– Я?! Я – да. Уже, – смутился непонятно отчего младший брат.

– Ну вот. И как же он к чинам в столицу от такого-то дела оторвется? Я бы его и в ведомстве Рейтерна предпочел бы видеть, и в Государственном Совете место бы нашел. А то и у Граббе…

– Ну уж в Морское министерство-то куда?

Меня обсуждали так, словно я был породистой лошадью на аукционе. Приятно, конечно, когда признают твои таланты. Совсем неплохо иметь такого покровителя, как великий князь Константин. С его появлением в царском кабинете даже дышать стало как-то легче. Но отчего-то чувствовал я себя шахматной фигуркой, которую всесильный игрок меланхолично крутит между пальцами, прежде чем сделать ход.

– Да хоть бы и в кораблестроительный технический комитет. Этого Лерхе Господь наградил способностью видеть не только беду, но и способы ее преодолеть. Мы вот прибрежные плавучие батареи строим. А быть может, нужно что-то иное? Эй, Герман Густавович! О будущем флота российского вы не задумывались? – Константин притащил кресло, уселся точно напротив меня и закинул ногу на ногу. Приготовился, должно быть, к долгому разговору. И, наверное, от этого выглядел совершенно разочарованным, когда я молча пожал плечами. Флотом я никогда не интересовался. И еще мне очень не понравилось, как он выделил слово «будущее». – Так как же защитить наши протяженные берега? – еще раз попытался генерал-адмирал.

– Заминировать? – предположил я. – Забросать узкие места целыми полями мин с миноносок?

– Что за миноноски?

Ой мамочка! Опять я вылез, как гриб у тропинки. И ведь не отцепится теперь.

– Корабль, который перевозит мины, разве не так именуется, ваше императорское высочество?

– Гм… Так ведь долго это… Враг нас ждать не станет, пока мы глубины вымеряем да заряды на якоря поставим. Да еще каждую мину в отдельности и на шлюпках… А ежели волнение на море?

Пришлось снова пожимать плечами. Понятия не имею, как оно там все происходит.

– Может быть, заряды, как вагоны на рельсы поставить? Да и сбрасывать сзади…

– С юта?

– С юта, ваше императорское высочество?

– Задняя часть корабля называется ютом.

Гера тут же принялся объяснять, что это от голландского «hut» – зад, задняя часть. Только мне-то что с того? Пусть хоть хвостом называется, если им так удобно. Я ж разве против?

– Мины… Торпеды… Я ничего в этом не смыслю, ваше императорское высочество.

– Торпеды?

– Самодвижущиеся мины… Или я что-то путаю? Я действительно хотел бы вернуться в Томск. Разве я не заслужил такой вашей, ваше императорское величество, милости?

– А наследник? – устало выговорил император, успев, впрочем, сверкнуть в мою сторону глазами, – вопросы прозвучали упреками. – О нем-то, о его… нездоровье вы как из своей Сибири выведали?

Константин, столь же высокий и длинноногий, как и его царственный брат, вскочил, сделал два шага и склонился к уху Александра.

– Никса? – удивленно вскинул брови царь, выслушав особое мнение своего энергичного младшего родственника.

– И твой фрондер считает нашего Германа человеком Николая, – тихонько добавил князь. – Так что, Саша, оставь ты его. Ничего он тебе о том не скажет. Лгать опять станет и изворачиваться…

– Грх… Гм… – прокашлялся государь. – Неужто… и правда… Николя, скажи там… Завтра охоты не будет. Едем в Царское Село с Константином. И вы, Герман Густавович, извольте с нами.

– Со мной в экипаже, – уточнил Константин, прежде чем меня выпроводили из кабинета. – Поговорим о двигающихся минах…

Первым, сразу после Сретенья, из Санкт-Петербурга уехал отец. Решился-таки старый генерал на путешествие в Верный, где в военном госпитале пребывал старший брат Германа, полковник Мориц Лерхе. Дождался моего возвращения из пятидневных мытарств по царским дворцам, выслушал отчет, покрутил пальцем у седого виска, тяжело вздохнул и отбыл на Николаевский вокзал.

