— Это мои вещи, — пояснила Арина. — Ваш батюшка сказал, что мне может понадобиться сменная одежда. И я не стала уточнять зачем.

— Я благодарен вам за это, Арина Родионовна, — достаточно громко сказал Филипп Петрович, когда мы оказались на втором этаже.

Он подошел к нам и взял руку моей спутницы, чтобы коснуться губами ее пальцев.

— Знаю, что попросил у вас слишком много, но мы не можем доверять посторонним, — произнёс он.

— Конечно… — смущенно ответила Нечаева. — Я должна сказать вам «спасибо» за кулон. Этот жест много для меня значит.

— Как и для всей нашей семьи, — ответил князь, и я невольно отметил, насколько уверенно он держится.

Филипп Петрович был не просто главой рода. Он был еще и начальником охранки, хоть и бывшим, и умел держать лицо в любой ситуации. Никто бы и не догадался, что совсем недавно он здесь открывал душу. А еще он умел произвести хорошее первое впечатление.

— Мы вынуждены просить вас помочь нам, Арина Родионовна, — продолжил Чехов. — Люб… Людмила Федоровна может проснуться не в самом добром расположении духа. Насколько я знаю, вы владеете белой силой, и у вас есть талант, который способен помочь Виноградовой прийти в себя.

Он замолчал, позволив девушке не спеша осознать услышанное. Она слегка напряглась, и, сама того не замечая, прильнула ко мне в поисках защиты.

Княгиня поспешно отодвинула Филиппа Петровича и оказалась напротив нас.

— Прошу простить моего сына, — с улыбкой произнесла она. — Он иногда забывает о дипломатии. Это особенность всех Чеховых, и я прошу прощения, если он вас смутил. Но зная ваших родителей, мы понимаем, что вы унаследовали их таланты. Лаврентий Лавович сейчас пытается прийти в себя. Я уже позвонила своему лекарю, но он не знаком с нашей болезной и может напугать ее. Вы же для нее не посторонняя, а почти часть семьи.

От этих слов Нечаева робко улыбнулась. И я заметил, как напряжение начало спадать.

— Все в порядке, — сказала она.

— Вы можете отправиться в мою комнату, — предложил я. — Там вы можете переодеться. А я займу гостевую. Когда Лаврентий вернется, мы сможем разместиться по соседству.

— Думаю, было бы лучшим решением, если бы мужчины не мешали нам, — внезапно предложила бабушка. — Мы с Ариной Родионовной приготовим что-нибудь полезное для нашей болезной. И когда она придет в себя, то увидит всего лишь двух безобидных женщин, и почувствует заботу, которую они о ней проявляют…

— Софья Яковлевна, ну какая же вы безобидная? — с деланным укором возразил я.

Княгиня возмущенно подбоченилась, а потом продолжила:

— Я умею быть милой! Если твоя соседка потеряла память, ей будет полезнее оказаться в обществе женщин. Поверь, так будет лучше…

— Полагаю, что так и впрямь будет лучше, — подтвердила Нечаева. — К тому же Людмила Федоровна всегда отзывалась о княгине Чеховой исключительно с уважением.

Бабушка довольно улыбнулась.

— Правда? — кокетливо уточнила она. — Как приятно! Мужчинам не понять, насколько важна женская дружба. Они даже уверяют, что мы не умеем приятельствовать.

Отец закатил глаза, а потом мы обменялись с ним понимающими взглядами.

— Пожалуй, нам стоит спуститься в приемную, — предложил я, и князь с готовностью кивнул.

Бабушка махнула нам рукой и выхватила у меня саквояж, о котором я уже успел позабыть.

— Позвольте, я сама! — обеспокоенно предложила Арина.

Но багаж уже перекочевал к призрачному миньону, который с важным видом двинулся в сторону моей комнаты.

— У тебя же там ничего не разбросано? — запоздало поинтересовался отец.

Я потер лицо ладонями, пытаясь представить, как дамы отреагируют на брошенное на полу ванной полотенце и разобранную кровать. Я привык, что Виноградова все это время обеспечивала порядок во всем доме, включая мою комнату.

— Ничего ужасного, — отмахнулся я.

— Мужчины… — донесся из-за приоткрытой двери укоряющий голос бабушки.

— Пойдем отсюда подальше, — предложил Филипп. — И сделать это лучше поскорее. Поверь, я слишком хорошо помню, чем обычно заканчиваются отповеди нашей родственницы.

