— Нехорошо это, — буркнул Фома.
— Не мне их судить, конечно, — я пожал плечами. — Все же я сам родился в уважаемой семье и потому мне не понять многих вещей. Как бы я ни пытался.
— Что есть, то есть, — кивнул собеседник. — Вы уж не обессудьте, мастер. Но не зря в народе поговорка ходит, что сытый голодного не разумеет.
— Все так. Однако даже сытость не затмевает мне глаза. И я вижу, что слабые духом люди, которые получили деньги или власть, часто начинают вести себя недостойно. И вроде придраться не к чему. Они следуют правилам и чтут этикет. Однако нет ничего хорошего в том, чтобы отворачиваться от близких или забывать свое происхождение. Ведь с титулом можно поменять фамилию. Многие берут новую, отрекаясь от своих предков.
— Зимин не носил фамилию своего отца. Ему досталась приютская, — напомнил Питерский.
— Именно потому я искренне восхищаюсь его силой. Он не стыдится своего прошлого. И хотя он официально и получил фамилию Александра Васильевича, но открыто заявляет, что не хочет, чтобы его воспринимали только как приемного сына князя. Он остается собой, даже несмотря на новый титул.
Я внимательно взглянул на Питерского, который стоял напротив, и негромко добавил:
— Ты такой же, Фома Ведович.
— Скажете тоже, — смутился парень.
— Ты мог взять благозвучное отчество, чтобы проще было сойти за «своего». Чтобы никто не задумывался, почему у твоего отца такое странное имя.
— Он был достойным человеком, — глухо проговорил парень.
— Уверен, что так и есть. Ты мог съехать из нашего дома в ведомственную квартиру. Наверняка тебе предлагали машину с водителем.
— Ну, это да, — смутился собеседник. — Но вы сейчас сказали, что я не стал съезжать с нашего дома. Нашего! То есть, вы сами меня за своего считаете. Это для меня не пустой звук.
— Только сильные люди не меняются, когда становятся важными или богатыми, Фома. Ты вот носишь галстук с моим гербом. Хотя мог бы заказать одежду со своим собственным.
— Чеховых уважают, — хитро прищурился парень. — И мне не помешает дать понять подчиненным, что мы с вами не чужие друг другу люди.
— Да ты коварный тип, — хохотнул я.
— Это меня Людмила Федоровна научила. Она сказала, что я всегда успею снять ваш герб. А пока он мне пригодиться.
— Ну и отлично, — ответил я и уселся на переднее сиденье. — Поехали домой. Там наверняка обед готов.
Питерский кивнул и занял место за рулем. И собирался было выехать с парковки, но в этот момент в кармане зазвонил телефон. Я взглянул на экран. Номер был незнаком. Я принял вызов и произнес:
— У аппарата.
— Доброе утро, Павел Филиппович, — послышался в динамике сухой мужской голос. — Простите, что потревожил вас…
— С кем имею честь говорить? — перебил я собеседника.
— С Анатолием Викторовичем Свиридовым, — послышалось в динамике. — Я хотел бы встретиться с вами, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию.
— Могли бы договориться о встрече с Еленой Анатольевной, — ответил я.
— Увы, моя дочь не берет трубку, — произнес собеседник. — Я даже начал переживать, не случилось ли с ней чего.
— Об этом можете не беспокоиться. Теперь княжна под защитой нашей семьи, — произнес я, и вышло чуть резче, чем хотелось.
— Я предполагал что-то такое, — ответил Свиридов. — Чего не сделаешь, чтобы убрать с поста входящего в совет судью?
— Вы сами лишили дочь семьи. И насколько я знаю, решили забрать у нее отчество. Когда она пришла ко мне за защитой, я просто не мог отказать беззащитной девушке.
— Не заблуждайтесь, мастер Чехов. Елена не такая уж безобидная, — возразил судья. — Когда-нибудь вы сами в этом убедитесь.
— Это все лирика, мастер Свиридов, — оборвал я собеседника. — Если вы еще не поняли, то и я не наивный мальчишка, за которого вы меня приняли. Полагаю, вы желаете встретиться и обсудить сложившуюся ситуацию в ближайшее время.
— Забавную формулировку вы использовали, — язвительно заметил судья.
Мне подумалось, что у него не скоро получиться говорить без превосходства. Все же князь привык, что его слова имеют вес.