Через день или два в путь тронулось семейство Чайковских. Этих я даже на вокзал ездил провожать. Тем более что с ними же в Томск уезжал пятидесятилетний Антон Иванович Штукенберг с супругой Софьей и сыном Александром. Инженер-полковник еще недавно служил в Москве начальником третьего округа путей сообщения, был вызван в столицу состоять при техническо-строительном комитете МВД, но волей великого князя Константина вынужден был отправиться в Сибирь. Управлять строительством Западно-Сибирской железной дороги. Нас представили друг другу в Мраморном дворце, но сойтись накоротке мы не успели. Договорились лишь обстоятельно обо всем побеседовать уже на берегах Томи.

Потом в сопровождении двоих моих конвойных казаков на восток ушел гужевой караван с динамитом. Управление Николаевской железной дорогой отказало в просьбе перевезти взрывоопасный груз хотя бы до Москвы. Пришлось тянуть чуть меньше трех тонн взрывчатки на подводах.

А я все оставался в до смерти опостылевшем Санкт-Петербурге. Сначала ждал обещанных документов. Потом – объявления подписки на акции моей чугунки. Потом – аудиенции у Мезенцева…

Сходил в оперу. Забавно было посетить Большой театр, только не в центре Москвы, а в Санкт-Петербурге. Никакого удовольствия не получил. Пели на итальянском языке, и перипетии сюжета пьесы остались вне моего понимания.

Встречался с Пироговым. Мне он показался каким-то задерганным и злым. Отругал меня за переданный наследнику эликсир, обозвав шарлатаном и пособником малограмотных инородческих колдунов. Лишь после поинтересовался, корень какого именно растения я в водке настаивал, где золотой корень растет и возможно ли устроить поставки экстракта в столицу. А еще говорят – великий врач с императором друг друга на дух не переносят. Немудрено. По-моему, очень уж похожие у них характеры.

Уже перед самым отъездом, имея в кармане сюртука высочайшее дозволение покинуть двор и отбыть к месту службы, получил приглашение в Ораниенбаум. Ее королевское высочество датская принцесса Мария Федоровна, которую в приватных разговорах все продолжали называть Дагмарой, желала видеть меня к воскресному обеду.

Честно говоря, всю дорогу голову ломал – пытался понять, что же невесте наследника от меня нужно. Любопытно стало? Захотелось взглянуть на модную диковинку? Или ей все же раскрыли секрет моего участия в спасении жизни Николая и в продуваемом балтийскими ветрами Ораниенбауме меня наконец-то ждала благодарность?

Устал я уже от столицы. И от неминуемого, навязчивого внимания власть имущих устал. Кланяться устал и врать. Выдумывать отговорки, изобретать причины своей активной работы на благо родного края. Бред какой-то! Но мне действительно приходилось объяснять, почему я так много полезного делаю. Зачем везде лезу и всюду пытаюсь успеть. Почему тяну в Томск ученых и инженеров. Вербую талантливую молодежь. Мезенцев вон предъявил целый список тех, кто моими стараниями уже в долгий путь на восток собирается. И несколько листов с перечнем заказанных мною приборов, инструментов и оружия.

– Если взглянуть сюда, так можно решить, будто вам, ваше превосходительство, просто капиталы девать некуда. Но если добавить сюда еще и этот вот список, то и вовсе. Вы что же это, милостивый государь, частный университет решили там себе выстроить?

Пришлось признаться, что всех моих денег на это не хватит. И что замахнулся пока только на свои личные технические лаборатории. Только, похоже, Николай Владимирович мне не поверил. Чему я, кстати, совершенно не удивился. Они – что император с братьями, что министры со своими товарищами, что директор Сибирского комитета, что тогда вот глава Третьего отделения – друг у друга как-то подозрительно быстро заразились недоверием ко мне.

В Госсовет вызвали. Вручили оформленный по всем правилам документ, согласно которому весь юг АГО, Алтайского горного округа, практически в границах современной мне Республики Алтай, выделялся из ведомства Кабинета Его Императорского Величества и перепоручался в томское гражданское правление. Естественно, с образованием Южно-Алтайского округа со столицей в селе Кош-Агач. Вручили и тут же пальчиком погрозили. Мол, знаем-знаем, что-то опять там затеяли…