— Родня этих людей тоже не бедствует, Алексей Михайлович, — усмехнулся он. — Все они с гербами, при местах, в титулованных браках. Не гоже им пачкать руки о золото, если можно тронуть его только взглядом и владеть им. Пачкаются о деньги и заведуют ими другие. Послушные люди, формально входящие в совет приказчиков. Умело расставленные марионетки. Ни на шаг в сторону, ни на полслова против. Надёжные и предсказуемые. И каждый знает, что их держат за ниточку.

— А… у вас, может, есть список этих… советников? — робко поинтересовался Суворов, чуть поддавшись вперёд, будто надеясь случайно заглянуть в чужую папку.

Но Трофимов покачал головой. Не резко, но так, чтобы стало понятно — разговор идёт не про вчерашние слухи, а про вещи, за которые до сих пор пропадают люди.

— Нескольких знаю, — признал он. — Но не вздумайте, Алексей Михайлович, относиться к ним как к обычным бюрократам. Эти люди без всяких колебаний могут сломать жизнь мне… вам… и даже вам, Павел Филиппович. И поверьте, в их случае совсем неважно, сколько у вас званий и кто у вас в родне. Они не спрашивают разрешения — они просто делают то, что считают нужным.

Мы с Суворовым переглянулись. На лице Алексея отразилась смесь профессионального любопытства и предвкушения. Я тоже не удержался от ухмылки.

— А это уже интересно, — протянул я, чуть склоняя голову набок. — Если бы вы дали показания против этих людей…

Трофимов вздохнул. Глубоко со всей тяжестью, которая копилась на его плечах, похоже, не первый год. Он уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но я опередил его, не дав уйти в лишние сомнения.

— Послушайте, — мягко, но чётко заговорил я, — если дело дойдёт до разбирательства, и вы согласитесь выдать этих людей, я обещаю вам одно: у вас будет охрана. Настоящая. Не эти ребята с дубинками из районного участка, а призраки, что чуют смерть за версту, и бойцы из спецотряда шаманов. Таких, которые могут унюхать угрозу ещё до того, как кто-то подумает навредить. Никто к вам не подберётся, даже если очень постарается.

Трофимов замер. Смотрел на меня в упор, внимательно, будто впервые видел не адвоката, некроманта, сына бывшего начальника охранки, а просто человека, которому можно поверить. Несколько долгих секунд он колебался. А потом, как будто внутри что-то щёлкнуло, и мужчина коротко кивнул.

— Согласен, — хрипло выдохнул он. — Только дайте слово, что поможете, Павел Филиппович. И избавите меня от родича. Не хочу я слышать этого брюзгу с его рассказами о важности семьи.

— Даю слово высокорожденного, — ответил я, даже не раздумывая. Эти слова были для него куда важнее подписей и печатей. — Пишите адрес. Я пришлю охрану сегодня же.

Мы вышли из здания, и я сразу заметил Фому. Он стоял чуть поодаль о крыльца и, слегка склонившись, терпеливо допрашивал призраков. Со стороны сцена выглядела почти анекдотично: массивный, основательный Питерский в форме, с блокнотом в одной руке и ручкой в другой, и вокруг него полупрозрачные фигуры, как лоскуты тумана. Они, впрочем, были предельно серьёзны и охотно отвечали на его вопросы, а снующие рядом шаманы с деловыми лицами поспешно записывали каждое слово под протокол, чуть не бегая карандашами по страницам, чтобы не упустить ни одной детали.

Когда за нашей спиной хлопнула дверь, Фома обернулся, тут же расплылся в улыбке и, не дожидаясь, пока мы подойдём, сделал шаг навстречу.

— Спасибо вам, Павел Филиппович, — заговорил он с явным воодушевлением. — Вы даже не представляете, какую работу проделали. Здесь можно будет закрыть сразу несколько дел времён Смуты. Те самые, что годами пылились в архивах, пока начальство чесало в затылке и решало, кого бы к ним приставить. А тут на тебе, готовый отчёт с подтверждёнными свидетелями. И ещё и мёртвые, что характерно. Надёжнее быть не может.

Я усмехнулся, кивнул и негромко сказал:

— Рад, что оказался полезен. Можно вас на пару слов, Фома Ведович?

