Татар подошло около десяти тысяч сабель. Не считая потерь, с которыми там до двенадцати явно доходило. Ну и поляков конных изрядно. От нескольких сотен до тысячи нормальных таких крылатых гусар. Судя по оснащению — явно из коронной хоругви и из отрядов богатых магнатов. Да еще несколько тысяч панцирной конницы — всадников в кольчугах и кольчато-пластинчатых доспехах.

Алексей смотрел на все это и только диву давался.

Речь Посполитая переживала мягко говоря не лучшие времена. И многие из ее всадников, которым полагались доспехи, ими не обладали. Просто в силу того, что поиздержались. А тут — нате на лопате.

Кто-то явно занес денег.

И правильно занес.

Много.

Да и конский состав неплохой.

Жаль только, что общую численность их оценить было сложно. От трех до пяти тысяч или около того.

Войска крымского хана, кстати, тоже выглядели на удивление неплохо снаряженные. Конский состав похуже польского, но кольчуги и бахтерцы почитай на каждом. А кое-где и зерцальные доспехи турецкие виднеются.

Этот кто-то, заносивший денежки в правильные карманы, смог довольно грамотно оценить возможности и тактику русской кавалерии. И ее склонность к ближнему бою. Вот правильные выводы и сделал. И выставил сюда от двенадцати до пятнадцати тысяч всадников в доспехах. Преимущественно посредственных, но в собачьей свалке, коли она начнется, кольчуга будет работать ничуть не хуже кирасы. А то и лучше. А уж бахтерец и подавно. В первую очередь из-за большей площади покрытия.

И это против двух полков улан и четырех — карабинеров, что имелись в качестве усиления у Белгородских дивизий. На круг — три тысячи строевых. На фоне неприятеля — капля в море. Хотя, несмотря на свою малочисленность, они сумели отличиться в пограничных и арьергардных боях.

С пушками, правда, не смог ничего сделать супостат.

Союзное войско осман, гетманцев, крымцев и ляхов практически не имело артиллерии. Десятка два легких полковых «пукалок». И все. Большая их часть имела совсем уж смешной калибр от одного до двух фунтов. Поэтому на ход боя практически никак повлиять не могла. Так — для красоты.

— Осадный обоз у них есть?

— А бес их знает? Наверное, есть. Но тогда мины вести задумали. Ломовых пушек да тяжелых мортир наши люди у них не видели.

— Может быть просто прозевали?

— Ну не могли они прозевать все. А тут такое… на виду… не спрячешь.

— Крылатых гусар и панцирную конницу тоже не спрячешь. Да и крымская кавалерия тоже удвоилась внезапно как-то.

Шереметьев замолчал, пожевав губы.

Русское войско встало примерно в трех километрах западнее крохотной слободы Борисовки. Что сама находилась примерно в паре спокойных дневных переходов к западу от Белгорода.

Они заняли позицию между рекой Ворсклой с прилегающим озером, за которыми сразу начинался достаточно представительный лес, и лесистыми холмами на юге. Весь просвет около чуть за километр. Что позволило тут поставить пехоту в линию по четыре шеренги, выведя в тыл по полку с каждой дивизии — в резерв. А то — мало ли? Ну и перед пехотой вырыли небольшие шанцы — по пояс высотой, с небольшим рвом в паре метром перед ними, откуда землю и брали. Чтобы не мешал стрелять, снижал урон от вражеского огня и сбивал порыв натиска.

В центре находилось еще одно озеро. Но чуть впереди. Оно скрадывало около двухсот метров фронта. Именно там, за ним, соорудив два люнета, в которых и разместилась полевая артиллерия дивизий.

Чисто символическая кавалерия же расположилась в тылу — за пушками. То есть, на виду у неприятеля, прекрасно ее видевшего через озеро.

А те самые шесть полков башкир и калмыков, что привел царевич, поставили в южном лесу. Да так, чтобы они не отсвечивали и не наблюдались неприятелем. Выдвинув к опушке только наблюдателей для принятия приказов…

Наконец началось.

