Царевич не видел в этом никакого смысла. Но ослушаться прямого приказа отца не решился. Тем более отданного в такой форме, что и как-то внятно оспорить его не получилось бы. Отец далеко. Письма ходят медленно. Пока что-то получится выяснить — уже и осень на носу. А он выходит трус. Ведь иным такой поступок военная аристократия и не окрестит…

Ребячество.

Но такова се ля вя. И Алексей, тяжело вздохнув, отправился на юг — в Белгород. Туда, где заправлял делами Борис Шереметьев и в прошлую кампанию, и в эту. Формально теперь над Южной армией встанет царевич, но по сути мало что изменится…

Алексей вышел на крыльцо и поежился.

Дождь не шел.

Просто сырость. Слякотно. Душно и как-то липко что ли.

Хорошо хоть небо очистилось, распогодилось, и были шансы на то, что солнышко за день-два просушит округу.

Чуть-чуть постоял.

Подышал.

И вернулся обратно в особняк. Скромный в общем-то и довольно тесный. Во всяком случае — после Воробьева дворца.

С ним в расположение штаба армии прибыло шесть конных полков — три колымских и три башкирских. Все выучены и укомплектованы по уланской службе. И даже числятся таковыми.

А со стороны Курска подходила дивизия, что там стояла.

Брянская тоже двигалась, перемещаясь в Курск. Но по замыслу должна была оперировать самостоятельно. А он — Алексей Петрович, основными силами, перейти в наступление и склонить неприятеля к полевой битве…

И грустно, и смешно.

Царевич чувствовал себя здесь явно не в своей тарелке. Алексей Петрович вообще мыслями находился очень далеко отсюда. Там — в своем рабочем кабинете. Тут же, как ему казалось, он просто бесполезен и впустую тратит свое время.

Хотя… во всем этом был свой резон.

Можно было дать той системе, что он за эти годы выстроил, повариться в собственном соку. Деградировать в какой-то степени. Перекосится. Разбалансироваться. С тем, чтобы позже сделать работу над ошибками.

Да, оставлять ее на столько месяцев дела было страшно. Слишком многое было шито белыми нитками и могло попросту развалиться. Но он гнал от себя эти мысли. В конце концов без него как-то жили… Да и отдыхать надо. Считай отец отправил его в отпуск в роли свадебного генерала. На юга. Жаль только удобств тут не было никаких — практически отдых дикарем. Там-то, в Москве, он уже сумел обеспечить себе довольно высокий уровень комфорта. А тут…

Он махнул рукой и пошел пить чай.

Горячий.

По такой погоде — в самый раз…

А где-то там, далеко на юге, персы все ж таки открыли боевые действия против османов. И вторглись в Месопотамию. Да и Евгений Савойский, дожав Венецию, завершал установление контроля над ее землями. Но об этом царевич не знал. Он вообще мало что знал, оказавшись оторванным от налаженных источников информации.

Тишина.

Информационная тишина.

Она давила и оглушала, вгоняя в депрессию.

Конечно, вокруг бурлила жизнь. И Алексей пытался себе найти хоть какое-то адекватное занятие в сложившейся обстановке. То за солдатами наблюдая, то за интендантами, то за местными жителями. Просто глазея, слушая и записывая свои наблюдения в блокнот. Особо никуда не влезая. В таких делах он был совсем неопытен, поэтому соваться со своими советами не спешил.

Иной раз хотелось.

Просто распирало.

Но не спешил.

Сначала надо было понять — как этот хтонический организм живет. Не в казармах и на плацу, а в поле. А то нехитро было и дров наломать и всю кампанию загубить по какой-то глупости. Своей, разумеется…

1707 год, май 22. Окрестности Борисовки

Алексей убрал зрительную трубу и посмотрел на Шереметьева. Тот хмурился.

— Поляки? — поинтересовался царевич.

— Они самые.

— Откуда они здесь?

— Видимо присоединились в самый последний момент. Мы о них ничего не знали. Да и в авангарде они их не показывали.

