошо провести время, — девушка указала на розы. — Я так понимаю, Софья Яковлевна таким образом дала понять, что не возражает против вашего сопровождения меня в Яблоневый Сад?

— Конфеты настоящие? — совершенно серьезно уточнил я.

— Да… — опешила Арина. — А разве могло быть иначе?

— Если бы она не одобряла нашу с вами прогулку, то скорее всего прислала бы камни. Я знаю свою бабушку и уверяю: она поступила бы именно так.

— Однако меня немного смутила эта вещица… — девушка указала на тонкий сосуд, в котором расположился высокий стебель, удерживающий несколько крупных изысканных цветов причудливой формы.

— Это орхидея! — догадался я и заметил то, что до того не бросалось в глаза — рядом на столе стояла черная лаковая шкатулка с гербом моей семьи на крышке.

— Я не смогла ее открыть. Но приложенная к ней записка дает понять, что на этот вечер я могу взять себе цвет семьи. Что это значит?

Я подошел ближе и коснулся шкатулки. В ней почти сразу раздался щелчок, и крышка приподнялась. Мне осталось лишь приподнять ее, чтобы увидеть содержимое.

На атласной подложке лежал овальный кулон из прозрачного синего камня в золотой оправе.

— Искупитель!.. — вздохнула девушка.

— Этот кулон бабушка подарила моей матери, — пояснил я. И добавил едва слышно: — Отец решил дать вам его на вечер, чтобы подтвердить намерения семьи.

— Разве это будет удобно? — смутилась Нечаева и прикрыла рот пальцами.

И вдруг я понял, что она не осознает, что все это всерьез. Конечно, в этом была моя вина. Мне стоило с самого начала заявить о своих намерениях.

— Арина Родионовна, окажите мне честь, — твердо сказал я. — Позвольте мне надеть на вас это украшение и сопроводить в Яблоневый Сад.

— Вы уверены? — тихо спросила она.

— Совершенно точно! Я буду горд, если вы сегодня будете носить цвета моей семьи.

Девушка кивнула и медленно повернулась ко мне спиной. Напротив стояло высокое зеркало, и я без труда мог видеть, как вспыхнули глаза моей спутницы. Как она затаила дыхание, когда украшение коснулось ее груди, и толстая витая цепочка тяжестью легла на ключицы. Я без труда справился с замком, и подушечки пальцев слегка коснулись изящной шеи. От этого движения мы оба вздрогнули, и затем наши взгляды встретились в отражении.

Я не мог не признать, что мы хорошо смотримся вместе. Нечаева слегка коснулась камня, и кулон под ее пальцами на мгновенье ожил и бросил блик.

— А если я его потеряю? — спросила Арина с опаской.

— Только кто-то из Чеховых сможет снять украшение с вас, — сообщил я, припоминая правила ношения семейных реликвий нашей семьи. — Вам очень идет…

— Спасибо, — девушка не торопилась оборачиваться, словно тоже наслаждалась нашим отражением в зеркале. Но потом будто опомнилась и вздохнула: — Нам надо ехать! Нехорошо будет, если мы опоздаем…

— Вы правы, — я нехотя шагнул назад.

Нечаева обернулась, подхватила со спинки кресла невесомый палантин, набросила на обнаженные плечи и взяла небольшую сумочку из атласа.

— Вы тоже прекрасно выглядите, — сообщила мне она.

— Рядом с вами я просто обязан… — я пожал плечами.

Мы вместе вышли из квартиры, и девушка ненадолго отвернулась, чтобы закрыть дверь на ключ. А я оглянулся, ощутив странный холодок, словно к нам подкрадывался кто-то неживой. Но ощущение тотчас пропало.

— Как ваши соседи? — уточнил я у Арины и выразительно поднял бровь. — Не беспокоят?

— Вы про того приятного старичка? — Нечаева улыбнулась и вошла в лифт. — Он пару раз со мной здоровался, и вы оказались правы: господин Карпович весьма приятный человек. Мне не стоило его бояться.

Я был уверен: этот хитрый призрак прослушивает разговоры в парадной, где бы он в этот момент ни находился. И сейчас он удостоверился, что я о нем упоминал. Все же не хотелось, чтобы он совал свой любопытный призрачный нос в жилище Нечаевой…

В холле перед нами почтительно распахнули двери.