Татарская конница по своему обыкновению пару раз имитировала атаку, выманивая русских всадников. Но те вообще никак не реагировали. Строго говоря вообще никто не реагировал. А приближаться слишком близком к пушкам татары не спешили.

Никто не стрелял.

Никто даже не пошевелился.

Просто татары конной лавой сблизились метров на восемьсот и отворачивали. Оба раза.

В третий раз в атаку пошла пехота, построившись колоннами.

Царевич аж глаза протер.

Линейная тактика же на дворе. А тут — колонны. Но видимо кто-то вдумчиво изучал битву при Нарве. Или низкая выучка имеющейся пехоты просто не позволяла ее применять правильно. В колоннах-то скучено идти проще даже пехотинцам, не имеющим крепкой строевой подготовки. И психологически проще.

И хорошо пошли, грамотно.

Прижавшись к реке и лесу, чтобы быть подальше от пушек.

Эшелонами.

Алексей скосился на Бориса. Тот кивнул.

И два полка улан демонстративно отправились на юг — к лесу. Явно демонстрируя обходной маневр.

Два полка конных копейщиков. Да, на хороших лошадях. Да, в полукирасах и стальных шлемах. Но их тысяча. Всего тысяча. На фоне многократно превосходящей их вражеской конницы — ничтожно мало.

Впрочем, на этот маневр отреагировали.

И пара тысяч панцирной конницы в сопровождении такого же контингента татар также демонстративно устремились на юг — дабы принять гостей. Явно планируя избежать лобовой атаки и, пользуясь численным превосходством, навязать собачью свалку. В которой и изрубить.

Вражеская пехота меж тем приближалась.

Полтора километра.

Километр.

Восемьсот шагов.

Семьсот.

И, наконец, неприятель вошел в зоне поражения дальней картечи 3,5-фунтовых пушек. Почти сразу батареи окутались дымами. Отправляя свои гостинцы в эти жирные цели.

Предельная дистанция.

Большое рассеивание.

Но крупные колонны цель не маленькая. Так что большая часть «осыпи» попадало куда надо. Собирая кровавую жатву.

Еще залп.

Еще.

И вот получилось перейти на среднюю картечь. После залпа которой первые колонны не выдержали и побежали. Но их размен позволил последующим продвинуться дальше — ближе к позициям в полном порядке.

Царевич в отличие от Шереметьева наблюдал за станом неприятеля. В том, что удастся отразить этот натиск — он не сомневался. Но это все было так странно.

Вот и наблюдал, пытаясь разгадать замысел неприятеля. Поэтому он первым увидел, как от группы всадников ставки отделились гонцы.

— Сейчас что-то будет, — буркнул он Борису Петровичу.

Тот тоже устремил взгляд на расположение противника и грязно выругался. Вся масса вражеской конницы приходила в движение.

— За вагенбург! Немедленно за вагенбург! — крикнул царевич.

Опыт сотен, если не тысяч военно-штабных игр просто кричал о подобном решении. Они с Шереметьевым перестраховались. И в полусотне шагов от шанцев поставили обозные повозки. Скрепив их и убрав дуги с тентами. Из-за чего со стороны неприятеля казалось, что таким образом русские прикрывают свои тылы от внезапного обхода.

— И вот те дыры надо закрыть! Скорее!

Шереметьев не возражал.

И начал отдавать приказы.

Главное теперь успеть…

— Уходить надо, — шепнул Шереметьев.

— Мы еще не проиграли.

— Если прорвутся — нам конец.

— Мы еще не проиграли, — с нажимом произнес Алексей.

И с сотней лейб-кирасир личной охраны выдвинулся на южный люнет. Там просвет до леса был больше. Поэтому вероятность прорыва выше.

Артиллерийская прислуга спешно выкатывала свои повозки. Какие могла. Перекатывала ими возможную зону прорыва в люнеты. Чтобы в тыл к пушкарям не прорвались. Туда же устремились и по резервному полку мушкетеров. Остальные пехота же, равно как и карабинеры, отходили за вагенбург, идущий сплошной линией — от реки до леса. Через специально оставленные проходы из развернутых фургонов. Которые за собой они и закрывали, смыкая цепь.