Разумеется, над пешеходной зоной не размещалось ничего тяжелого. Только лоджии, прогулочные площадки прочие, подобные вещи: местами открытые, а местами застекленные.
Подобное решение создавало над пешеходной зоной капитальный навес, защищавший летом от солнца и дождя, а зимой от сосулек и, в какой-то мере, от снега. Все-таки сюда наметало не так сильно, чем на открытые площадки.
Улицы и переулочки были стандартизированы и не равнозначны. И, что важно, очень, просто чрезвычайно широкими по меркам тех лет. Так переулки имели одну проезжую часть на четыре полосы, а улицы — две на шесть. Каждая такая полоса «нарезалась» с ориентиром двадцатипроцентный запас от ширины стандартизированного фургона. Полосы же сами обозначали, как и в будущем, разметкой по асфальту, с помощью толстого слоя густой белой краски, замешанной на смоле.
Центральная же часть улиц представляла собой разделительной линию с проездами для разворота. Широкую довольно. В две полосы. То есть, огороженную высокими бордюрами полосу земли, по которой шла посадка деревьев.
Лип.
Ну а что?
Росли они быстро. Зелени много. Неприхотливые. Только подкармливать надо, чтобы не зачахли. Да и, как слышал Алексей, до «инновации» Хрущева в городах обычно липу и сажали. Во всяком случае на севере и в средней полосе Центральной да Восточной Европы.
Лепота в общем. Во всяком случае нигде в Европе такого в массе просто не имелось. Парки были, скверы имелись и даже аллеи. Но чтобы вот так? Нет…
А вообще в столице много всего наблюдалось необычного для иноземного наблюдателя. Буквально на каждом шагу. Например, на улицах по тротуарам стояли урны.
Урны!
В 1709 году!
И люди ими пользовались!
Так-то впервые их стали применять еще в Древнем Риме. Но потом, как известно, случились Темные века и… в общем, только в 1884 году их вновь стали использовать. Алексей об этом, разумеется, не знал. Он просто распорядился их поставить и своевременно опорожнять. Вменив последнее в прямые обязанности созданной им хозяйственной службе города, которая отвечала и за уборку улиц, и за вывоз мусора, и за много еще чего другого.
Но народ как-то не спешил урнами пользоваться.
Зачем?
Это многие восприняли как унижение. Даже и не только дворяне, но и простые мещане. Что было решено быстро и просто. Сотрудники полиции, которые занимались патрулированием улиц, получили право бить дубинкой тех, кто кидал мусор как попало. И дворникам это дозволили, но уже метлой.
Исключая уважаемых людей. На тех выписывались штрафы. Не бог весь какие, но за накопление их некоторого количества Алексей вводил обязательство передвигаться по улице в карнавальной маске свиньи. С введением просто космических штрафов как за отказ ее носить, так и за попытку отсидеться. Если сказано — трое суток носить, то все три дня наказанный должен был не меньше пары часов прогуливаться по улице в оживленных местах. На глазах сотрудников полиции, которые делали о том отметку.
Года не прошло, как в основном выделываться прекратили.
Года!
Может сказалось то, что те же дворники не сильно разбирались в статях мелких дворян да обедневших аристократов. И не стесняясь охаживали метлой их прямо при всем честном народе. Это не возбранялось. Обознался. С кем не бывает? А может иные меры помогли. Кто знает? Однако сначала дворяне и аристократы стали в основной массе дисциплинированно пользоваться урнами. А потом и остальные подтянулись, глядя на них.
Косились.
Хмурились.
Но вели себя как цивилизованные поросята, то есть, с ногами не лезли в корыто…
Аналогичным образом Алексей загонял горожан и гостей столицы в общественные нужники, туалеты то есть. Чтобы на улицах, переулках и прочих местах для того не потребных, не справляли естественную нужду.
