– Что?! – воскликнули, кажется, все разом. А Лом недоброжелательно прищурился:

– Хочешь наконец-то перед хозяевами отчитаться?

– После всего произошедшего бывшие хозяева меня в лучшем случае перепрошьют, стерев память, а в худшем попросту демонтируют на запчасти, – спокойно проговорил Зан. – Но если вы уделите мне шесть с половиной минут – это в том случае, если вы не станете перебивать, – я поясню возникшие у меня мысли.

– Ну, поясни, – буркнула Олюшка, – послушаю еще одного сказочника, коли книг все равно нет.

– Рассказывай, – переглянувшись с двойником, кивнул киберу Лом.

– Вы тоже не возражаете? – поочередно глянул тот на Васюту, Подуху и Медка.

Пес дважды гавкнул, двое других помотали головами.

И тогда Зан озвучил свою идею. Поскольку в Канталахти после всего случившегося их и впрямь теперь ждало невесть что, вплоть до смертного приговора, если их сочтут виновными в гибели летунов, лучшим вариантом он посчитал отправиться в Романов-на-Мурмане. К содовцам он, конечно же, идти не собирался – это было самоубийственно и для него самого, и грозило большими, скорее всего летальными неприятностями всем остальным как весьма нежелательным свидетелям, да к тому же еще и соучастникам. Но у Зана по специфике прежней работы осталось в городе много связей, в том числе и среди тех, кто был бы весьма заинтересован в получении удивительных, почти волшебных по своей сути артефактов-гостинцев в обмен на продукты и товары «широкого потребления», включая оружие и патроны. То есть он предложил заменить логистическую цепочку Канталахти – Мончетундровск на Романов-на-Мурмане – Мончетундровск с вездеходом в качестве транспортного средства вместо дирижабля. Главным козырем Зана стало то, что у мончегорцев больше не было причины ехать в Канталахти, аккумулятор теперь был не нужен. У мончетундровцев же не было никакой уверенности, что канталахтинцы их простят и возобновят торговлю; как бы и вовсе жизнями или свободой за все хорошее не поплатиться. А собственная торговля – дело другое, тут ни у кого прощений и разрешений просить не нужно, сами себе хозяева.

– Плюс еще в том, – сказал он в заключение, – что область Помутнения в сторону Романова простирается от Мончетундровска не столь далеко, как в текущем направлении, – уж мерзодведей там нет точно, как и всевозможных «жертвенников», «дирипадок», «тормозилок ИИ» и кто знает каких еще сюрпризов так называемой Зоны Севера.

– Зато там есть «черный ужас», – вспомнил рассказ старого машиниста Лом.

– С ним сталкивались полвека назад, если это вообще не легенда, в чем я больше чем уверен, – сказал Зан. – В остальном весь путь нами уже разведан и досконально сохранен в моей памяти. Да, расстояние на двадцать с лишним верст больше, но мы можем устроить так, что придется ездить на вездеходе лишь сорок верст, до Лапландии, а там уже ходит поезд.

– Тогда придется делиться и с железнодорожниками, – задумчиво проговорил Лом – было видно, что идея кибера его явно заинтересовала.

– Зато сэкономим на горючем. Детали нужно будет продумать и обговорить – например, загружаться-выгружаться не в самом Романове, чтобы не вызывать излишнего любопытства у кого не следует, а в Коле, – но сама суть, я надеюсь, понятна?

– Но мы все равно в деле! – на всякий случай напомнил о трубниках Подуха.

– Разумеется. Техобслуживание, заправка, погрузка-разгрузка будут на вас, как и обсуждали ранее.

– «ОСА» тоже в деле! – мотнула головой Олюшка.

– Конечно. Тонкости обсудим позже, со всеми заинтересованными лицами.

– Есть еще один нюанс, – проговорил взломщик и пристально посмотрел на Зана: – И ты знаешь какой.

– Тот, что тебя в Романове могут схватить и посадить за прошлые делишки?

– За прошлые, за настоящие, за будущие…

– Но ведь до сих пор не схватили, как-то справлялся? А теперь ты будешь не один, вместе будем думать, как не попасться. Не забывай, что и мне придется избегать опасных встреч. Куда более опасных, чем просто с полицией. Но ведь мы в любом случае не собираемся фланировать по Николаевскому проспекту[300], полагаю, нам и вовсе лучше иметь штаб-квартиру в Коле или даже в Лапландии, а в Романове-на-Мурмане бывать лишь при крайней необходимости.

