И про деревянные рубленные стены, возвышающиеся за земляным валом как второй контур укреплений. Для Европы — обычное явление, только в виде не деревянных стен, а старых тонких замковых из камня. Они позволяли разместить там стрелков из мушкетов, поддерживающих оборону четырех угловых бастионов.

По его оценкам выходило, что без представительной осадной артиллерии, способной сначала подавить бастионы защитников, а потом обеспечить пролом в деревянных стенах, брать такую крепость можно только осадой.

А осада…

Генерал не обладал такими запасами продовольствия. И не был уверен, что до завершения летней кампании Удинский острог исчерпает свои. Зимой же он сам оказывался в крайне невыгодном положении…

1711, август, 12. Москва — Новый Свет — Филиппины

Алексей Петрович медленно прогуливался среди страусов, стараясь не делать резких движений чтобы их не спугнуть и не спровоцировать. Они, конечно, были привыкшие к людям, но все равно.

Такие странные ощущения.

Птицы воспринимали его в известной степени равнодушно. Поначалу бросились к нему, думая, что их сейчас покормят. Но обнаружив, что еды нет — потеряли всякий интерес. Впрочем, нет-нет да подходили с некоторым любопытством. Все-таки его довольно яркий костюм сильно диссонировал с сотрудниками. Да и рост. Царевич в этом плане пошел в отца — высокий и худой, возвышаясь над окружающими как каланча. Чем среди прочего привлекал внимание не только людей, но и птиц…

Ферму эту небольшую завели недалеко совсем от Воробьева дворца. Она стала этаким отражением зоопарка. Его осколком, который приобрел хозяйственное значение.

Не единственным.

В самом зоопарке множилось и плодилось многообразие видов. А вот в ближайшем Подмосковье и стали появляться специализированные сельскохозяйственные предприятия.

Ферма страусов, которых разводили на мясо, перо, пух и кожу. Здесь уже насчитывалось две сотни голов.

Невдалеке делала первые шаги ферма крокодилов, которых хотели разводить ради шкур. Для чего пришлось делать им зимний бассейн в крытом ангаре. Отапливаемый. Не сильно. Главное, чтобы плюс.

Несколько рыбных ферм, вроде осетровой. Специально к столу царя.

Песцовая, соболиная, лисья и норковая фермы — на мех. Но тут больше опытные станции. Алексей пытался разобраться как это все нормально делать. Подготовить кадры. А потом развернуть зверхозы в удобных для этого местах, ища способ, как и с жемчугом найти дополнительные источники доходов.

Семь опытных пасек, в которых проводились исследования конструкций улья и организации пчеловодства. Сам царевич почти ничего про это не знал. Но мед ценил. И хотел все что можно оптимизировать. Кроме того, ему требовалось как-то решить вопрос с двадцатью тремя теплицами на паровом отоплении. Чтобы опыление растений шло круглый год. В них к столу выращивалась всякая зелень, ягоды, овощи и прочее, включая всевозможную экзотику такую как ананасы и лимоны.

Москва обрастала всякой экзотикой. Этой и другой.

И царевич порой любил по таким местам погулять. Просто отвлекаясь от дел и находя в посещении этих условных «коровников» какое-то успокоение.

— Алексей Петрович, — подбежал к нему запыхавшийся лейб-кирасир.

— Что-то случилось?

— Серафима Соломовна. Уф. — выдохнул он. — Просила передать, что разрешилась от бремени.

Алексей замер.

Он в этой жизни уже становился отцом. Но все это как-то проходило… странно что ли. Любовницы все ж таки не жена. И отношение к ним у него было совсем иное, как и к детям от них. Нет, конечно, он от них не отказывался и уделял им внимание с немалыми ресурсами, но прекрасно осознавал второсортность что ли их в глазах окружающихся. И это сильно угнетало и его, и их. Сильно искажая их отношения. А тут — жена… в законном браке… все чин по чину…

— Кто? — тихо спросил царевич.

— Сын.