— Хорошего вечера, — с поклоном пожелал консьерж.

— Спасибо, — отозвался я и вложил в его руку купюру — из тех, что заблаговременно сунул в карман пиджака для таких вот случаев.

Мужчина просиял и проводил нас широкой улыбкой.

Фома ждал нас у машины и открыл дверь, как только мы подошли.

— Добрый вечер, Арина Родионовна, — пробасил Питерский.

— Добрый. До чего же ты сегодня хорош! — заметила девушка. И обернулась ко мне, чтобы заговорщически сообщить: — Надо следить, как бы его не утащили! Не то кабинет адвоката останется без помощника…

Парень смущенно хмыкнул и пригладил волосы.

— Скажете тоже, госпожа… Это вы у нас сегодня — как звезда с неба!

Я и не знал, что Фома способен на такие комплименты, и потому даже слегка удивился. Арина между тем устроилась на диванчике, расправив многослойный подол. Я ее не торопил, лишь уточнил негромко:

— Помощь требуется?

— Со своей одеждой я как-нибудь смогу управиться! — весело заявила девушка. И пояснила: — В подворотах ткани вдета нить с артефактом воздуха, так что измяться платье не сможет никак. И когда я выберусь из машины, то оно расправится само.

— До чего дошел прогресс… — пробормотал я, устраиваясь рядом с Ариной.

Фома быстро обошел автомобиль и сел на свое место. Он осторожно вырулил на дорожку, а потом медленно покатил к выезду. Мне показалось, что несколько людей, прогуливающихся по тропинкам комплекса, остановились, беззастенчиво нас рассматривая.

— До чего же любопытные! — фыркнула Нечаева. — Зато теперь все захотят водить со мной дружбу.

— Вы думаете? — с сомнением уточнил я. — Все же компания некроманта — не самая лучшая.

— Это было до того, как вы стали народным, — возразила девушка. — Сейчас же о вас распевают куплеты уличные музыканты…

— Все так, — подтвердил Фома, и я ухмыльнулся.

— Представляю, как на это реагирует бабушка и отец. Их все бояться и уважают, а про меня частушки сочиняют… Позор семьи!

— Думаю, они вами гордятся, — возразила спутница.

Я заметил в ее прическе, сложенной из множества мягких завитков, шпильку, которую подарил ей ранее. Не удержался и тронул ее пальцами.

— Растрепалась? — насторожилась девушка.

— Нет, все просто прекрасно. Просто увидел шпильку.

— Она мне нравится, — ответила Арина Родионовна и внезапно растерянное выражение на ее лице сменилось обеспокоенным. — Как Людмила Федоровна?

Я даже не сразу понял, о ком речь. Не хотелось печалить Нечаеву, но пришлось сказать правду:

— Она все так же спит, и лекарь уверяет, что ее организм еще не готов к пробуждению. Тело медленно выходит из стазиса. Сейчас она начинает чаще дышать.

— Думаете, Лаврентий Лавович справится? Может стоит обратиться к кому-то еще?

Я понял, что девушка намекает на своих родителей.

— Признаться, я раздумывал о том, насколько хорош домашний лекарь. Но стоит вспомнить, как он вылечил Фому…

— Отличный лекарь! — подтвердил Питерский. — Он очень сильный, госпожа, вам не о чем беспокоиться. Если кто и сможет вывести нашу женщину из этого сна, так это Лавович. Видели, каким человеком он сделал Евсеева?

— А разве только он лекарил нашего дворника? — осведомилась девушка.

— Лишь его и вас, Арина Родионовна, наш Евсеев считает своими спасителями, — с готовностью ответил слуга.

— К тому же, мне не хотелось бы вмешивать в нашу историю вашу родню, — нехотя признался я. — Поймите правильно, им придется скрывать тайну, а насколько мне известно, сейчас жандармерия настроена на создание отдела по делам призраков…

— Полагаете, что призраков начнут преследовать? — нахмурилась Нечаева.

— Вряд ли это станет нормой для всех — все же услуги жрецов стоят недешево. Хорошо, если только «плохие дома» начнут проверять… Но сдается мне, что если станут заниматься этим всерьез, то начнут со старых склепов, захоронений, особняков знати. До фабрик и заводов никому не будет дела. А про многоэтажки на окраинах и в рабочих районах — и разговора нет.