Уговаривать меня не пришлось. Мы быстро спустились по ступеням, и отец оценивающе осмотрел приемную.

— А тут у тебя неплохо, — заявил он и отшатнулся, наткнувшись взглядом на полотно Залежного. — Жуткая картина!

Я пожал плечами.

— Подарок от довольного клиента…

— Уж не того ли художника, которого обвинили в краже собаки? Я слышал, что он с ней побирался с гитарой наперевес, верно? — с подозрением уточнил Филипп Петрович.

Я усмехнулся:

— Все было совсем не так. Его оговорили, не был этот парень никаким гитаристом.

— Разве он не жил в цыганском поселке? — удивленно спросил отец. — Мне всегда казалось, что все обитающие там танцуют и поют.

— И еще у них живут ручные медведи? — с иронией уточнил я. — Не думал, что ты мыслишь так стереотипно…

— Да не в этом дело! — возразил князь. — Там поселился довольно специфический народ. Они пытались высаживать всякие дурманящие растения, но вызванные туда природники из жандармерии сделали почву непригодной для подобных посадок. Так эти олухи принялись выращивать грибы! И не самые безобидные, к слову… Пришлось отделу вновь отправляться туда.

— Может, стоит расселить этот поселок? — предложил я.

— А ты попробуй, — ухмыльнулся отец. — Местные вцепились в этот клочок земли, считая, что могут там промышлять разными делами без пригляда жандармерии. Но, справедливости ради, стоит признать, что там и впрямь очень уединенное местечко.

— А что, если открыть там какой-нибудь тренировочный лагерь? — предложил я.

— И кто станет мотаться туда ради подобного? — с усмешкой спросил отец. — Рано или поздно, возвращаясь с такой тренировки, можно остаться без денег. И ценностей. И телефона… И при этом тебя не будут грабить — местные просто заболтают тебя так, что ты сам отдашь им все, только бы они отвязались… Говорю же: довольно специфическое место!

Я покачал головой:

— Не знаю. Но собачке, которую Залежный выкупил за рубль, там было хорошо.

— Собачке, говоришь… — задумчиво протянул князь, потирая подбородок. — Быть может, там разместить питомник для служебных собак? Там хватит места для дрессировки и выгула.

— Хорошая идея, — одобрил я. — Владельцы домов будут рады получить за свою собственность хоть какие-то деньги. А те, кто самовольно въехал в чужие помещения, будут вынуждены искать другие места обитания.

— Это хорошая мысль, — кивнул Филипп. — Нужно ее обдумать. Обсудить с разными людьми и подать в Императорскую канцелярию бумагу.

Он прошелся вдоль стены, рассматривая другие картины.

— Любопытно… выглядит красиво, — произнёс он. — Не знал, что у тебя такой вкус.

— Это полотна принадлежат Виноградовой.

Отец прошел в мой кабинет и встал у окна.

— Яблоковой, — поправил меня он, глядя во двор. — Привыкай называть ее новым именем. А то скажешь при ком-то ее настоящее имя — и придется объяснять, что ты имел в виду. И даже Арина Родионовна не сможет тебе помочь.

Я вошел в комнату и прикрыл за собой дверь, чтобы нас никто не мог услышать.

— Что ты знаешь о ней? — спросил я, скрестив руки на груди.

— Все, что должен, — сухо ответил князь, повторив мой жест.

— Мне стоит беспокоиться?

— Я не желаю тебе зла, Павел Филиппович. Ты должен это понимать.

Я потер переносицу, чтобы не сказать чего-то неуместного.

— Ты выбрал профессию, которую я никогда бы не пожелал для своего сына, — продолжил князь. — Но мы оба понимаем, что указывать тебе что-либо прав у меня нет. Я потерял это право тогда, когда ты покинул мой дом. И у меня не хватило смелости забрать тебя обратно.

— Смелости? — удивился я.

— Мне было страшно, Павел, — ответил мужчина спустя несколько секунд напряженной тишины. — Я понимал, что не справлюсь, и не смогу дать тебе заботы и любви, которую должен дарить ребенку родитель… Мне пришлось убеждать себя, что причина кроется в том, что времена тогда были лихие… Но они всегда были нелегкими! Мне всегда угрожали. Я знал, что будет нелегко, когда выбирал эту профессию. На практике все вышло куда серьезнее, но все же наивностью я не страдал. Твоя бабушка смогла меня подготовить. Она помогла мне, а я не сумел стать для тебя таким же маяком. У меня никогда не получится этого изменить — ты всегда будешь ждать от меня подвоха…