— Это и так понятно. Но это не ответ.

— Я не знаю, откуда они взялись. Видимо наши осведомители нам соврали.

— Измена?

— Там черт ногу сломит, — дернув подбородком, ответил граф[169]. — Так сразу и не разберешь — кто за кого.

— Сколько их?

— Несколько тысяч. Точнее отсюда не видно.

— И мы их прозевали.

— Мы и гайдуков прозевали. Вон, посмотри на левом фланге. Видишь? Тысяч пять, не меньше. Варшава, видимо решила поддержать своих союзников. И сделала это очень грамотно.

Царевич раздраженно дернул подбородком.

Разведка в регионе действительно сбоила, хоть и была поставлена широко. О том, что неприятель выступил, узнали раньше, чем тот достиг пограничья. И успели выдвинуть ему навстречу несколько полков карабинеров. Чтобы изматывали его через засады и замедляли. Дав им в усиление батарею 6-фунтовок с дополнительным запасом лошадей, имитируя конную батарею. Весь личный состав перемещался верхом. Да еще и упряжных с запасом имели. Дабы отработать артиллерийскую засаду, которую они во время военно-штабных игр «придумали».

И все шло неплохо.

Но дожди закончились. А Курская дивизия подойти не успела. Так что пришлось действовать имеющимися силами.

В осаде сидеть в Белгороде выглядело провальным шагом.

Отступать тоже не с руки. Во всяком случае разведка доносила о вполне разумных силах неприятеля. Да, превосходящих Белгородскую группировку, но количественно, а не качественно. И от обороны их можно было легко размотать в полевом сражении. Но что-то пошло не так…

Крымский хан, прибыв с подкреплением к гетману, этими контингентами не ограничился. Во всяком случае из Киева вышло около шести тысяч сабель. А тут, несмотря на потери, понесенные в стычках — около десяти. Явно где-то к ним присоединился еще один отряд. И русская разведка, которая с XVI века сидела в Перекопе, его прозевала.

— Видимо прошли через Сиваш. — буркнул Шереметьев.

— Там же грязь непролазная.

— Я думаю, что они могли его форсировать ранней весной. По последнему морозу.

— И мы это прозевали?

— Всякое бывает. Я не удивился бы и использованию плотов. Там местами есть участки не более пары километров. И если загодя туда натащить деревьев и навязать плотов это не выглядело неразрешимой задачей. Тем более, что прошлую кампанию собственно ханство особой активностью не отличалось.

— А какие контингенты у хана кочуют к северу от полуострова?

— Они на зимовку в Крым отходят.

— А ногайцы?

— Черкесы бы предупредили. Уход крупного войска они бы не прозевали. Да и переправа такого войска — задача непростая.

— По последнему льду? А дальше как-то перекантоваться до апреля.

— Ну… может быть… может быть. Но я все же думаю, что они как-то перевели дополнительные силы через Сиваш.

— Ладно. Пусть. А поляки?

— А черт их знает? Могли действительно подойти в последний момент. И наши люди просто не успели предупредить.

— У нас ведь голубиная почта. — повел бровью Алексей.

— Могли со стороны Чернигова подошли и встретились восточнее Киева. Уже на марше. В Чернигове после прошлогоднего пожара голубей нет.

— А что, ляхи о том ведали?

Шереметьев задумался.

Слишком все хитро выглядело и продумано.

Такое грамотное сведение в единый кулак довольно значительных сил. Вон — и казаков вышло не восемь тысяч, а все пятнадцать. И пять тысяч гайдуков. И османы… Вышло то из-под Киева около десяти тысяч, а пришло явно свыше пятнадцати. Не иначе почкованием размножали. Что совокупно давало порядка тридцати пяти тысяч пехоты.

Не лучшей, да. Но все равно — представительно.

Во всяком случае двенадцать тысяч мушкетеров, какими располагал царевич выглядели очень скромно на их фоне. Хорошо хоть еще под Новый год удалось им переслать полукирасы со стальными шлемами. А то совсем бы беда.