— Блокируя проход для наших?

— Да, — честно ответил переговорщик. Все ж таки отрицать очевидное было глупо. — И спасая от захвата.

— Ихтиандры хреновы, — буркнул недовольный Талалаев, припомнив прочитанную им недавно фантастическую книгу…

1715, июнь, 5. Павлоград — Кола — Тула

Жужжали мухи.

Назойливо.

Так и норовя укусить. Собравшись натуральным роем над колонной людей, идущей по дороге от Петрограда к Павлограду[275].

Дамбу с острова уже построили, проложив по ней чугунную дорогу и параллельно — обычное шоссе типа макадам. Вот по нему бывшие военнопленные и топали к главному речному порту Невы.

Немногочисленные конвоиры, что сопровождали их, присутствовали больше для проформы. Их символическое количество не позволило бы сдержать всю эту толпу, если бы она ринулась куда в леса. Скорее этакие сопровождающие, чтобы не заблудились.

Вышли на довольно просторную полянку. Прошлогоднюю вырубку. А тут их уже ждали.

— Спокойно проходим до конца поля! — рявкнул в рупор кто-то на французском, а потом повторил на испанском. — Потом подходим по очереди к бочкам. Моем руки. И идем на раздачу еды. Без спешки. Еды хватит всем!

Бывшие солдаты заволновались.

Вся колонна прямо волнами пошла и едва не распалась. Но каким-то чудом удержалась на дороге и выполнила указания.

Минут через десять началась рутина.

Человек подходил к полевому умывальнику, подключенному к бочке на двуколке. Мыл спешно руки. Отряхивал их. И после того, как дежурный проверял, переходил дальше — к походной кухне. Где ему выдавали миску, приличный кусок хлеба и ложку. А еще дальше — помощник повара наливал здоровым половником кулеш. Еду для французов и испанцев не привычную, но никто не роптал и не возмущался. Уже распробовали в Петрограде.

Этакий густой суп. Достаточно жидкий, чтобы не портить желудок и подходящий по «нажористости», дабы хорошенько подкрепиться.

После чего человек отходил дальше в поле, где и рассаживались прямо на землю. Морочиться с этим вопросом не стали — жара ведь стояла, да и сухо — дождя почитай неделю не было уже…

После нанесения пиратами удара по французскому флоту у Алжира тот оказался вынужден отойти. Это отрезало экспедиционный корпус от снабжения. И… вполне закономерно отправило его в плен всем составом. Вообще без боев. Сразу как еда закончилась.

Офицеров французы и испанцы выкупили. Да. А вот солдат, унтеров и нестроевых — нет. Ни денег для этого не нашлось, ни желания. И, в общем-то, им было не до того. Даже офицерский состав выкупали в частном порядке «богатенькие буратино».

А дальше…

Перспектива у этих ребят нарисовалась до крайности неприятная. Их ждали либо галеры, либо, что куда вероятнее, рудники. Весьма, надо сказать, печальные. Ибо там народ дох даже быстрее, чем на галерах. Из-за чего всегда имелся спрос на крепких мужчин-рабов.

И тут появились русские, предложив достаточно простую сделку. Кто желал, мог принять подданство России, после чего их бы выкупало правительство и переправляло домой. В новый их дом.

Альтернатива? Еще какая. Так что желающих отказаться не нашлось. Особенно после того, как им всем стало ясно — выкупать их свои не собираются.

Перебросили их до Петрограда на больших морских кораблях. Оттуда маршем до Павлограда, чтобы провести через сортировочный центр и вдумчиво опросить для распределения. А дальше уже баркасами кого куда.

Тех, кто желал продолжить службу, в учебные лагеря. Тех, кто владел ремеслом и хотел стать рабочим — на предприятия, испытывающих нужду в работниках. Остальных — бесхитростно решили записывать в крестьян. Ведь, в конце концов, почти все эти солдаты и были в прошлом селянами. Впрочем, как показало наблюдение за ними — именно землю пахать не хотел никто. После службы в армии они себя считали выше крестьян. Поэтому почти все ожидаемо хотели либо в армию, либо в рабочих.

