— Но она сама дала мне подсказку, что с батей своим не очень близка. Остальное узнать было не шибко сложно. Господа своих слуг за людей обычно не считают. И при них говорят много лишнего. Конечно, те не треплют языком направо и налево. Но водитель Свиридова иногда заходит в один кабак, где пьет пенное и болтает с человеком за стойкой. Спустя пару кружек он может пожаловаться на хозяина, который до того жестокосердный, что собственную дочь хотел подложить в постель некроманта.

При этих словах парень ожег меня колючим взглядом. И мне подумалось, что у него в роду должны быть волки.

— Слугу не пришлось пытать или запугивать. Достаточно было подсадить к нему девчонку, которая умеет слушать и подливать хмельное. Она вызнала все, что могла и доложила мне.

— Вся эта информация должна остаться втайне, — сурово потребовал я. — Я не хочу, чтобы Елена Анатольевна оказалась в центре такого скандала. Достаточно того, что ей довелось стать невестой для моего названного дяди.

— Насколько я понял, начальник кустодиев готовится к скорой свадьбе, — небрежно бросил Гордей Михайлович.

— Все так. И его супругой станет замечательная девушка, которую он выбрал сам. Она сейчас живет в их загородном доме.

Петров вздрогнул, резко обернулся ко мне, и его губы дернулись, словно он собирался улыбнуться.

— Никто из нас не собирался неволить княжну Свиридову и пользоваться ее бедственным положением, — заключил я. — Станислав Александрович — человек чести и согласился разыграть весь этот спектакль только для того, чтобы сохранить честь семьи.

Гордей вскочил на ноги и прошелся вдоль скамьи, потирая ладони. Он прищурился, словно рассматривая что-то прямо перед собой. А потом спохватился и вернулся на свое место.

— У меня была другая информация. И ваши слова меняют многое. Но… — парень запнулся на полуслове и вновь вернул своему лицу прежнюю холодность. — Однако, Павел Филиппович, я все еще хочу попросить вас об услуге.

— Какой?

— Согласитесь не отправлять Свиридова на каторгу. В таком случае ее дочери не будут покрыты позором и смогут оставаться при титуле.

Я тяжело вздохнул, пытаясь найти способ отказать мягче. Но Гордей Михайлович продолжил:

— Все можно устроить так, что и волки будут сыты и овцы целы.

— Каким же образом?

— Я весь вечер думал об этом накануне. И понял, что для судьи будет достаточным наказанием ссылка в Московию. Из провинции он не сможет вам навредить. Он потеряет влияние после того, как мы его прижмем. А старик поселится на даче, будет разводить там кроликов и время от времени получать от дочерей открытки на праздники.

Мне подумалось, что такой вариант мог бы меня устроить. Крови я не жаждал. И беззубый судья в подмосковии был бы на своем месте.

— Зачем это вам, Гордей Михайлович? — решился спросить я.

— Знаете, Павел Филиппович, наверно я и сам не ведаю. Мне ничего не светит с такой девушкой, как Елена Анатольевна. Она не для такого, как я. Мне это хорошо известно.

Тут он вновь потер скулу и мне подумалось, что он вполне мог получить в нее кулаком от судейской дочки.

— Но я готов вам заплатить, мастер некромант.

— И чем же? — удивился я.

— Деньги вам не нужны. Пообещать лояльность организации я не имею права. Я дам вам клятву служить после смерти, — заявил он и гулко сглотнул.

— Сильно, — опешил я и оттянул узел галстука, который вдруг стал слишком давить шею. — Но вынужден вам отказать.

— Вы так хотите, чтобы судья страдал? Неужто настолько сильно желаете мести, что готовы испортить судьбу девушки? Двоих?

— Я не об этом, — торопливо оборвал я искреннее возмущение парня. — Полагаю, мы и впрямь сможем прижать судью и без каторги. Но вот ваше предложение об оплате мне не по вкусу.

— И отчего же? — обескураженно уточнил Гордей.

— Обычно некромант договаривается с уже мертвыми. А как адвокат, я возражаю против подобной сделки. Вот умрете и поговорим об этом.

— Договорились, — улыбнулся «сын» и подал мне ладонь.

Я сжал его пальцы и, не отпуская их, заявил:

— Но заплатить вам все же придется.

