В его голосе звучал вполне искренний интерес, с которым дети обычно спрашивают: «А что будет, если нажать вот сюда?»

Я несколько мгновений стоял, переводя взгляд с одного лица на другое, пытаясь осмыслить весь абсурд происходящего. Потом всё же позволил себе усмехнуться.

— Не думаю, что с моим опытом и навыками, да ещё и в одиночку, у меня получилось бы провернуть такое дело, — спокойно сказал я.

Плут и Свиридова переглянулись с молчаливым облегчением. На лице Плута появилась знакомая полуулыбка, а Свиридова, наконец, чуть расслабила плечи, как будто до этого весь путь сюда сдерживала дыхание.

Я мог бы пошутить по поводу сбежавших через заднюю дверь тотемов с деньгами, но пожалел своих приятелей — уж слишком серьёзно они восприняли возможность моего нового амплуа.

— Добрый день, мастера, — послышался за спиной знакомый голос Арины Родионовны.

Я обернулся. Она как раз спускалась по ступеням, лёгкая, собранная, с тем самым выражением лица, которое у неё появлялось каждый раз, когда она была чем-то чуть недовольна, но старалась не подавать виду. Пальто она уже сняла и держала в руках аккуратно сложенным, будто только что вернулась не из банка, а с приёма у министра.

— Мне пришлось немного задержаться, — пояснила она, подойдя ближе. — Нужно было поговорить с управляющей. Я посоветовала им нанять в охрану хотя бы пару шаманов. Чтобы отслеживали перемещения призраков.

Плут, стоявший чуть в стороне, при этом явно надеявшийся на скорый и тихий доход, скривился так, будто только что потерял выигрышный билет.

По всему его виду было понятно: у него уже была на примете пара знакомых, которые могли бы без особого шума «отследить» что угодно — и, возможно, даже продать это по итогам третьим лицам.

Но теперь этот нехитрый план, судя по всему, рухнул. Даже не успев родиться. Я наблюдал за этой сценой с лёгким внутренним удовлетворением.

— И правда, — пробормотал я, слегка растерянно.

Только теперь до меня дошло, что и сам мог бы сказать управляющей пару дельных слов. Особенно о призраке-жандарме, который в связке с шаманом мог бы принести куда больше пользы, чем просто блуждая по коридорам и пугая воришек. Почти идеальным ночным сторожем, которому даже не нужно платить зарплату.

— Отвезёте нас домой? — обратился я к Плуту, решив, что на сегодня с инициативами вполне достаточно.

— Охотно, — кивнул Гордей с лёгким наклоном головы, почти с шофёрской галантностью. — Прошу, мастер Чехов. Мастер Нечаева.

Он распахнул заднюю дверцу. Мы с Ариной устроились на мягком, траченном временем диванчике. Я разместился у окна, Арина села ближе к центру. Запах в салоне был лёгкий, с едва заметной ноткой ладана.

Плут обошёл машину, сел за руль. Свиридова, по-прежнему молчаливая, заняла место рядом, пристёгивая ремень с отточенной грацией, как будто это был вечерний наряд, а не простая безопасность.

Плут повернул ключ, мотор завёлся с лёгким урчанием. Машина плавно выехала на дорогу, вписываясь в поток.

— Кстати, когда я выходила из дома, — спокойно заметила Нечаева, глядя в окно, — там, недалеко от арки, была какая-то потасовка. «Сыны» с кем-то разбирались… шум стоял приличный.

Плут бросил на нас взгляд через зеркало заднего вида, и я сразу заметил, как уголки его губ медленно расползлись в лукавую улыбку. У него было выражение лица, когда человек одновременно и горд собой, и доволен происходящим, и немного хочет, чтобы его похвалили.

— Монархисты следили за нами от квартиры Грумова, — пояснил я, устроившись поудобнее. — Нужно было избавиться от «хвоста» до того, как мы приедем в банк.

— Красивое решение, — рассеянно произнесла Нечаева, всё ещё не отрывая взгляда от улицы. Голос у неё был спокойный, но в нём чувствовалось уважение.

— Это придумал Гришаня, — добавил я, как бы между прочим, не претендуя на лавры. — А «Сыны» оказались очень расторопны.

Девушка кивнула и перевела взгляд на папку, которая лежала у меня на коленях. Я провёл пальцем по корешку и тихо, почти себе под нос, произнёс:

— Скоро мы узнаем, чем так дорожило «Содружество».

