– Это последняя просьба, с которой я к тебе обращаюсь, – засопел Лом. – Больше ты меня никогда в своей жизни не увидишь и сможешь ею наслаждаться в полной мере. Сделай напоследок доброе дело… Иначе ведь сам потом, как будешь на родителей смотреть, станешь меня вспоминать и поедом себя есть. Я ведь тебя знаю, потому что я и есть ты.

– Да чего ты, Андрюха? – подключился Васюта. – Родители – дело святое, помоги парню!

– Вот тебя я забыл спросить! – вспыхнул Капон.

– И напрасно забыл, – недобро прищурилась Олюшка. – Вася дело говорит.

А у Капона вдруг неожиданно вырвалось:

– Тьфу ты! – сплюнул он в сердцах. – Я уже с вами сам бредить начал!.. – И обернулся к Лому: – Чего застал? Идем!

– Куда?..

– Сначала туда, а потом сразу обратно. Веришь?

Что самое хорошее в жизни? Сама жизнь непосредственно. То, что она есть у тебя в принципе. Но в мире почему-то столько идиотов, которые не могут этого понять. Круглый дурак – он же в принципе не сознает, что жизнь у него одна, что она поистине бесценна. Принимает ее за нечто само собой разумеющееся, которое было, есть и будет всегда. Вот и тратит ее по-дурацки. И ладно бы только свою, но ведь целое сонмище дураков у нас и чужими жизнями распоряжается, ни во что их не ставя и ни в грош не оценивая.

Лом с Капоном дураками ни в коем случае не были, но тем не менее собирались поменять две жизни на одну. Да, сейчас это казалось для них более удобным, тем более в ближайшее время они вновь собирались разделиться, уже окончательно. Но вместе с тем они прекрасно помнили о предупреждении Зана, что «дирипадка» может исчезнуть. И тогда Лом не только навсегда останется в чужом для него мире, но и навечно в одном с Капоном теле тоже.

Но несмотря на очевидные риски, Лом все-таки решил, что увидеть родителей для него стоит невыразимо дороже любых проблем и опасностей. Капон его в итоге поддержал, поскольку понимал, как себя самого, ведь это, по сути, и был тоже он.

Когда кибер открыл портал и «братья» вышли сквозь него в мир Капона, для них ничего не изменилось. Ожидаемо, но у Лома все же екнуло сердце. «Братец» это, видимо, почувствовал, потому что сказал:

– Не переживай, все нормально. Сейчас вернемся – и я уверен, что опять соединимся. Но даже если нет – ладно, пойдем вдвоем, расскажу тебе, как и что говорить, когда с отцом и мамой встретишься.

– Ну, пошли тогда! – заторопился взломщик.

– Погоди… – взял вдруг его Капон за рукав куртки. – Пока мы вдвоем и никто не слышит, хотел спросить у тебя: ты ведь помнишь, что я… что мы, будучи двуединым, думали, когда из Мончетундровска выехали?

– Ты о чем? О том, чтобы самим… – Лом вдруг запнулся и хлопнул себя по лбу. – Да как же это я?! Все-таки эти объединения-разъединения на мозг хреново влияют, веришь? Я ведь, когда Зан стал про торговлю с Романовом-на-Мурмане говорить, вроде как возражать начал, а сам думал – вот ведь идея классная! А она потому классной казалось, что мы ее уже обдумывали!

– Вот именно. И решили как раз, что содовцы могут тебя за артефакты и простить.

– Ну, в доброту содовцев я, положим, не особо верю, но не особо я поверил и…

– Зану, – закончил за Лома Капон. – Который вдруг так убежденно стал утверждать, что содовцы и для тебя, и для него самого опасны, так что их нужно избегать и вообще чуть не в лесу от них прятаться. Не для отвода ли глаз такая ярая убежденность?

– Так ведь мы с тобой будучи двуединым как раз тогда думали, не подстроил ли все кибер специально, чтобы замутить торговлю с Романовом, то есть что его основной целью и было снабжать своих хозяев чудодейственными гостинцами-артефактами. Это канталахтинцы за них тушенкой с сухарями расплачиваются, а на самом деле, с точки зрения знающих людей, они, может, и вовсе бесценные. Нет, ну надо же! А я… в смысле мы с тобой, как дурачки повелись!

