В следующую секунду в дверь тихо постучали. Я прошёл к столу.

— Войдите, — произнёс я.

На пороге возникла Арина Родионовна.

— Простите, что отвлекаю, — произнесла она, прижимая к груди большой жёлтый конверт. — Минут пять назад заходил курьер. Передал вот это. Сказал — лично в руки, и больше ни слова.

Она аккуратно опустила свёрток на поверхность стола и, немного помедлив, спросила:

— Ни обратного адреса, ни маркировки. Он принёс этот пакет от неизвестного отправителя. В журнал посещений я его вписывать не стала.

Я кивнул и посмотрел на жёлтую бумагу. Сверток был крупный, словно в него положили энциклопедию. На сгибе красовалась красная сургучная печать без оттиска. Будто кто-то намеренно не хотел оставлять следов.

— Ну? — донёсся голос Козырева. Он по-хозяйски устроился у книжной полки и теперь разглядывал корешки томов. — Будем вскрывать? Или сперва напишем завещание?

— Некромантам это не обязательно, — напомнил я, раздумывая не призвать ли тотем на случай отравления.

— Грамотно составленное завещание еще никому не помешало, — важно заявил призрак — Не к добру такие посылки. Уж поверь моему опыту.

— А у тебя, Василий, опыт на что не глянешь — всё не к добру, — пробормотал я.

Телефон в кармане завибрировал. Я вынул его. На экране — имя Суворов. Конечно.

Я принял вызов.

— У аппарата, — произнёс я, чуть смягчив голос.

— Вы запрашивали документы, мастер, — отозвался он, небрежно и нарочито сухо, как будто вещал с кафедры. Тон был абсолютно канцелярский, но за ним я легко прочитал привычную ухмылку. Знал, что я пойму.

Я скользнул взглядом по пакету, кивнул, хоть он и не мог этого видеть.

— Благодарю, — отозвался я с тем же официальным тоном.

Суворов завершил вызов без прощаний. Почти мгновенно. Видимо, звонил со службы.

Я убрал телефон в карман и довольно улыбнулся. Потому что теперь всё встало на свои места.

— Лёд затрещал ещё сильнее? — с иронией поинтересовался Козырев.

— Очень на это надеюсь, — отозвался я и, не торопясь, вынул из подставки нож для бумаг. Лезвие легко вошло в край пакета. Печать треснула, как скорлупа, и осыпалась на крышку стола кусочками.

Внутри оказалась увесистая пачка бумаг. Я выложил её перед собой.

— Это то, о чём я думаю? — с лёгким прищуром уточнила Нечаева. Она стояла у двери, но, похоже, явно не собиралась уходить, пока не получит ответ.

Я кивнул, не отрывая взгляда от заголовка на первом листе.

— Один доброжелатель, пожелавший остаться неизвестным, решил внести свою лепту в общее дело, — произнёс я. — Помочь империи, так сказать, и выявить все нарушения нужной нам организации.

Пробежал глазами по строчкам.

— И, конечно же, здесь наверняка ничего серьёзного… — добавил я, пролистывая следующий лист.

— Очень надеюсь, что получится найти что-то полезное, — отозвалась Арина и вышла из кабинета.

Я открыл ежедневник, взял ручку и устроился поудобнее. Документы от Суворова лежали передо мной аккуратной пачкой — с виду добротные, внушительные, как отчёт о проделанной работе за пару лет. Задумчиво я начал читать, параллельно выписывая на лист имена — тех, от кого поступали заявления.

Проверка заняла около сорока минут. В стопке были жалобы, служебные записки. В основном — по мелочам. То парковку не там организовали, то закупки провели странно, то аренду без конкурса. Всё вроде бы не смертельно, но неприятно. Прокуратура вмешивалась регулярно, «Содружество» реагировала быстро — спешили отвечать, слали письма, объяснялись. Не затягивали, не прятались. Вели себя, как те, кто знает, где грань — и старается её не переходить. По крайней мере, официально.

Сложив первую часть в сторону, я сделал пометку на листке: показательно послушны. Подчёркнул дважды.

Отдельной стопкой лежали жалобы на бездействие жандармерии. Почерк в них был разный — кто-то писал аккуратно, по шаблону, кто-то от руки, с явным раздражением. Но суть повторялась: людям отказывали в возбуждении уголовных дел, а в ответ направляли одинаковые формулировки.