Улыбка моего собеседника на секунду напомнила оскал. Мне показалось, что он попытался скрыть разочарование от моего вероломства.

— Я попрошу у вас рекомендации для повара, который готовит эту самую шаверму. Иногда мне хотелось бы ее есть. Но мне кажется, что не везде ее будет безопасно покупать. Дайте приказ не продавать ее мне или моим помощникам, если еда будет несвежей.

— Вы заключили хорошую сделку, мастер Чехов, — выдохнул Петров. — Обещаю, что вы не пожалеете.

Я вернулся домой, когда солнца во дворе уже не было. Евсеев что-то выговаривал котам, которые с важным видом разлеглись на пороге его квартирки.

— Вот как с вами ругаться… — заключил мужчина и сгреб в охапку двоих питомцев, чтобы занести внутрь помещения.

Уже после того, как я подошел к крыльцу, я заметил Фому. Он сидел на лавке и крутил в руках корзинку.

— Людмила Федоровна просила починить, — пояснил он, когда я приблизился. — А мне кажется, что проще выбросить и купить новую.

— Ты перестал быть бережливым? — уточнил я.

— Я тут понял, что чаще всего жадность у человека возникает из-за того, что ему многое не по карману. Бедность порождает скупость. А потом человек привыкает экономить и даже когда может себе позволить многое — продолжает копить. Я вот раньше страсть как боялся с голоду ноги протянуть. Мне есть надо много.

— Это я помню, — кивнул я, рассматривая корзинку, у которой распустилась большая часть прутьев. — А теперь не боишься?

— Теперь я в семье Чеховых, — усмехнулся парень. — К тому же я обрел своего зверя. А это значит, что я смогу добыть себе пропитание даже в диком лесу.

— В каком лесу? Куда это ты собрался? — раздался голос из приоткрытого окна, и рама распахнулась, явив Яблокову. — Никаких больше поездочек на природу. Один там умереть умудрился. А второй еще хвост потеряет. Тот самый хвост, который я еще ни разу не видела, между прочим.

— Людмила Федоровна, корзинку эту выбросить надобно. Не стоит такое в доме хранить.

— Мне ту корзинку дарил сам Воробьев — возмутилась женщина.

— Кто таков? — поинтересовался Питерский. — И что было в корзинке?

Эти вопросы смутили нашу соседку, которая внезапно растерялась и даже покраснела. А потом махнула рукой.

— Знаешь, а может и правда пора отнести этот хлам на мусорку. Надо разобрать подвал, чтобы в нем устроить винный погребок.

— В нашем доме не так много пьют, — напомнил я.

— Рядом с восточной стороной стены есть схрон с бутылками по десять, а то и больше рублей за штуку. Будет славно перенести их в достойное место, подальше от мышей.

— У нас нет мышей, — пробасил Фома.

— Ты уверен? Не далее как сегодня я слышала писк…

После этих слов Питерский вскочил на ноги и направился в дом.

Довольная собой Яблокова подмигнула мне и по-хулигански села на подоконник, а потом перекинула ноги наружу и спрыгнула между клумбами с цветами. Я едва успел оказаться рядом, чтобы удержать ее под локоть.

— Спасибо, — сказала она, похлопав меня по ладони. — Пусть я не могу пройти через стену, но выйти в окно даже интереснее.

— Не вздумайте сделать это на втором этаже, — предупредил я строго.

— Такой глупости я не натворю.

— Вдруг забудетесь, — пожал плечами я.

— Я не могла выбраться из дома. И потому не выходила через стены наружу. Только внутри комнат. Так что забыться не выйдет.

— Как вы? — тихо осведомился я.

— Привыкаю, — робко призналась Людмила Федоровна и оглянулась, словно опасаясь, что нас могут услышать, — Сегодня поела без проблем.

— Все еще болит живот? — нахмурился я.

— Стазис замедлили все процессы в организме. Я делала один глоток воздуха в год. В моем желудке много лет не было еды. И сейчас я ощущаю каждый кусочек как что-то инородное. Лаврентий Лавович обещал, что станет легче. Порекомендовал есть каши. Но я их и при прежней жизни не жаловала. Смерть этого не изменила. Не стану я есть такое.