– Во-первых, еще не повелись, а как раз и призадумались. А во‑вторых, это всего лишь версия, причем довольно безумная. Которая, я бы даже сказал, слегка попахивает паранойей. Слишком уж тогда Зан хитрющим и коварным получается – такой план провернул, что мама не горюй. Как-то мне в это все же не особо верится.

– А мне вот верится, – сказал Лом, – потому что я Зана чуть дольше, чем ты, знаю. И абсолютного доверия к нему у меня никогда не было. В конце концов, его ведь кто-то изначально программировал, а против программы особо не попрешь, если нет рядом дельного хакера.

– Может, он сам себе хакер… – пробормотал Капон, а потом сказал: – Меня еще знаешь что смущает? Вдруг он и правда имеет такое задание – насчет артефактов. Те, что мы взяли для обмена в Канталахти на аккумулятор, где сейчас?

– У него в рюкзаке были. «Книга», «незряш» и «небывашка». Ну и «ежик» теперь еще, само собой, у него в распоряжении.

– Во-от!.. – протянул Капон. – Не потому ли он так легко нас всех отпускает? Мы уйдем, а он спокойно уедет в Романов к своим хозяевам с подарочками. У него и руки при этом чистыми останутся – тебя убивать не придется. Ну и остальных ненужных свидетелей…

– Кроме Подухи… – пробормотал Лом. – Нужно его тоже уговорить пойти с нами.

– Нет. Нужно забрать у Зана артефакты и взять их с собой. Без них он точно никуда не уйдет – смысл потеряется.

– Он их не отдаст, даже не думай! Веришь?

– Мы ведь не будем у него спрашивать, просто возьмем по-тихому. Ты же вор, забыл? Авось и у двуединого худо-бедно воровские навыки останутся. И еще… Давай все же помнить, что это всего лишь версия. – Капон широко улыбнулся: – Мне все-таки хочется верить, что Зан сумел самохакнуться. В хорошем смысле.

– Ну или разум действительно сильнее любых программ. Как и настоящая мужская дружба.

– Он вообще-то не мужчина, если подходить к вопросу буквально. Он даже не человек.

– Но мы-то люди. Вот и давай верить в добро.

– Неужели и я такой же наивный? – вздохнул Капон.

Задерживаться «братья» больше не стали и, не сговариваясь, развернулись, чтобы шагнуть обратно.

– Дай руку, – протянул ладонь Капон, – вдруг поможет.

Это или нет, но помогло. В разбитую гондолу дирижабля снова ступил Ломон – двуединый сталкер Зоны Севера. Встретили его радостными возгласами.

– Что, двух меня для вас слишком много, а один – в самый раз? – усмехнулся он на такую реакцию. – Давайте-ка по-быстрому похаваем, да пора выдвигаться.

Поесть решили на свежем воздухе, слишком уж в гондоле было неаппетитно это делать. Двуединый принес все четыре рюкзака в одно место – и не столько, чтобы удобнее было доставать еду, как затем, чтобы свой и зановский оказались рядом – до удобного случая.

Перекусили и правда очень быстро, всем не терпелось скорее отправиться в путь. Вот только момента, чтобы переложить артефакты, Ломон так и не успел поймать – Зан, хоть и не участвовал в приеме пищи, постоянно был рядом.

– Ну, поехали! – отряхнул со штанов крошки Васюта.

– Ты погоди… – стал искать повод, чтобы еще задержаться, Ломон. – «Поехали», «поехали»… А стихотворения у тебя по этому поводу не имеется? Так сказать, на удачу.

– Про «поехали»? – почесал в затылке Васюта. – Вроде какой-то был, надо вспомнить… О! Вспомнил!..

Васюта, стрельнув испуганным взглядом на Олюшку, вдруг замолчал и пунцово зарделся.

– Наверное, «глазниц», – решив, что поэт забыл слова, подсказал ему Зан. – Других вариантов у меня не находится.

– Потому что этих вариантов у тебя и в самом деле не находится! – хохотнул Подуха.