— Мучал бы ты его поменьше. Тем более, что войны не будет.

— Мы этого не знаем. И они должны верить в то, что мы готовимся их всех в пыль стереть. Иначе дипломатии не получится. С ними. С этими тва… просвещенными людьми можно разговаривать по-человечески только наступив им ногой на яйца и приставив пистолет к виску. Иначе не понимают. Со слухом у них что-то делается.

— Лев Кириллович хворает. — покачал головой царь, недовольный такой формулировкой сына.

— Простуда?

— Нет. В груди давит. Отдышка. Загнал ты его. Он не молодой уже.

Алексей потер глаза с переносицей.

— Не знал?

— Нет. Он мне ничего не говорил.

— Не хочет расстраивать.

— Расстраивать? Да это катастрофа будет, если он сейчас умрет. Черт! Проклятье! Сердце. Надо же…

— Все мы смертны. — развел руками Петр.

— У него ведь и наследника толком нет. Сам делами занимается. С головой в них ушел. А завод архиважный. Один из ключевых. Вокруг него большая часть промышленности нашей строится. Он же такой живчик всегда был… Черт! Черт! Черт!

— Ты подумай о том, кого туда поставить.

— А если он поправится?

— Я бы его отправил на покой. Тяжело ему уже. Пусть присматривает, но дела чтобы кто-то другой вел.

— Ты с ним об этом говорил?

— Еще нет. Хочу сам поехать на днях. Посмотреть на него.

— Как бы его это предложение не добило. Мне кажется, что он держится неплохо в первую очередь из-за понимания своего особого положения в державе. И того, что он и его дела нужны всем. Забери у него завод — стержень вытащишь. Скиснет и умрет в считанные недели.

— И что делать?

— Не знаю… надо думать…

1713, май, 2. Исфахан — Удинск — Москва

Паровоз пыхтел клубами черного дыма, медленно продвигаясь по узкой дороге. Людей вокруг — уйма. Они от самого Каспийского моря стояли…

Составы пока ходили редко в здешних местах. А по этому маршруту так и вообще — впервые. Поэтому всяких зевак всегда хватало. Иной раз смотришь в окно по пути — и диву даешь от того, сколько оказывается в округе людей живет.

Вот и сейчас.

Стояли.

Смотрели.

Иной с козой на поводке. Другой с корзиной. Третий с кувшином воды. Натуральный парад получался из окрестных жителей…

Поезд же хоть и шел почти порожняком, но оказался буквально забит всякими любопытными. Первый прогон от побережья до столицы. Просто символический такой проход. Вот и разрешали людям прокатится, не выгоняя их из вагонов. А они и рады стараться — даже частью ехали на крыше. Из-за чего состав напоминал какую странную гусеницу, облепленную людьми, словно песчинками. Впрочем, оно и раньше повелось. Считай с первых составов брали с собой попутчиков и зевак, если было куда их загрузить на собственный страх и риск…

В пригороде же Исфахана, где разместили вокзал, стояла огромная толпа. Тысяч под сто. И машинист, поглядывая на нее, немного волновался. Страшно же… столько людей… и все на его поезд смотрят с любопытством. А ну как они все решат забраться в вагоны?

В тоже самое время под Удинском разворачивалась совсем другая драма. Армия Цин вновь подступила к этому город. В этот раз подойдя с серьезной осадной артиллерией. И мортиры, и гаубицы, и ломовые пушки притащили. И массу всякого прочего, вроде ракет. Их из центральных районов Поднебесной привезли на кораблях к устью Амура. А оттуда уже подняли вверх речным транспортом и переправили к Удинску перевалами. Вместе с большим количеством огненного припаса.

Этот поход Цин подготовились намного лучше.

Весь остаток лета и осень прошлого года накапливали ресурсы во временных базах снабжения на притоке Амура. Возле Читинского острога. По зиме и снегу санями перетаскивали их к Уде. Формируя уже там опорные магазины. И с началом кампании начали действовать.

