— Ты не сделаешь это, — тихо произнес патриарх, аж побледневший от такого заявления.
— Отчего же? Кто меня остановит? Да и, как по мне, славная традиция получится.
— Церковь восстанет.
— Я так понимаю, ты угрожаешь мне? — усмехнулся царевич.
— Нет. Просто предупреждаю.
— Если так случится, что церковь восстанет, то патриаршество вообще будет упразднено. За ненадобностью. Ты подумай об этом на досуге. — чуть улыбнувшись, произнес Алексей. — И мой отец давно этого жаждет, ибо устал от ваших выкрутасов. А я — это тот единственный человек, который стоит между вами и его обостренным желанием. Уразумел ли?
— Уразумел, — хмуро ответил патриарх.
— Завтра передай мне эскизы и списки недовольных. Пока их трогать не буду. Просто возьму на карандаш. Но если не уймутся или, упаси Господь, попытаются шалить их судьба будет печальной.
— Ты сделаешь из них мучеников.
— Можешь мне поверить на слово — я найду на них управу. И сделаю это так, чтобы церковь в веках стыдилась и стеснялась их имен. Ах. И будь так любезны, в течение месяца определится с художниками. Иначе я епископов с мастерком отправлю мозаику выкладывать. Всех, кто этот вопрос затягивает. И тебя тоже к делу пристрою. Будешь раствор им носить и кусочки цветного стекла.
Патриарх поиграл желваками.
И не говоря ни слова кивнул.
Серафима молчала, опасаясь влезать в такие беседы.
Алексей же похлопал иерарха по плечу и направился к карете. Боже… Как же он устал уже от этих аппаратных интриг церкви… кто бы не поднимался наверх — одно и тоже начинал. Политика, бизнес и спекуляции на традициях. У него уже три несгораемых шкафа с материалами скопилось…
— Все плохо? — тихо спросила жена, когда они сели в карету.
— Ты о чем?
— Мне казаться опасным слова патриарха.
— Пожалуй. Сегодня же займусь этим вопросом. Судя по всему, намеков они не понимают, равно как и хорошего отношения. Постоянно проверяют границы дозволенного.
— И что ты мочь? Их руках на сердце люди.
— А у меня рука на их яйцах. Или их близких. Вот выдержку из дел и составлю с самой грязью. Да передам им, чтобы было что перед сном почитать. И подумать.
— Что? Все?
— Большинство иерархов достаточно благоразумны и осторожны, чтобы на них лично ничего серьезного не было. Кроме всяких мелочей и финансов. А вот их родственники… там нередко такая грязь. Понимаешь, у многих голова начинает кружится из-за того, что их родич такое высокое положение занял. И те их нередко прикрывают. Хотя бы для того, чтобы на них тень не отбрасывали… Мда… Слаб человек…
Серафима хмыкнула, принимая ответ.
Алексей же стукнул по передней стенке кареты, и та тронулась.
Медленно.
Слишком медленно.
Он из-за этих, по его мнению, едва ползающих повозок совершенно никуда не успевал и тратил на поездку массу времени. Требовалось что-то с этом сделать. В конце концов паровой двигатель у него уже имелся и относительно массово употреблялся. А он все еще как мальчик на этих повозках ездит…
Александр Данилович отпил чая из кружки, запивая малую ложечку вишневого варения.
Ароматного.
Вкусного.
Однако аппетитный ужин не мог найти должны отклик в его сердце. С самого утра Меншикова не оставляло дурное предчувствие. Интуиция редко его подводила, отчего он тревожился все сильнее и сильнее. Но никак не мог найти причину… источник этого беспокойства.
Все ведь хорошо.
Он законный герцог Мекленбурга, утвержденный Рейхстагом Священной Римской Империи. Основатель новой династии. Наталья Алексеевна поручила вдовью долю, после смерти мужа. И была вполне довольна своей судьбой, открывающей ей возможности для приятной жизни, лишенной всяких обязательств. Петр и Алексей светились от удовольствия, так как ввели Мекленбург в состав Российского царства. Фактически, хотя формально он, конечно, еще числился в Священной Римской Империи… но лишь номинально. Через что расширили российское присутствие в Нижней Германии и, особенно старых славянских землях.