Он тут же коротко махнул рукой своим помощникам, мол, продолжайте без меня, я скоро, — и зашагал рядом. Мы свернули в сторону арки, туда, где не было лишних ушей.

Я немного сбавил шаг, чтобы убедиться, что нас никто не догоняет, и только тогда заговорил:

— Фома Ведович, — начал я, стараясь подбирать слова спокойно, — не могли бы вы помочь мне… в частном порядке?

Питерский остановился, повернулся ко мне всем корпусом, нахмурил брови, с явным удивлением и медленно кивнул.

— Конечно, Павел Филиппович, — ответил он, чуть понизив голос, как это делают люди, привыкшие к тонким просьбам, за которыми может скрываться всё что угодно. — Всё, что угодно. Только скажите, в чём дело.

— Мне нужно, чтобы ты отрядил нескольких человек из своего отдела, — начал я, стараясь говорить спокойно, без нажима, будто речь шла о вполне бытовой просьбе. — Для защиты одного важного свидетеля. Всего на пару дней, не больше.

Фома склонил голову набок, прищурился и взглянул на меня с лёгкой ухмылкой:

— Это вы про владельца клуба, да? — уточнил он и небрежно кивнул в сторону дома, откуда мы только что вышли.

— Он самый, — подтвердил я. — Может дать показания, которые мне очень нужны. Без них дело просто не пойдёт. Вот адрес.

— Сделаю, Павел Филиппович, — тут же отозвался Фома с привычной решимостью, будто я попросил его принести с кухни чашку чая, а не организовать внештатную охрану. — И сам подежурю для надёжности. Мало ли.

— Спасибо, — тихо произнёс я.

Фома отмахнулся от благодарности, как от назойливой мухи:

— Да что вы, вашество. Пустяки это всё. А вы для меня столько сделали… я даже не успел должок вернуть. Кстати, я здесь почти закончил. Вас домой подвезти?

Я оглянулся через плечо. Суворов всё ещё дежурил у крыльца, скрестив руки на груди, и с лёгким прищуром наблюдал, как шаманы бегают вокруг призраков с бумажками, ручками и мешочками с травами. Вид у него был сосредоточенный, но, по глазам, я понимал, что ему невероятно любопытно смотреть за работой с мертвыми.

— Был бы признателен, — кивнул я.

Фома понимающе улыбнулся, легко хлопнул меня по плечу. Впервые за все время нашего знакомства. Убрал листок в карман и пошёл отдавать последние указания своим людям. А я направился к Суворову, ощущая тепло дружеской ладони всей кожей.

— Домой, Павел Филиппович? — уточнил Алексей, даже не обернувшись, когда я подошёл.

— Не смею больше занимать ваше время, — ответил я, покачав головой. — Благодарю за компанию, Алексей Михайлович. И за помощь.

— А этот? — Суворов кивнул в сторону здания клуба.

— За ним присмотрят ребята Фомы Ведовича, — объяснил я. — Пару дней, полагаю, не больше. Если завтра всё сложится как надо, то и вовсе обойдёмся без продлений.

Алексей кивнул, и я уловил нотку удовлетворения от выстроенной логики и почти завершённого процесса.

— Тогда показания Трофимова можно будет приобщить к проверке, — заключил он, словно ставя аккуратную точку в досье. — До завтра, Павел Филиппович.

Мы обменялись крепким рукопожатием. Суворов развернулся и пошёл к своей машине. А я остался на месте, позволяя себе на секунду остановиться, чтобы вдохнуть прохладный вечерний воздух и мысленно отметить: день, как ни странно, закончился лучше, чем начался.

— Павел Филиппович, вы едете?

Я обернулся. Фома стоял у капота черной машины с номерами жандармерии. Шаманы уже грузились в служебное авто с синей полосой на борту. И я заметил новый логотип отделения. Щит цвета ночи, и загробного мира, в центре которого был изображен фонарь с золотым пламенем в виде черепа внутри. Видимо, знак «света закона», который освещает даже мир мёртвых. По бокам от щита стояли жандарм в парадной форме, и полупрозрачный силуэт призрака в кандалах. Над щитом была изображена золотая императорская корона, а под щитом вилась лента с девизом: «Vivos custodimus, mortuos regimus»

— «Живых охраняем, мёртвых направляем», — пробормотал я, оценив креатив людей, которые создавали герб. — Красиво. Просто и со вкусом.