Максимально быстро.

Максимально решительно.

Максимально результативно.

Стремясь опередить русским в развертывании. Потому как если удастся занять Удинск и укрепиться здесь. То дальнейшая война уже обретала перспективы. Если же нет, то…

Однако каково же было удивление генерала, когда на третий день осады он увидел русские полки. Их по прошлому году накопили в Иркутске. И по весне, как стало известно о возобновлении боевых действий, спешно перебросили в устье Селенги. Спокойно выгрузив недалеко от Удинска. Так, чтобы маньчжуры не помешали.

Генерал смотрел в русскую зрительную трубу и хмурился.

Вот из-за складок местности вышел первый пехотных полк под развернутым знаменем. Потом второй. Третий. И, наконец, четвертый. Следом показалась артиллерия…

— Из столичного гарнизона, — сообщил стоящий рядом с ним чиновник, также изучавший в зрительную требу гостей.

— С чего ты взял?

— Видишь какие у них номера. Раньше они назывались Бутырский, Лефортов, Семеновский и Преображенский. Им присвоили первые четыре номера. Видишь у пушек знамя? Цифра говорит, что это первый полк полевой артиллерии. Карабинеры еще вон мелькают. С ними нет ясности, но, полагаю, что мы видим перед собой всю первую пехотную дивизию. Лучше этих у русских никого и нет. Армейская элита.

— Обрадовал, — скривился генерал.

— Не думал я что в Москве так расстроятся. — покачал головой чиновник.

Он несколько лет, с началом активизации торговли с Цин являлся посланником Императора в России. И, заодно, собирал сведения. Собственно, именно его слова о чрезвычайном расстоянии этих мест до развитых провинций и позволили французам склонить Запретный город на войну. К слову, он сам был против этого конфликта, не видя в нем никакого смысла. Но его мнение по этому вопросу учитывать не стали, ведь французы занесли кому следует хорошие подарки…

— Справимся?

— С этими⁈ — хохотнул чиновник. — Я даже оставаться посмотреть на это ну буду. Сразу отбуду. Мне потом в давке бежать по перевалам нет никакого желания.

— Все так плохо?

— Тут четыре полка по 1621 строевых. Это… это… это где-то на тысячу меньше, чем у тебя. Так? Вот. Но они — лучшие из лучших. Они били шведскую армию, имевшую вдвое большую численность. А она, на минуточку, била всех в Европе. С армиями попроще они могут уверенно сходиться и при пятикратном численном превосходстве, и даже большем. Никаких шансов.

— Они не выглядят такими уж сильными.

— А ты приглядись. Ты ведь на глазок можешь определить тех, кого стоит боятся. Мда… Не знаю как сейчас, когда я был в Москве, то видел, как они делали шесть залпов в минуту.

— ШЕСТЬ⁈

— Повторюсь — у этих бойцов чрезвычайная выучка. Наследник лично за этим следит. У него вообще весь столичный гарнизон не продыхает в упражнениях. Там стоит четыре пехотные дивизии, которые, наверное, первые в мире по выучке. А эти — лучшие из них.

Генерал медлил.

Жевал губы и думал.

Если все так, как ему только что сказали, их тут разобьют в пыль… в сопли. У него ребята были крепкие, смелые. Но вот с вооружение против такой армии — не очень. Да и выучка… она была совсем для другого. А штурм прошлогодний Удинска показал — против самых лучших стрел, все решает огнестрел.

Немедленное же отступление — это катастрофа.

Стратегическая.

Ведь придется оставить с таким трудом доставленные сюда осадные парки и поистине огромный обоз. Да, вероятно это позволит войскам отойти в относительном порядке. Но эвакуировать магазин в верховья Уды вряд ли получится. Равно как и остановить наступление этой дивизии.

Что реально он может им противопоставить?

В поле — ничего. Если, конечно, советник не врет. А ему вроде, как и нет резона этого делать.