Осталось что-то порешать с королевством Пруссия. Но тут еще пока конь не валялся и ничего кроме войны в голову не шло. Никому.
В Берлине тоже.
Отчего транжира и гуляка Фридрих I Гогенцоллерн скоропостижно скончавшийся от «удара табакеркой» или еще каких неприятных обстоятельств уступил престол своему сыну — скопидому и солдафону Фридриху Вильгельму. Который со всем возможным рвением занялся укреплением армии.
И деньги откуда-то взял.
Официально — из-за строгой экономии.
Злые же языки болтали, будто ему кто-то помогал. И оружие французы поставили. Считай подарили, чтобы перебить русский контракт. И прислали своих офицеров, чтобы помочь с переобучением старой армии.
По всему было видно — готовят Пруссию к войне.
Тяжелой.
С Россией…
В Саксонии тоже все шло не слава Богу.
Наталья Алексеевна ему недавно рассказывала, вернувшись из путешествия, что там, в Дрездене, очень непростые настроения. Август II, которому только «стукнуло» пятнадцать лет, захворал. Сильно захворал. Что грозило Саксонии династическим кризисом.
Мужские наследники, в случае смерти юного курфюрста, пресекались до Иоганна Георга I, дети которого и поделили старые земли Саксонии. Старший взял основной домен. Два других — отрезали себе куски поменьше. Через что были установлены самостоятельные династии. В курфюршестве же действовал полусалический закон престолонаследия.
Это порождало казус, так как ситуацию можно было трактовать двояко. С одной стороны, передать Саксен-Вейсенфельской ветви корону курфюршества. Апеллируя правом мужского первородства династии. С другой, вручить корону Кристиану Эрнсту маркграфу Бранденбург-Байрейта, супругой которого была Эрдмута София — дочь вполне себе законного курфюрста Саксонии Иоганна Георга II. Кристиан, кстати, был отцом супруги Августа Сильного и дедом тяжело больного Августа II.
Ну или его сыну — Георгу.
Меншиков рассчитывал втянуть Пруссию в эту войну. И вообще — устроить тут знатную заварушку. С целью попробовать поймать как можно более крупную рыбку в мутной воде. И решить вопрос не только с померанскими землями да Бранденбургом, но и найти способ объединить Бремен-Ферден и Мекленбург сухопутным коридором…
БАБАХ!
Раздался гулки взрыв, потрясший всю округу.
В подвале дворца взорвалось с десяток бочек с порохом, унося и жизнь Меншикова, и его беременной супруги, и его дочки…
Протестанты, раздраженные политикой сильных налоговых послаблений при переходе в православие, решили отомстить. При некоторой поддержке со стороны, разумеется. До царя или его сына добраться они не могли. А до Меншикова — вполне. Тем более, что он у них ассоциировался и с хозяином Фердена — города, ставшего нарицательным в Европе, как место игры и разврата…
Министр иностранных дел Кольбер ехал в карете.
Большой.
Просторной.
Окруженный по своему обыкновению конвоем из десятка всадников. После того, как русские в Речи Посполитой стали резать иезуитов, в качестве ответного шага, он тревожился. Рыло то имел не в пушку, а крепко заросшее натурально эдемскими кущами. Вот нигде и не оказывался без конвоя.
От греха подальше.
Да и сам нередко поддевал под одежду доспехи. Особо качественной выделки, ибо таки узнал, что там случилось на заводе. И почему царевич выжил после покушения…
Он дремал, покачиваясь в карете, которая катилась по брусчатке.
Последний год Кольбер трудился каждый день как последний. В тесном сотрудничестве с австрийскими коллегами. Требовалось скоординировать и подготовить «комариные укусы» для организации проблем России и ее союзникам.
Отвлечь ее силы.
Растащить их.
Распылить.
Поэтому он от усталости едва ли не засыпал на ходу. А уж в такие моменты — и подавно…