Салон на секунду наполнился лёгкой выжидающей тишиной. Машина двигалась ровно, улицы мелькали за стеклом и день продолжался как ни в чём не бывало. Хотя кое-что в нём уже изменилось.

В кармане завибрировал телефон. Вынул аппарат, взглянул на экран. Номер оказался незнакомый. Я нахмурился и нажал на кнопку, принимая вызов.

— У аппарата, — сказал я ровно.

— Доброе утро, Павел Филиппович, — раздался в динамике негромкий голос. Не старческий, но и не молодой. Незнакомец говорил с той особенной хрипотцой, которая появляется у людей, много лет разговаривающих шёпотом.

— Доброе, — отозвался я, чуть медленнее обычного. — С кем имею честь?

В ответ послышался короткий смешок. Сухой, неуютный.

— Моё имя вам ничего не даст, мастер-некромант. Я лишь связующее звено.

И звоню, чтобы передать предложение от моего нанимателя.

Он сделал паузу, будто хотел, чтобы я выпрямился в кресле и внимательно вслушался в каждое слово.

— Вы передадите нам Грумова, — продолжил он, — а мы отказываемся от всех притязаний на земли мастера Кочергина.

В салоне повисла тишина. Плут не обернулся, но по тому, как он сжал руль, я понял, что он тоже всё слышал.

— Любопытная сделка, — произнёс я спустя паузу. — Мне нужно её обдумать.

— Думайте, Павел Филиппович, — отозвался незнакомец, и вызов тут же оборвался, без прощания.

Я медленно убрал телефон его в карман. Взглянул на папку, лежащую на коленях. Тонкая бечёвка казалась вдруг куда туже натянутой.

— «Содружество»? — догадалась Нечаева, чуть повернув ко мне голову.

Я кивнул:

— Видимо, монархисты решили на время умолчать о том, что провалили зачистку Грумова. А «Содружество», похоже, только сейчас узнало, что старый репортёр всё ещё где-то здесь, пусть и не совсем на этом свете.

На переднем сиденье Свиридова не обернулась, но голос её прозвучал чётко:

— И что они хотят?

— Обмен, — ответил я, глядя в окно, словно там могла быть подсказка. — Предлагают отказаться от претензий на земли Кочергина, если мы передадим им Грумова. Всё по-простому. Как на рынке.

— А кто такой Грумов? — уточнил Плут, всё ещё глядя на меня через отражение.

— Призрак, — спокойно пояснил я. — Репортёр, который много лет назад начал копать под «Содружество». Тогда его, как водится, убрали, но, как выяснилось, не до конца.

В машине повисла тишина. Даже мотор гудел ровнее, как будто тоже слушал.

Папка на моих коленях словно стала тяжелее. А воздух в салоне — плотнее.

— И что вы думаете? — спросила Свиридова, всё так же не оборачиваясь.

— Не отступать от плана, — ответил я без обиняков. — Того самого, что мы обсудили в ресторане. Сейчас особенно важно. Нам всем нужно выкупить свободу от Дубинина.

Плут чуть замедлил ход и свернул на боковую улицу. Возле арки, где недавно что-то шумело, теперь было тихо. Потасовка, устроенная «Сынами», закончилась. На месте остался только легкий хаос в виде пары перевёрнутых мусорных урн, да чьих-то забытых кепок. Рядом стоял микроавтобус жандармерии с характерной синей полосой и гербом. Внутри него, по всей видимости, уже сидели самые активные участники устроенного театра на свежем воздухе.

Я окинул взглядом сцену, ничего не сказал, но отметил, что сработали они быстро.

— Если вашим людям потребуется адвокат, — произнёс я, снова обращаясь к Плуту, — дайте знать.

Гордей не ответил сразу, но в зеркале заднего вида мелькнул его взгляд. Он не был благодарным или насмешливым. Просто внимательным…

Машина мягко свернула в арку, проехала по узкому проезду и остановилась у знакомого крыльца.

— Могу назначить пару человек, чтобы присмотрели за домом, — предложил он, выключая двигатель. Говорил спокойно, будто речь шла о видах на урожай, а не о потенциальной угрозе. — Мало ли, на что решатся монархисты. После сегодняшнего звонка я бы не удивлялся ничему.