— На Рейне?

— Это очень удобное направление. Если русские придут на помощь Евгению Савойскому, то мы окажемся там в весьма плачевном положении. Нашу армию они разгромят. Возможно, что даже также сокрушительно, как шведскую. Или того хуже. Открывая дорогу на Париж.

— Как некстати… — покачал головой Людовик.

— Я считаю, ваше величество, что войну нужно заканчивать, пока Петр не натворил никому не нужных дел. Он достаточно благоразумен. Так что, я думаю, мне удастся склонить его к правильному решению.

— Благоразумен? Он меркантилен как мелкий лавочник!

— Скопидом, сир. Но это делает его предсказуемым. С вашего позволения я предлагаю этим воспользоваться. И перекупить Петра.

— Сколько ему Леопольд предложит?

— У нас есть то, чего нет у Габсбургов. Сейчас уже нет. А именно тяжелые рабочие лошади. Перед войной Петр скупал их разыскивая по всей Европе. Скупал в два, в три раза дороже. Все что получалось. Если мы ему положим тысячу голов, то Леопольду нечем будет крыть. Особенно дополнив это разными рыцарскими прелестями, так близкими сердцу его сына.

— Принц ладно. Но зачем Петр эти кони?

— Обозы возить и артиллерию, если я правильно понял. Ему так хочется.

— Ну… возможно. Это интересное решение. А что думаешь ответить Карлу?

— Я постараюсь узнать, сколько он хочет денег. Если разумную сумму, то можно и дать. Сейчас в противостоянии Россия — Швеция положение аховое. Петру отданы на растерзание все земли шведов на юге Балтийского моря. Если Карл сумеет как-то парировать эту ситуацию, то русские окажутся более сговорчивы. И попросят меньше плату за мир. А лошади, не монеты. Их сложно возить на такие расстояния.

— Разве что в составе армию, — хмыкнула Франсуаза.

— Вы совершенно точно это подметили. Поэтому, я думаю, нам нужно будет подумать о том, как сблизится с Петром и использовать его в вероятной партии против Габсбургов. Его сын и наследник подходит к такому возрасту, что ему недурно бы подыскать невесту. А у принца де Бурбон-Конти, что ныне правит в Варшаве, есть дочери подходящего возраста.

— Они католички, а он — схизматик. — хмуро произнес Людовик.

— Но не еретик, в отличие от протестантов. Если вы дадите свое согласие, то я постараюсь заручится одобрением Священного престола.

— Это может быть даже интересно, — заметила Франсуаза.

— Думаете, милая?

— Если Папа даст свое согласие, то почему нет? Речь Посполитая в твоих руках. Хотя, конечно, она больной человек Европы. Заручившись поддержкой еще и России, ты создашь против Габсбургов весьма опасную ситуацию. Как некогда Габсбурги создали для Франции…

Мимо Москвы шли татары[105].

Много.

Подкрепленные калмыками и черкесами.

И зрелище это было страшное… Для тех, кто понимал, что из себя представляла бесконечная вереница всадников на мелких, приземистых лошадках, идущих с двумя-тремя заводными.

Да, в лобовом противостоянии с регулярной кавалерией они не представляли почти никакой ценности. Не говоря уже о пехоте, изготовившейся к бою. Но для мирных жителей это был ад… ужас… пекло, заглянувшее из глубин в прохладу мирской жизни. Отчего русские люди, завидевшие их, испуганно крестились и старались как можно скорее убраться подальше.

Все Крымское ханство не вышло.

Не рискнуло.

Однако десять тысяч всадников, своих и вассальных они выставили. К которым охотно присоединились кланы черкесов, связанных с женой Герасима. А чуть позже и другие отряды татар, все еще живущих кочевым образом с Поволжья, ну и калмыки.

Выглядела эта кавалькада пугающе.

