— Спасибо вам за прекрасный вечер, — произнес я. — Несмотря на тот казус…

— Мне было немного страшно, — призналась Арина. — Тот призрак… Он ведь мог вам навредить! И как вы справляетесь с нервами, когда такое происходит?

— На самом деле, подобное случается не слишком часто, — честно признался я. — Но когда кто-то нападает — мне помогают миньоны. Их у меня много, и часть из них вы уже видели.

— Хотелось бы увидеть остальных, — неожиданно заявила девушка. — Но все же пни у вас замечательные! Никогда не думала, что тотемы могут быть такими душевными.

Я пожал плечами и ответил:

— Наверно, мне просто повезло…

Мы поднялись на нужный этаж, и я остановился у дверей квартиры Арины Родионовны.

— Может, желаете чаю? — спросила она, слегка покраснев.

— Я бы с радостью, но боюсь, ваши соседи точно решат, что мой визит затянулся.

Арина вздохнула:

— Вы правы, наверняка потом пойдут сплетни. Это может навредить работе…

— Работа здесь не при чем! — выпалил я. И добавил, поняв, что это прозвучало резковато: — Я не хочу, чтобы скверно говорили о вас, Арина Родионовна.

Девушка отступила в холл, не отпуская моей ладони.

— Спасибо, — едва слышно прошептала она.

Я шагнул следом, и на мгновенье мое сердце буквально остановилось. Арина приподнялась на носочки, наши губы встретились. В темноте она не зажмурилась, и я видел блики, мелькнувшие в ее глазах.

— Вы невероятная, — прошептал я в ее губы. — Знали бы вы, как мне хочется остаться…

— Теперь знаю, — ответила она и прильнула ко мне, прижавшись щекой к груди.

Я вдохнул аромат ее волос и подумал, что такую девушку стоит ждать, сколько понадобиться.

— Спасибо, что вы со мной, — сказал я, обняв ее за плечи.

— Вместе… — ответила она, и в ее голосе мне послышалось едва слышное мурчание, от которого приподнялся каждый волосок на коже. — Но вам пора, Павел Филиппович, иначе я не захочу вас отпускать.

Я против воли разжал объятия и попятился, оставляя девушку в темноте прихожей. Бусины на ее платье казались росой, глаза сияли потусторонним светом.

— До встречи, Павел… Филиппович, — тихо попрощалась девушка.

— До встречи, Арина… Родионовна, — ответил я.

Потом с неохотой повернулся и направился к лестнице.

Спуститься я решил пешком, чтобы хоть немного успокоиться. Но когда я вышел из дома, то осознал, что мое сердце все еще бьется, словно сумасшедшее.

Я отошел от крыльца и запрокинул голову. Девушка в синем платье стояла на балконе, и я словно завороженный смотрел на нее, пока меня не привел в себя голос Фомы:

— Если мы не поедем домой, то надо сообщить лекарю.

— Поедем, — ответил я, встряхнувшись. — Пора…

Забрался в салон и понял, что никак не могу согнать с лица улыбку.

— Павел Филиппович, не мое это дело, но вы мне скажите: неужто мастер Зимин решил ожениться на Свиридовой?

Голос Фомы вырвал меня из грез, и я мотнул головой, чтобы прийти в себя. Удивленно уточнил:

— С чего ты это взял?

— Потому что, когда я увидел мастера Зимина, он тащил ее на плече, а потом усадил в машину, — повернувшись ко мне пробасил слуга. — Она ж не какая-то простолюдинка, с которой так запросто можно пошутить…

Я быстро обрисовал ситуацию, упомянув, что спас Елену Анатольевну в резиденции.

— А разве есть такой закон? — изумился Фома, выводя машину на дорогу.

— В Империи всяких традиций хватает, — задумчиво ответил я. — Многие из них устаревшие… Например, что девушкам не всегда паспорт справляют. И замуж отдают без их согласия. Или вовсе не дают детям фамилии.

— Так то с простыми людьми! — не согласился Питерский. — А уж для благородных обычно все неудобные законы отменяют.

— Выходит, что не все.

Фома хмыкнул и неожиданно огорошил меня:

— А ведь она не могла с вас требовать исполнения закона.

— Это почему?