— Жду вас в течение часа в своем кабинете, — предложил я. — Вас устроит?
— Хорошо, Павел Филиппович. До встречи.
Судья завершил вызов. Я же убрал аппарат в карман и взглянул в окно.
— Планы изменились, вашество? — уточнил Фома, но я покачал головой:
— Едем домой.
Слуга кивнул, и машина выехала с парковки.
— Кто-то хотел назначить встречу в офисе? — поинтересовался Фома.
— Судья Свиридов, — ответил я, и Питерский удивленно поднял бровь:
— Зачем? Хочет нанять вас в качестве адвоката?
— Весь Петроград наверняка уже знает, что у меня конфликт с Анатолием Викторовичем, — ответил я. — Так что в случае найма меня в качестве адвоката, комиссия начнет новое дело еще до вынесения приговора. Да и не нужен я ему как защитник. С деньгами его семьи, мастер Свиридов может нанять целую армию опытных адвокатов.
— Тогда зачем ему с вами встречаться?
Я помедлил с ответом, а затем произнес:
— Скорее всего, с моей помощью судья хочет договориться о сделке.
— Почему с вами?
— Потому что Шуйский и группа следователей не пойдет на сделку, имея свидетеля, которому можно безоговорочно доверять. Призрак Андросова, который не лжет, устроит и судейский комитет. Тот быстро снимет Анатолия Викторовича с должности, и тем самым выпишет ему пропуск в острог. Но я могу ошибаться. Терпение, мой друг, скоро мы все узнаем.
Фома усмехнулся и кивнул. Вдавил педаль газа, и машина покатилась по шоссе.
— У тебя гости, Павел Филиппович, — произнесла Яблокова, едва я переступил порог дома. — Ждет в приемной.
— Надеюсь, вы угостили посетителя чаем? — уточнил я.
Людмила Федоровна недовольно поджала губы:
— Боюсь, в нашем доме нет такого сорта чая, который подошел бы ему по статусу, — ответила она. — Может послать Евсеева за упаковкой чая с рисунком слона на боковине? Заварю пачку на граненый стакан. Как принято в остроге.
Я усмехнулся:
— Не будьте так суровы с нашим гостем. Кто знает, возможно, он многое осознал и переосмыслил?
— Если бы он это сделал, то давно бы уже застрелился, не вынеся груза позора, как подобает дворянину и государеву слуге, — с презрением процедила Яблокова. — Но нет, он жив-здоров. И весьма упитан. У него хватило наглости попытаться раскурить трубку. Хорошо, что Ярослав оказался достаточно прытким и отобрал кисет.
— Гость был недоволен этим фактом? — осведомился я.
— Не в восторге, — согласилась женщина. — Но ему повезло, что я не велела нашему мальчику задать ему трепку.
Я только покачал головой, но ничего не ответил. Было приятно понимать, что Яблокова, наконец, приняла Ярослава в доме. Значит, у культиста теперь есть пропуск на крышу, откуда он будет любоваться городом.
Сам я прошел в приемную, где меня ждал Свиридов.
Анатолий Викторович облачился в малиновый пиджак и выбрал такого же оттенка галстук. Я невольно вспомнил, что похожая вещь была на Елене в нашу первую встречу.
— Доброе утро, — поприветствовал я гостя.
— Какое же оно доброе, Павел Филиппович? — ответил Свиридов и провел по волосам пятерней. На одном из пальцев мелькнул крупный рубин, обрамленный в золото.
— Самое что ни на есть доброе, — возразил я. — Сегодня восторжествовала справедливость, Анатолий Викторович. Вскрылась еще одна ячейка коррупции.
Гость косо посмотрел на меня и усмехнулся:
— Ну, говорить об этом пока рано, мастер Чехов. Комиссия еще не сняла меня с должности, а без этого дела не завести.
Свиридов говорил уверенно. Но в его голосе я уловил напряжение, которого раньше не замечал. Я прошел в свой кабинет и оставил дверь открытой, давая понять, что гость может войти следом.
Это было не вежливо. И мы оба это понимали. Однако, мне не хотелось играть с судьей в поддавки. Интуиция подсказывала, что каждый добрый жест он будет воспринимать как слабость. С подобными людьми стоит быть жесткими.