— Нехорошо, когда дома вот так рушатся. Не к добру это. Думаете, что там остался кто-то из призраков? — спросил Фома хмурясь.

— Не знаю, — честно ответил я. — Но это единственная зацепка. Потому что отец сказал, что Чернов пропал без вести. А значит, места его смерти мы не найдем.

Я открыл дверь и вышел из салона. Фома последовал за мной и настороженно всматривался в густой сад, который вдруг показался особенно мрачным.

— Если хотите купить дом, мастера, то не советую.

Незнакомый женский голос послышался за спиной, когда мы уже подошли к воротам. Я обернулся. У калитки дома напротив стояла пожилая женщина, в цветастом платье до самых пяток и наброшенной на плечи вязаной шали. Она поправила на переносице очки в тонкой оправе и ловко подхватила внезапно выскочившую со двора кошку. Та послушно позволила погладить себя между ушами, а потом вывернулась и рванула куда-то в траву. Оттуда в разные стороны брызнули кузнечики. И я услышал, как восхищенно фыркнул Фома. Все же иногда он становился настоящим котом, который тоскует по охоте.

— С чего вы решили, что мы не воры? — живо уточнил я.

— Что? — переспросила женщина. — Вы уж простите, старая я. Слышу уже плохо.

Я направился к даме, не забыв на всякий случай посмотреть по сторонам.

— С чего вы взяли, что я хочу купить этот дом? — повысив голос, уточнил я, поравнявшись с женщиной. Та поморщилась:

— Я стала хуже слышать, но не совсем оглохла, мастер, — с усмешкой произнесла она. — Да и голос у вас на редкость звонкий. Это свойственно молодым. С возрастом появляется благородная хрипотца.

— Простите, — смущенно ответил я.

— Бросьте. Стоит ли обращать внимание на брюзжание старой женщины? А про то, что вы покупатель, я решила потому, что для вора вы слишком хорошо одеты. И приехали засветло. Да и, признаться честно, ни один лиходей не полез бы в этот дом, если не совсем выжил из ума.

— Почему? — удивленно уточнил Фома.

— Мало того что все внутри обветшало за столько–то лет. В том году и вовсе на чердаке дома завелось гнездо шершней. Гудело так, что даже в моем дворе было слышно. Пришлось вызвать природников, которые могли бы договориться с этими неприятными жужжащими соседями. С меня взяли немыслимую сумму, чтобы работать издали и не проходить в сад. И знаете, я согласилась оплатить счет. Потому как была рада, что ребята взялись за эту работенку.

— И почему был не позвать кого-то из управления? У вас тут наверняка есть контора, которая занимается порядком, — удивился я.

— Нехороший это дом, — покачала головой незнакомка и провела пальцами по волосам, словно беспокоясь, что безупречный узел на затылке распустился. — И не одна я это понимаю. К слову, с кем имею честь беседовать?

Она прищурилась, ожидая ответа, и я представился:

— Меня зовут Павел Филиппович Чехов.

Женщина просияла и закивала:

— Народный адвокат, некромант и просто хороший человек. Слухи о вас ходят самые что ни есть волшебные.

— Очень надеюсь, что это шутка, — вздохнул я.

— Одни говорят, что вы воскресили юную княжну в святом месте, где жрецы собирались ее похоронить.

— Враки это, — я решительно мотнул головой. — Ни за что бы слуги Искупителя не стали бы хоронить живую девицу. А я просто удачно очутился рядом, когда она проснулась.

— А еще говорят, что вы мертвых водите давать показания.

— Было всего разок, — вынужден был признаться я. — Но ситуация требовала такого решения. Был бы у меня выбор, я бы никогда не стал тревожить мертвых ради такого действа.

— А правда, что вы изгнали беса из одной бабы, которая держала в страхе центральное отделение почты?

— Искупитель с вами? Ну какие бесы? В ней был призрак, который мучил несчастную и через нее окружающих.

— Слышала я, что вы летать умеете. Но вот крыльев за спиной у вас не наблюдается. Или мне нужны другие очки?

— Вы кажетесь мне разумной женщиной, — улыбнулся я. — Неужто вы и впрямь считаете, что кто-то вроде меня может вознестись над землей?

— Вроде вас? — удивленно дернула бровью женщина.

— Темный, некромант, — терпеливо пояснил я.