– Мы-то с Олюшкой можем показываться, – сказал Васюта, – нас там не знают.

– Ну так что тогда? – одобрительно ему кивнув, обвела всех взглядом осица. – Собираем товар, грузим в вездеход и шпарим в обратную сторону!

– Только сначала я с вами распрощаюсь, – улыбнулся Капон с легкой грустинкой. – То есть мы с Медком, если Васюта точно решил здесь остаться.

Медок вдруг заскулил и подбежал к Лому.

– Ты чего? – удивился Капон. – Ах да, теперь же Лом тебя может понять. Ну, скажи ему, что ты придумал.

Пес сунул лапу в ладонь взломщика и тот, изумленно вздернув брови, произнес:

– Медок тоже хочет остаться в этом мире…

Капон почувствовал если не ревность в буквальном смысле слова, то нечто очень похожее на нее. Да, он хорошо понимал, что Медок теперь не просто собака, верный четвероногий друг, привязанный к хозяину, а разумная личность, способная выбирать свою судьбу. И все-таки у него вырвалось:

– Медок, а как же я?..

Пес что-то проскулил в ответ, будто извиняясь, но его лапа оставалась в руке Лома, и взломщик сказал:

– Он просит прощения, говорит, что уважает и любит тебя, но в вашем мире быть разумным опасно…

– Да, – невесело хмыкнул Капон. – У нас умных не любят, дураками проще управлять. Оболванивание населения уже поставлено на поток.

– Ты недослушал. Он имеет в виду, что у вас разумному псу будет жить и опасно, и в принципе сложно. Придется все время притворяться обычной собакой, чтобы не угодить в руки или ученым, которые замучают своими исследованиями, или кому-нибудь, кто решит на таком уникальном псе зарабатывать, превратив его в подобие обезьянки с пляжа. А в мире Помутнения до какой-то там собаки мало кому будет дела. Даже если кто и заметит какие-то странности – спишет на мутацию. И потом… Ты, Капон, это… Это я уже от себя!.. У Медка ведь теперь в друзьях не только ты один, я его друг тоже. И разговаривать по-настоящему он может только со мной, для него это тоже очень важно. Ну и с Заном он теперь может общаться, пусть и не так хорошо, как со мной, а Зан ведь тоже в этом мире остается. Так что ты не обижайся на Медка, он лично против тебя ничего не имеет, веришь?

– Да верю я, верю! – отмахнулся Капон. – И не обижаюсь. Но мне ведь грустно с ним расставаться, он ведь мне и неразумным таким же другом был. Хотя Медок всегда был разумным, он замечательный пес…

В горле у мончегорского сталкера застрял горький ком, и Капон отвернулся, чтобы никто не увидел, как заблестели его глаза. Он быстро шаркнул по ним ладонью и почувствовал, как по другой ладони скользнул мокрый, шершавый… ну да, конечно же, язык Медка, чем еще это могло быть.

Он развернулся, присел, обнял друга и уткнулся лицом в мягкую серую шерсть.

– Прости, Медище, – прошептал сталкер. – Я все понимаю и желаю, чтобы все у тебя тут было здо́рово.

Потом Капон поднялся и сказал:

– Накормите на дорогу, да я почапаю.

– Погоди, – насупилась Олюшка, – куда ты почапаешь? До Мончетундровска – или как он там у вас называется… Мончеградовск?.. – верст, думаю, около ста, не стопчешь ноги-то? Ежели их еще кто по пути тебе не пооткусывает. Нам же в Романов-на-Мурмане все равно мимо него проезжать, там тебя и высадим.

– Там супергостинец не сработает, – сказал слушавший это Зан. – Я уверен, что портал с его и моей помощью открывается только в этом месте, где присутствует «дирипадка». Пока еще присутствует, не знаю, насколько она стабильна.

– И насчет моих ног не волнуйся, – улыбнулся Капон. – Мне на них только до трассы дойти, тут кэмэ пятнадцать, думаю, – может, чуть больше. А Помутнения в нашем мире нет, так что никто мне ничего не пооткусывает.