Следом располагалась своего рода медицинская справка. Крайне скудная из-за закрытости подобных сведений. Поэтому туда заносились и критически проблемы со здоровьем ближайших родственников. Также, само собой, только то, что было на виду и что не утаить. Чтобы иметь возможность выявить общие и явные для семьи проблемы.

Потом — устный портрет.

Подробный настолько, насколько это возможно. Внешность, характер, наклонности, привычки. Как самой девицы, так и ее родителей с дедами да бабулями. Он вообще не вырывал девушек из контекста среды обитания. Тут и сведений бы получалось крайне мало, и определенная близорукость оценок выходила. Ведь большое видится на расстоянии.

Ну а в самом конце лежала краткая выжимка династических последствий брака. В формате этакой бухгалтерской ведомости: с левой стороны вписывались позитивные последствия, с правой — негативные. И, как правило, слева было пустовато…

— Чем я занимаюсь… — произнес тихо царевич с каким-то опустошенным видом.

— Вдумчивым выбором жены, — ответила Арина, которая нередко выступала его помощником во время таких вот работ из-за своего таланта замечать детали. Ну и мышления, типичного для местных, без которого было бы тяжко. Все-таки парень был продуктом другой эпохи и многих очевидных вещей в упор не замечал.

— Словно товар на торговом ряду выбираю. Тошно.

— Такова жизнь… — развела руками кормилица, которая уже несколько лет стала при Алексее руководителем разведки. Его личной разведки, которая, впрочем, активно пользовалась ресурсами отца.

— Миледи, — произнес царевич, назвав Арину первым пришедшим в голову эпитетом в порыве желания сменить тему, — народ еще не сочинил про меня никаких песен?

Она даже как-то растерялась и от обращения, и от вопроса. А потому прямо зависла, лихорадочно соображая и пытаясь, видимо, выудить из памяти хоть что-то.

— Что, неужели ничего?

— Я ничего о таких песнях не слышала.

— Жаль… жаль… Значит просто ругают тихо по углам. Скучно.

— Народ всегда и всех ругает, — осторожно ответила Арина.

— Всех? Миледи, отчего же всех? Впрочем, это не важно.

— Миледи? Ты раньше меня так не называл. Это что-то значит?

— А как мне тебя называть? Кормилицей? Можно. Но это не соответствует твоему текущему положению. Просто по имени? Да. Но это просто имя. А кто ты? Мне кажется миледи звучит весьма подходяще.

— Не по-нашему как-то.

— Так и есть. Доводилось мне слышать об одной даме — верной и деятельной помощнице кардинала Ришелье. — честно соврал Алексей. — Почему бы и тебя так не назвать? Не титул, но близко. В конце концов титул я тебе сделаю. Уговорю отца. А это так — авансом.

— Кардинал Ришелье? — нахмурила лоб Арина. — Это француз, кажется. Я краем уха о нем слышала.

— Так и есть. Француз.

— Он ведь давно умер.

— Не так уж и давно. Всего полвека назад. Хороший был человек. Многое сделал для Франции приумножив ее славу и успех. Впрочем, народ его по-своему примечал. Как там… хм… У нас в стране на каждый лье по сто шпионов Ришелье, мигнет француз — известно кардиналу. Шпионы там, шпионы здесь, без них не встать, без них не сесть. Вздохнет француз — известно кардиналу… — продекламировал царевич фрагмент песни из советской экранизации Дюма, — мда… как тебе песенка?

— Пошлая, — добродушно улыбнулась Арина. — Неужто про себя тоже такую хочешь?

— Ему тоже, говорят, не нравилась. А по мне — так почему нет? Или ты скажешь, что разведка дело пустое?

— Я?! — неподдельно удивилась Арина.

— Вот и я про тоже, — искренне ей улыбнулся Алексей. — Ты подумай. Надо прикинуть какие песенки про меня и батю запустить среди людей. Не такие пошлые, конечно. О том какие мы молодцы. Пусть и в шутливой форме.

— Подумаю. — серьезно кивнула новоявленная миледи.

Царевич благодушно улыбнулся ей. Перевел взгляд на папки с досье. И скривился.

— Веришь? Тошно. Словно кобылу на торгу выбираю, а не жену. Видеть их не могу.

— Главное действительно кобылу не выбрать, — смешливо фыркнула Арина.

— Это да… и чтобы отец не сговорился ранее. А то он может. И весь мой труд коту под хвост пойдет.

— Он к тебе прислушивается.

— Прислушивается, да не слушает. Но на то он и царь, чтобы самому решать. Ладно. Ступай. Еще полистаю да подумаю. А ты поищи стихоплетов озорных и помозгуй с ними над тем, какие песни в народ пускать. Нечего ждать, пока они сами навыдумывают от греха подальше…

Арина вышла.

Алексей же снова потер лицо и уставился невидящим взглядом на папки.

Да. Петр мог начудить. У него были свои резоны. Он рвался войти в семью европейских монархов, чтобы стать там своим. Хоть тушкой, хоть чучелком. Так что от него царевич ожидал любых коленцев.

Впрочем, ему с ним и так регулярно приходилось спорить. С упорством барана раз за разом заходя на новый подход. И стучаться в закрытые ворота. По сути их выбивая.

Не всегда, конечно.

Иной раз проскакивало сразу.

Под настроение.

Даже толком ничего объяснять не требовалось. Просто подмахивал, послушав немного вполуха. Но такие чудеса случались не часто. А тут работа была проделана большая. И не хотелось, чтобы все пошло прахом…

Петр все-таки послушал сына и разослал своих эмиссаров во все уголки света. Около полусотни по России и пару сотен — за ее пределы. С небольшими свитами.

За границу поехали не послы. Нет. Просто гости, которые, впрочем, могли проводить предварительные переговоры. Но главное — собирать полезные сведения по хозяйству, торговле, производству и прочему. Где, что и почем. Ну и людей интересных примечать.

Параллельно шла работа с купцами и вербовка разных авантюристов. И все это очень быстро дало свои плоды. Пошли рапорты, отчеты, заметки и просто письма со сведениями. В обратную сторону приходилось отсылать деньги. И довольно много. Но оно того стоило.

Да, конечно, до уровня разведки Ватикана созданная сеть не дотягивала даже близко. Но уровень информированности Алексея и, как следствие, Петра о происходящем в мире повысился чрезвычайно. Словно бы туман войны слегка приподнялся, обнажая реальность…

Алексей встал.

Прошелся по кабинету.

Нервно.

Очень хотелось покурить. И что-то крепкого принять. Потому что из-за всей этой возни с досье потенциальных невест на него накатили воспоминания о жене и детях которых он потерял там, в будущем.

Он любил.

Искренне любил.

До сих пор любил.

А тут…

Впрочем, после определенного уровня влияния брак по любви становился непозволительной блажью. Которая почти всегда заканчивалась трагедией. Он не мог себе его позволить, да и не хотел. Тем более, что этого от него никто и не требовал.

Алексей скривился, словно от зубной боли.

Была бы его воля вообще бы остался холостым. Создавать новую семью… для него это все выглядело так, словно бы высаживать клубнику на костях близких. Воспоминания ведь и боль от этого никуда не делись. Истинно говорят, что горе от ума… а еще, видимо, горе от воспоминаний…

Людовик XIV сел за небольшой журнальный столик.

Поставил бокал с вином.

И небрежно принял у Жан-Батиста Кольбера маркиза де Торси письмо. Осмотрел тонкий конверт из весьма и весьма дорогой шелковой бумаги. На нем красовалась только литера «А» и ничего больше.