— Молодой человек, я пожила достаточно, чтобы понимать: свет вовсе не означает святость. Порой в полдень, когда совсем нет тени, мир становится черным. А иногда ночь кажется белее снега. Но я сделаю вид, что не заметила очевидного.

— Это чего же?

— Вы ушли от ответа, но не стали мне лгать. Спасибо, что не считаете меня глупой.

Я пожал плечами, потому как не знал, что ответить

— О вас ходит много сказок, Павел Филиппович. Не думала, что мне доведется встретиться с вами вживую. Рада познакомиться. А я Ольга Савельева.

Она немного помолчала, рассматривая меня, а затем продолжила:

— Выходит, я ошиблась, и вы не дом покупать приехали. Неужели пропавшего Чернова, наконец, признали умершим, и наследники начали делить его имущество? Тогда передайте своим доверителям, мастер Чехов, что этот дом не годится даже на продажу. Лучше всего было бы его снести. А землю забетонировать и сверху засыпать толстым слоем соли. Жить здесь я не посоветовала бы даже людям, в которых течет кровь Чернова. Но это долгая история.

— Я готов потратить время на хорошую беседу, — возразил я.

— Хорошей не обещаю. Я не лучший рассказчик, мастер Чехов. Живу тут почти затворницей и обычно говор с котами и своей компаньонкой. Идемте в беседку, чай как раз поспел. Как знала, попросил заварить побольше. Ваш приятель и барышня, что с вами приехала, пусть тоже с нами идут. Плюшей хватит на всех. А за машину не беспокойтесь. Никто ее не тронет.

Фома услышал приглашение, кивнул и направился к автомобилю.

— Интересный у вас друг, — произнесла Ольга, глядя в спину Питерского. — Вроде и силой не обладает, а есть в нем что-то. Я встречала таких людей в Сиберии, в те времена, когда мой отец владел там небольшим алмазным рудником. Я была мала, но помню их — суровые, лица словно из камня вырезаны. Татуировки на руках, будто с каторги сбежали. Однако, худого не творили, не балагурили и все местные их слушались беспрекословно. Такой там покон.

— Фома Ведович добрый человек, — заступился за Питерского я.

— Он будет таким если с ним по-хорошему. Поверьте, я видела, на что способны подобные ему люди. И не подумайте, я не боюсь вашего друга. Незачем, потому как зла ему я не желаю.

Фома открыл дверь, помогая Арине Родионовне выйти, и они направились к нам.

— Хороший промысел у вашего батюшки, — заговорил я, чтобы сменить тему.

— Был, — поправила меня Ольга. — Смута коснулась и Сиберии. Батюшку убили за этот самый рудник. Местечко отошло каким-то разбойникам. Потом вроде как и разбойников этих порешили. Никому добра не принесли те камни.

— Простите, — произнес я.

— Бросьте, — вновь улыбнулась женщина. И от ее улыбки в уголках глаз собралось множество лучиков морщинок.

— Все, что происходит в жизни, случается неспроста. Отец много работал, чтобы обеспечить семью. Он был приверженцем старого порядка. Гордился первенцем, вторым сыном тоже. Меня матери смог простить только потому, что та обещала ему родить еще одного сына.

— Это ужасно, — выдохнула Арина Родионовна, которая успела услышать эту часть беседы.

— Отец держал супругу в строгости, отчего она не смела поднять глаза от пола. Когда случилась беда, и отца не стало, сыновья быстро продали дом и имущество и были таковы. Хоронить отца нам с матерью пришлось за проданный ею знак искупителя, который она смогла утаить от моих братьев, когда они срывали с нее обручальные браслеты. Я не помню, чтобы моя мать плакала. Она пообещала мне, что все будет хорошо. И мы ушли с ней в старый храм, где нас приняла настоятельница и позволила остаться там, сколько потребуется. Моя мать умела вести домашнее хозяйство и не гнушалась любого труда. Ее даже грамоте не учили в детстве. Меня же в храме научили писать и читать. Отправили в гимназию, где я получила образование. Кто знает, как сложилась бы моя судьба, если отец остался жив. Скорее всего меня бы продали кому-то второй супругой, как было принято в тех местах.— Выходит, смерть вашего родича стала для вас благом, — пробасил Фома.— Моя мама спустя много лет стала в том храме настоятельницей. Она нашла свое призвание в помощи людям. Я же нашла себе профессию, которую люблю всем сердцем.