— Так, вы же там померли! — просто ответил парень. — Значит, все права остались в прошлой жизни. Вы не спасли ее, а умерли, спасая… Достаточно было бы призвать того хроноса в свидетели, который время отмотал, и он бы подтвердил.

Я ошарашенно смотрел на помощника и только и смог произнести:

— И то верно… До чего же ты умный.

— Есть немного, — скромно кивнул парень. — Но был бы хитрее, то придумал бы, как Иришке рассказать о том, что я не совсем человек. Некрасиво получается, вашество, что она не знает, кто я такой.

— Ты думаешь, что она не примет тебя настоящим? — спросил я.

Фома покачал головой:

— Боюсь я, вашество. Вот как представлю, что она возьмет и скажет, что не нужен ей такой…

— Тебя ведь даже ее матушка одобрила, как я понял.

— Так и она не знает, кто я таков! Вот про вас Арина Родионовна с самого начала знала. Понимала, что вы темный, что некромант… И не испугалась вашей репутации.

— Мне повезло, — улыбнулся я.

— А вдруг мне не свезет? — обеспокоенно осведомился парень.

— Глупости! — решительно возразил я. — Она ведь осталась работать в нашем доме после того, как узнала, что в нем живет призрак. И Виноградова ее не напугала.

— Верно, — согласился Питерский. — Но то работа… А я ведь — совсем другое дело. Вдруг она решит, что с таким семью заводить не стоит.

— Зря ты сомневаешься. Но в одном твоя правда: сказать ей надо раньше, чем она сама обо всем догадается.

— Я боюсь, что у меня уши при ней появятся, — признался Фома. И, немного подумав, добавил: — Не представляю, что я стану делать, если Иришка на меня обидится. Или решит, что не сможет мне доверять…

— Если считаешь, что не справишься сам, то я могу с ней поговорить, — предложил я. — Подготовить почву.

— Чего подготовить? — заволновался Фома. — Вы иногда так чудно выражаетесь, что мне вас не понять, вашество.

— Я могу намекнуть ей, что встречал перевертышей. И спросить, что она об этом думает.

— Это было бы славно, — с облегчением признался парень. — И обязательно скажите, что оборотень из кошачьих. Это важно! А то она может подумать, что разговор идет про белок каких или собак…

— А что ты имеешь против белок? — зачем-то спросил я.

— Знамо дело, белки — это крысы с пушистыми хвостами. Я когда жил в том доме у ведьмы, то охотился в котячьем виде, и белки меня дразнили всегда. А у меня не получалось их поймать. Если бы вы представляли, как это гадко, когда эти наглые морды стрекочат с веток, будто смеются! Знают, что мне их лапой не сбить.

— Вон оно что… — медленно произнес я, стараясь придать лицу серьезное выражение.

Фома подозрительно покосился на меня, словно убеждаясь, что я над ним не подтруниваю, а потом вздохнул:

— Спасибо вам, Павел Филиппович. Вы меня всегда выслушаете и поможете.

— А как иначе? — я усмехнулся. — Мы ведь все же одна семья.

— И Зимин тоже нам семья? — уточнил слуга.

— Тоже…

— Тогда надо его будет от этой Свиридовой спасти, — задумчиво сказал Питерский. — Вы представляете — такая фифа в доме? Она ж выведет из себя и его самого, и его невесту…

— А может, все совсем по-другому получится? — предположил я. — Вдруг Елена Анатольевна перевоспитается?

— Ни за что не поверю! — проворчал парень. — Видел я таких дамочек… Они презрительно на всех смотрят, и доброты в них ни на копейку.

— Чудеса случаются, — бросил я небрежно.

Мы подъехали в дому, и ворота распахнулись. В свете фар мелькнули два пушистых кота, который тут же отошли с дорожки и спрятались за Евсеева. Тот прикрыл ладонью глаза и дождался, пока автомобиль остановится на площадке у дома.

— Доброй ночи, господин, — обратился ко мне дворник, едва я вышел из машины. — Докладываю: за ваше отсутствие никаких происшествий на вверенной территории не произошло. Лекарь изволил откушать и уснул прямо за столом. Ваш призрак отнес его в комнату и уложил на кушетку рядом с болезной.

— А болезная? — без особой надежды уточнил я.

— Спит. Да тихо так, словно и не дышит вовсе, — мужчина осенил себя священным знаком. — Но лекарь мне пояснил, что это из-за лечения.