Я пролистывал их одну за другой. В каждой — стандартная отписка: жалоба перенаправлена в соответствующий отдел, ответ будет предоставлен в установленный законом срок. И действительно — спустя ровно тридцать дней он приходил. Короткий, без лишних слов: состав преступления не выявлен. Всё чисто, всё по инструкции. Только по этим же делам — судя по косвенным данным — дальше всплывали совсем другие подробности.

Ирония ситуации заключалась в том, что именно эти отписки и были пока самым полезным, что нашлось в папке от Суворова. Остальное — шелуха

Я бросил ручку на стол — с тихим шорохом она покатилась к краю, но не упала на пол. Откинулся на спинку кресла, потер переносицу, пытаясь разогнать напряжение, что успело скапливаться всё это время.

На столе, сбоку от бумаг, лежал мой список. Я покосился на него. Имена, фамилии, названия компаний. Кто-то жаловался по мелочи, кто-то — на серьезные нарушения. Список вышел приличный, хотя начинал я его без особых ожиданий.

Но сколько бы ни было фамилий, настроя на подвиги у этих людей, скорее всего, не будет. Не тот у нас климат, чтобы люди бегали по инстанциям в свободное от работы время. А уж собраться всем вместе и подать коллективное заявление в Торговую палату… Тут и оптимисту станет грустно.

В кармане вновь ожил телефон. Я нащупал его, вынул и взглянул на экран. Беловa. Улыбнулся, принял вызов:

— У аппарата.

— Привет, Чехов, — послышался знакомый голос. — Интересный ты выбрал путь.

— Ты о чём? — спросил я, хотя уже начинал догадываться.

— Дубинин с самого утра ходит, как кот у миски со сметаной. Говорит, что вот-вот два особо ценных жителя города уедут в острог, а один адвокат — отправится в свободное плавание. Без лицензии. Не в курсе, кого он имеет в виду?

Я чуть откинулся в кресле, прижал телефон к уху плечом.

— В курсе, — ответил я. — И, если честно, даже удивлён, что он до сих пор не шлёт мне ежедневные напоминания о том, сколько у меня осталось дней свободы. Или часов.

— И что ты наделал? — спросила Белова.

Я знал ее давно и потому понимал, что сейчас она либо восхитится либо начнет поучать.

— Пообещал ему сдать улики по «Содружеству», — признался я, потирая шею.

— Вот оно что, — протянула Алиса. И в голосе уже явственно слышалось уважение. — Смело. А улик…

— У меня пока нет, — честно сказал я.

На том конце повисла короткая пауза, но не осуждающая — скорее, проверяющая.

— Ну теперь понятно, чему так рад Дубинин, — произнесла она, и мне даже показалось, что она улыбнулась.

— Не понимаю, — протянул я. — Почему все начальники третьего отделения так отчаянно мечтают насолить молодому стажёру?

— Потому что этот самый стажёр в первые дни работы публично унизил бывшего начальника отделения, — спокойно напомнила она.

— Если ты сейчас про историю с мёртвой Оксаной…

— Именно про неё, — подтвердила Белова с ощутимой через динамик улыбкой.

— И долго мне это будут припоминать?

— Всегда. Кстати, Дубинин нанял специальный отдел, чтобы те прочесали всё здание на предмет призраков, — сказала Белова с той самой нейтральностью, за которой обычно прячут веселье.

Я хмыкнул, не удержался:

— И что они им сделают? Призраки, напомню, в другом измерении. Им, мягко говоря, всё равно на состав комиссии.

— Уж не знаю, — протянула Алиса. — Но шаманы отчитались, что призраков больше нет. Всё чисто.

Я покачал головой, криво усмехнулся:

— Твой новый начальник, похоже, умеет делать выводы и учиться на чужих ошибках. Редкое качество.

— Я чего звоню, Чехов, — сказала Белова, сменив тон на чуть более официальный. — Скоро состоится торжественная церемония по поводу получения мной титула. И я бы очень хотела, чтобы ты там присутствовал.

— Постараюсь быть, — честно ответил я. — Если это всё, то прошу меня простить.

— У тебя, как всегда, много дел, — хмыкнула она. Легко, без упрёка, но с пониманием.