Да, их требовалось обучить языку. Но особой проблемы в этом не наблюдалось. Хоть их в Алжире и имелось больше двадцати тысяч — это все капля в море для России. Поэтому можно было размазывать их довольно тонким слоем по всей стране. Погружая сразу в языковую среду, которая буквально за несколько месяцев даст им определенный языковой минимум.

Никаких диаспор.

Никаких компактных поселений.

Собственно, со всеми переселенцами поступали именно так, тщательно их распределяя и перемешивая. Иногда случались трудности, вроде того же Мелитополя. Но над ними плотно работали. И теперь, к лету 1715 года, в том городе берберов и греков уже числилось не больше двадцати процентов. При этом чуть ли не в директивном порядке ввели квоту на создание семей внутри малых национальных групп. Не только в приказном порядке запрещая самоизоляцию, но и стимулируя людей перемешиваться.

Этих бывших солдат и унтеров ждала таже судьба. И о ней их сразу предупредили. Впрочем, никто не возражал и не возмущался. Женщин-то среди них не наблюдалось. Поэтому чего нос воротить?..

— А тут не так плохо, — добродушно сказал один из капралов. — Вон сколько зелени.

— И кормят хорошо, — поддакнул ему солдатик рядом.

— А чего народу мало? — спросил кто-то третий. — Как идем от того городка только одно село видели.

— И верно… — поддержали его.

— Слышал я, что холода тут страшные зимой, — произнес капрал. — Народ мерзнет. И медведей много.

— А мы тут не перемерзнем? Может лучше в Алжире было остаться?

— Типун тебе на язык! — буркнул угрюмый солдат. — На рудники так рвешься?

— А там так плохо?

— Я по юности, пока в солдаты не сбежал, работал. Больше не хочу. И это у нас — во Франции. Что там у мавров — даже и представить боюсь.

— Но морозы.

— Так, эти, — кивнул в сторону конвойных, — на вид они такие же как мы. Не уж-то не мерзнут? Живут же как-то.

— Да бес их знает?

— А что это за дорога такая странная, мимо которой мы идем? Железная что ли?

— Чугунная вроде. Я видел следы отливки.

— Откуда ты о них знаешь?

— Да он с завода же сбежал, — хохотнул солдатик. — Он мастера своего изувечил за свинство и удрал. Его же из армии хотели забрать, чтобы судить. Насилу отбили…

И тут все вздрогнули потому как в рупор рявкнул:

— Всем оставаться на своих местах и сохранять спокойствие!

Солдаты и унтера заозирались.

— Дым! Смотрите — дым! — крикнул кто-то.

И все повернулись туда — на север, откуда они недавно пришли.

Минута.

Долгая и мучительная минута приближения дымного столба, круто уходящего в небо в эту почти что безветренную погоду. И из-за перелеска показался паровоз.

Пых-пых-пых… пуская пары, он шел мимо них со скоростью бегущего человека. Скорее даже быстро бегущего. А за ним — вагоны. В представлении этих бывших пленных — здоровые такие фургоны с удивительными железными колесами.

Первый. Второй. Третий… Десятый… Двадцатый…

А поезд все шел и шел. Словно здоровенная механическая змея.

Тридцатый…

— Да сколько же их! — воскликнул кто-то.

Сороковой.

Сорок второй.

И все.

Здоровенный грузовой состав, наконец, закончился и минув поле, скрылся среди деревьев. Медленный, но здоровенный.

Их тянул один из первых паровозов нового типа. Котел и топка у него немного были смещены влево. А справа размещалось паровая машина с тремя одинаковыми цилиндрами двойного действия и двойного расширения. Первый под высокое давление — два других — под более низкое. Абсолютно одинаковые. Они вращали коленчатый вал. А тот, через систему валов и конических шестеренок передавал крутящий момент на все колесные пары как самого паровоза, так и тендера. Довольно небольшие. Из-за чего в сцеплении участвовало аж восемнадцать колес против четырех на обычном паровозе старого типа.