…про неё, — выговорил я наконец. — Развеется вместе с ним. И сразу хочу вас предупредить: ни слова об услышанном Людмиле Федоровне. Во всяком случае, до моего возвращения. Всем ясно?

— А если она спросит? — лукаво уточнил Козырев.

— Старайтесь не попадаться ей на глаза, — заявил я. — А если начнет спрашивать — максимально уходите от ответа.

— Тогда она разозлится, — резонно заметил Ярослав.

— А если вы расскажете, то разозлюсь я.

Бывший культист вздохнул:

— Ладно, пойду посмотрю, что там делает Евсеев.

Он шагнул сквозь стену и скрылся на улице. Козырев задержался:

— Подождите минуту, Павел Филиппович, — произнес он и торопливо исчез в доме. Вернулся он спустя несколько секунд. Перед собой призрак тащил кусочек зеркала:

— Вот. Если что, дайте знать. И мы прибудем, — произнес он.

— Спасибо.

Я взял стекляшку и убрал его в карман пиджака. А затем шагнул к дверям, на ходу вынимая из телефон.

На всякий случай я отошел на пару кварталов от дома. И только после этого вызвал машину такси. Авто прибыло спустя несколько минут. Я открыл заднюю дверь, сел на сиденье и назвал адрес. Водитель покосился на меня в зеркало заднего вида, но не стал задавать вопросов. Молча кивнул, и машина выехала в указанную сторону. Я же откинулся на спинку кресла и уставился в окно.

Старая мануфактура Ильина располагалась на окраине города. Зданию было более ста лет, даже во времена правления Демидовых, после смены владельца оно продолжило работу. Только смута смогла убить производство, и за десятилетие здание пришло в упадок. Одно время здание даже хотели выкупить, но за время Смуты, у помещения появилось очень много собственников. Часть из которых до сих пор числились пропавшими без вести. Поэтому договориться о покупке не удалось, а затем мануфактуру просто забросили.

Водитель остановил машину у распахнутых ворот и кивнул в сторону заросшей высоким бурьяном территории:

— Прибыли, мастер, — произнес он.

Я вынул из кармана бумажник, отсчитал нужную сумму и, поблагодарив водителя, вышел из авто. Направился в сторону здания.

Под подошвами ботинок хрустело битое стекло и строительный мусор. А впереди, в нескольких шагах от меня, высилось двухэтажное здание, красные кирпичные стены которого были густо разрисованы разноцветными рисунками и исписаны надписями, частично затертыми временем и дождями.

Над входом чернела старая ржавая табличка, на которой едва читались буквы: «Товарищество Ильина». Двери в здание не было. На ее месте зиял черный провал. Я остановился у покосившегося крыльца, глубоко вздохнул, собираясь с силами, а затем шагнул внутрь. И усмехнулся, ощутив тянущее ощущение, которое бывает, когда одаренного отрезают от силы. Видимо, Щукин решил подстраховаться на случай, если прибудут жандармы. Вынул из кармана телефон. Связи в здании тоже не было.

Внутри было темно. Только редкие лучи пробивались сквозь выбитые стекла, разрезая пыльный воздух на полосы света. В этих лучах двигались, пыль и клочья паутины. Где-то в углу ритмично капала вода. Холл бывшей проходной был завален мусором: обломками кирпича, битым стеклом и куски черепицы. Справа чернела громада текстильного цеха. И от дверей виднелись покрытые грязью и пылью ряды перекошенных, проржавевших железных каркасов, которые когда-то были станками. Слева же, судя по засыпанным мусором остовам больших бочек, был цех, в котором красили ткани.

Я остановился у лестницы, которая вела на второй этаж, в административную часть здания. Громко произнес:

— Добрый день, мастер Щукин. Мне передали, что вы меня искали.

Мой голос гулким эхом разнесся по помещению. Некоторое время ответом было молчание. А затем послышался мужской голос:

— Добрый день, Павел Филиппович. Рад, что вы приняли мое приглашение. Прошу, проходите. Жду вас на втором этаже. Первая комната направо.

Я шагнул на металлическую ступень лестницы, которая угрожающе заскрипела под тяжестью моего веса. И принялся осторожно подниматься по крутой лестнице. Поднялся на второй этаж, свернул в правое крыло и остановился в проеме нужной комнаты.