Он молча кивнул и, оставив страусов, направился во дворец. Утром схваток еще не было. А вот — не вечер — и уже справилась. Видимо все развивалось стремительно, что не могло не радовать. В эти годы затяжные роды могли закончиться фатально…

Добрался он быстро.

Впрочем, отец его опередил. Вон — бегал словно укушенный с выпученными глазами. А эмоций сколько! Первый внук и наследник! Законный во всяком случае. Тех, от негритянок он таковыми их не считал. Да, подарки дарил и был в меру ласков, но не более того.

— Лешка! У тебя сын родился! — наконец заметив царевича, воскликнул царь и бросился его обнимать. А потом вместе с ним ринулся в покое к Серафиме. Точнее он туда, а сын за ним.

Едва усидел без Алексея не ворваться…

Царевна вскрикнула от неожиданности. Но она лежала под покрывалом, а с ребенком возилась кормилица. Так что сильного смущения появление царя не породила. Кровавые тряпки же и прочее уже убрали.

Петр влетел.

Выхватил карапуза из рук кормилицы. И радостно поднял над собой. Вызвав невольную улыбку матери.

Алексей же тревожился.

Все-таки тот мог нечаянно уронить. Крепок отец, крепок, уже считай четверть века закладывает за воротник похлеще Борис Николаевича, и все еще на коне так сказать. Хоть иной раз и выпадает в осадок с потерей ощущения реальности. И чем дальше, тем больше. Но все одно — пока держится.

А если нет?

Если у него отказ пойдет не по мыслительной деятельности, а по координации движений? Все-таки должна была аукнутся эта синька рано или поздно. Поэтому, улучшив момент, он принял у отца сына и вгляделся в него.

Новорожденный.

Ничего еще толком и не разобрать во внешности. Кроме того, что не такой «шоколадный» как его первые двое выживших. Но все одно — держать вот собственное дите было приятно.

Умом Алексей понимал — не совсем-то и собственное. Тело то заемное. И его остались там — в будущем. Погибнув ранее отца. Но он гнал от себя эти мысли. В конце концов он тут живет, а старого владельца нет. Значит и тушка его. И, как следствие, ребенок…

Наверное…

Он пока никак не мог разобраться в своих ощущениях. Еще с тех пор, как «шоколадные» горничные детишек ему нарожали. Слишком уж сложными и противоречивыми они были…

Молодая женщина из местного индейского племени с тревогой наблюдала за толпой врагов. Здесь явно было несколько тысяч вооруженных мужчин. И ей приходилось прикладывать немало усилий для того, чтобы сдерживать свой страх.

Сзади подошел муж и обнял ее за плечи.

Казак.

Из сибирских. Еще его дед участвовал в походах по Лене, а отец — по Амуру. И вот он тут… на юге западного берега Северной Америки. В небольшой крепости — Ново-Архангельск.

— Шошоны… — тихо произнесла жена.

— Далековато они от своих кочевий забрели.

— Эти недалеко от моря кочуют. К северу отсюда. Меньше недели пути[215].

— А чего они без коней?

— Так эти шошоны без них. Они пешим обычаем охотятся.

— Пешим? Хм. А сюда чего пришли?

— Грабить, — насколько возможно более равнодушно ответила жена, хотя внутри у нее все тряслось. В городе был богатый торг и большие склады с ценными товарами. Это уде все в округе знали. Причем товарами очень важными и нужными для местных жителей. Вот шошоны первыми и не выдержали. Хотя она уже не раз слышала разговоры гостивших родичей, что многие облизываются на богатства этого маленького города.

Муж же усмехнулся.

Крепость здесь стояла хоть и не самая большая, но добрая.

По форме — квадрат сто на сто сажень[216], сформированный крутым земляным валом и глубоким сухим рвом перед ним. Стенки которых подкреплялись деревом от осыпания. Поверх вала шел высокий тын, перекрытый крышей и бойницами, сооруженный на обычный для Сибири манер.