Оных туалетов он понастроил в достатке. Заранее их заложил в проект реконструкции города, разместив их достаточно густой сеткой. И теперь в столице, выглядящей вылизано чистой, еще и запахов дурных не наблюдалось…
Совсем уж «каменным монолитом» Москва не являлась.
Согласно плану реконструкции часть кварталов занималась небольшими парками. Скорее даже скверами, засаженными липой и разными декоративными кустарниками. Благоустроенными. Тут и дорожки прогулочные, и скамейки, и урны, опять же. На праздники в таких скверах устраивали точки общественных гуляний.
Шли же подобные мини-парки в порядке близкому к шахматному — через два квартала. То есть, так, чтобы у каждого блока застройки имелся выход к нему. Не всегда и не везде это правило соблюдалось. Но в основном.
Имелись и площади.
Большие и просторные с проезжей часть по периметру. Центр же — прогулочная зона. Именно тут в дни празднеств создавали узлы для организации народных гуляний. И, кстати, общественные нужники вокруг таких площадей шли намного гуще. Чтобы потом не отдраивать все, после «этих засранцев».
Впрочем, если новые площади сделали сразу правильно, то Красную — главную площадь страны, только привели в порядок. Этот район вокруг кремля только предстояло реконструировать. Ведь тут Алексей собирался сделать культурно-исторический центр в формате единого архитектурного ансамбля. Красивого и сложного. А самые толковые и опытные строители да архитекторы кремлем занимались. Его перестраивали, превращая в конфетку… в игрушку. Тоже, кстати, комплексно. А ведь там еще подвод воды с отводом канализации требовалось как-то реализовать. И вообще… мороки вагон…
Петр Алексеевич жаждал перестроить весь кремль в духе новейших веяний европейской архитектуры. Чтобы не хуже, чем в Голландии. Но сын его убедил не пороть горячку. И переделать кремль «под старину». В том числе и потому, что весь этот барочный стиль просто не вписывался в формат крепости.
Вообще.
Да и диссонировал он тем же Успенским собором — местом, где венчались русские цари, равно как и с Архангельским собором — их усыпальницей. Их тоже сносить, чтобы не выглядели тополями на плющихе? Петр не захотел. И уступил сыну в его задумке.
Посему весь кремль оказался перестроен в стиле Высокого итальянского Возрождения. В конце концов в нем была построен и сама крепость, и Грановитая палата, и Успенский с Архангельским соборы. Было от чего «плясать», в построении единого ансамбля. Кстати говоря, Высокий итальянский Ренессанс вообще доминировал в архитектуре Москвы после ее реконструкции. Пусть и со своими нюансами.
Царя это раздражало.
Он по природе своей тянулся к бесформенности барокко. Ренессанс же отличался стремлением к правильности геометрии, рациональности пропорции, четкости линий. По сути являя собой этакий архаичный вариант классицизма.
Впрочем, несмотря на свое недовольство эстетикой, Петр Алексеевич очень гордился тем, что у сына получилось. В первую очередь потому, что город выглядел по-европейски. В хорошем смысле этого слова. Как старый такой, европейский город откуда-то из Северной Италии. Хотя знатоки говорили про Рим, только замечая отдельно улицы, которые в Вечном городе были очень узкими. Ну и рекомендовали весь этот кирпич хотя бы штукатуркой закрыть за покрасить. А еще лучше облицевать чем-нибудь приличным, чтобы выглядело более богато…
До кремля голландская делегация не дошла. Но ей и того, что они увидели хватило.
Прямо прониклись.
Хотя особенно ничего монументального и не углядели. Просто то, что имелось, было сделано качественно и добротно. Но главное заключалось в том, что виденное ими совершенно не сочеталось с теми словами о «дикой варварской стране скифов и гуннов», про которую все чаще стали говорить на Западе. В рамках пропаганды.
Да и дорога от Риги до Москвы[182]…
Нигде в Европе они не видели ТАКИХ дорог! Кое-где оставались, конечно, старые римские и они были весьма неплохи. Особенно если за ними следили. Но не такой же протяженности!