В центре помещения стоял человек, в котором с большим трудом можно было узнать бывшего начальника специального отдела жандармерии. Былой лоск слез с него, и теперь передо мной стоял мужчина неопределенного возраста. Белки глаз были красными от недосыпа, под веками залегли темные мешки. Лицо покрывала щетина. А седые волосы были всклокочены. Рядом с ним был едва заметный призрак женщины, в рясе Синода. Второго призрака видно не было. Очевидно, выполнив свою роль, он пошел на корм Щукину.

Заметив мой взгляд, бывший жандарм только развел руками:

— Простите за мой внешний вид, Павел Филиппович. Жизнь в бегах, когда за тобой охотится вся жандармерия и кустодии Империи, накладывает свой отпечаток.

Я покосился в дальний угол комнаты, где лежал грязный матрас, и картонка, на которой стояла нехитрая посуда. Неподалеку чернело кострище, на котором, очевидно, беглый готовил еду:

— Стоит ли такая жизнь потраченных на нее усилий? — уточнил я. — Если бы вы сдались жандармерии, то уже сидели бы в теплой и уютной одиночной камере. Да и кормили бы вас трижды в день.

Щукин усмехнулся:

— Всему свое время, Павел Филиппович, — ответил он. — Те, кто меня знают, могут сказать про меня разное. И только в одном мнении они будут едины. Я всегда был за справедливость. Чтобы человек понес заслуженное наказание за преступления. Я хотел, чтобы ваш отец ответил за то, что сделал, но как итог, меня выкинули с должности как бродячего пса. Как вы считаете, это справедливо?

Я пожал плечами:

— Не знаю, за что вы так ополчились на моего отца. Он делал то, что должен был делать.

Щукин хмыкнул:

— Потом, когда я, приложив массу усилий, наконец вернулся в Петроград и занял должность начальника специального отдела, мне опять пришлось столкнуться с вашей семьей. И итогом было новое отстранение.

— Насколько мне известно, вы помогали Свиридову, который оказался связан с черносотенцами. Так что вы легко отделались, потому что в противном случае к тому списку преступлений, которые вы совершили, добавилось бы еще столько же статей.

— Я всего лишь хотел развоплотить того злобного призрака, который жил в вашем доме!

— В протоколах обыска никаких призраков в моем доме обнаружено не было, — просто ответил я. — Может быть, вы ошиблись?

Щукин покачал головой, но промолчал.

— Я не могу вас винить, — продолжил я. — Вы просто ненавидите мою семью. Наверняка у вас есть для этого свои причины. Вы действуете как бешеный пес, стараясь доставить как можно больше вреда мне или моему отцу.

Бывший жандарм усмехнулся:

— Вот тут вы не правы. Я просто хочу справедливости. И поэтому пригласил на нашу встречу одну гостью. Вы ее не знаете, но поверьте, мне стоило великих трудов найти ее. И вызволить из места, где она почила. Но давайте сперва я расскажу вам одну сказку. А уже потом вы побеседуете с призраком. Итак, жили-были в столице Империи два человека. Молодой и амбициозный дознаватель третьего отделения жандармерии, и стажерка, которая попала на практику по распределению в это же третье отделение. Практикантка была юной, глупой, и угораздило ее влюбиться в этого молодого дознавателя. Только вот беда: дознаватель тот был счастливо женат. И очень любил свою супругу, не давая практикантке ни малейшего шанса. Но любовь, Павел Филиппович, очень сильное чувство. Оно способно согревать человека, а может выжечь его дотла. Так и произошло с этой практиканткой.

Щукин замолчал, с интересом глядя на меня.

— Пока так себе сказка, — ответил я. — Не стоит даже времени, потраченного на дорогу до этого заброшенного здания. И уж точно не стоит нахождения в этом сыром холодном кирпичном мешке, да еще и в вашей компании.

Бывший жандарм загадочно усмехнулся:

— Это только начало, — произнес он. — Самое интересное дальше, Павел Филиппович. Так вот: Демидовы держали под контролем все источники информации. А во времена Смуты, на прилавки хлынули сотни газет с кричащими заголовками про людей, которые живут в центре земли, про древние цивилизации, про магов и русалок. А еще появилось целое полчище гадалок и ведьм, которые обещали что угодно, за умеренную плату. И отчаявшись, девушка обратилась к такой ведьме за помощью. И ей повезло. Тогда Синод не выдавал патенты всяким колдунам, потому что реальных доказательств, что в простолюдинах может быть извращенный дар, не было. Да и сейчас настоящие одаренные встречаются очень редко. Так что среди колдуний находились самородки.