Впрочем, она двигалась строго по государевой дороге, той, что царевич строил — от Новгорода до Воронежа. Не отклоняясь. И по пути снабжалась со царевых складов, сиречь магазинов, всем потребным. Заранее там накопленным, разумеется. Это и темпы движения повышало, и проблем окрестным жителям не создавало. Да и по ровной дороге коннице передвигаться всяко сподручнее, чем по полям и разбитым шляхам…

Их привлекали вполне осмыслено и обдумано.

С одной стороны — помочь им сбросить скопившееся напряжение. Все-таки кочевник без набегов, что Казанова без женщин. Жизнь становится пустой. Безвкусной. И постоянно тянет набедокурить. А оно царю надо?

С другой стороны — это позволяло обеспечить решение важной стратегической задачи на театре боевых действий. В случае разгрома русской армии степняки должны были войти в Ливонию и вынудить Карла бегать за ними укушенным зайцем. Позабыв про Псков, Новгород и прочие свои цели. Шведское войско «затачивалось» на генеральное сражение, а не под вот такие игры. И совсем не имело опыта противодействия степнякам. А если шведов бы разбили, то степнякам поручали важное и ответственное дело — грабить. Вдумчиво. С толком. С расстановкой. До самого донышка. То есть, то, что они умели делать лучше всего. И практиковали это с тех самых далеких пор, когда их пращуры сели на коня и стали кочевать…

Опорными базами выступал Псков и Новгород. Где имелись большие склады с провиантом, фуражом и военным разными припасами. Там же расположились и приемные пункты, куда все эти жители степей должны были свозить честно награбленное.

Цены объявили заранее.

Твердые.

Без торга.

Сильно заниженные, но и таскать из Ливонии в Псков али Новгород — недалеко. Да и с деньгами в походе мотаться не требовалось. На каждую конную артель грабителей, сиречь записывался приход. В счетных серебряных рублях. С окончательным расчетом по завершению кампании.

Под слово царя.

Более того, Петр Алексеевич гарантировал, что буде такой отряд разобью или, не дай Бог, изничтожат, эти деньги он передаст тому, кого укажут в контракте. А если и его не будет, то старшему в их роду или клане, если с родом будут сложности.

Так или иначе — деньги заплатит.

Неохотно, но ему поверили. Не все. Но и тех, что поверил, насчитывалось около двадцати тысяч…

По задумке после ухода степняков в Ливонии не должно было остаться ничего вне крепостных стен. Ни людей, ни посевов, ни жилищ, никакого движимого имущества. Даже с городских стен планировалось побелку отодрать. Во всяком случае в прейскуранте числилась такая номинация, пусть и совершенно символические деньги — по копейку за мешок.

А там зима.

А там опустошенные городские склады переполненных городов…

Людей же, угнанных из Ливонии, в Пскове или Новгороде собирались выкупать. Немедленно освобождать, ибо христианские души. После чего перед ними мыслили ставить выбор. Или возвращаться домой — обратно к татарам, то есть. Подписав расписку о долге. Или заключить с царем контракт десятилетний. А потом, жить и трудиться там, куда направят. То есть, на Поволжье и Прикамье. Само собой, не с пустыми руками туда они пойдут, а с государевой поддержкой в виде минимального набора инвентаря и освобождения от налогов на пять лет…

Возвращающихся же с серебром степняков в Москве поджидал базар. Большой базар с массой всего ими ценимого. Персидскими коврами, шелками, украшениями для жен и дочерей, и прочими прелестями.

Да, имелся риск.

Большой риск.

Ведь могут обольстится и разграбить этот базар.

Но тут Петр с подачи Алексея подстраховался и пообещал кочевникам такую форму сотрудничества и в будущем. Ну а что? И овцы сыты, и волки целы, и пастуху светлая память. Во всяком случае посчитали, что основная их масса совершенно точно бы не полезла шалить. В надежде на будущие походы. Ну и из опасения ответных карательных экспедиций…