– Похоже, ты реально кукухой поехал на фоне своих внутрисемейных разборок, – уставился на него Ломон. – Мало того что постоянно всяческих родственников в своих стихах мочишь, так ты даже сейчас, когда реальные люди погибли, продолжаешь хохмить.

– Отстань от него! – вдруг злобно оскалилась Олюшка. – Он же сказал, что это не специально! У человека такая реакция на страх. Кто-то в штаны писается, а кто-то стихи сочиняет…

– Ну да, – скривил двуединый в усмешке губы, – кто-то написа́л, а кто-то напи́сал. Суть одна, разница лишь в ударении.

– Вообще-то я это не прямо сейчас сочинил, – стал объяснять Васюта. – Сейчас просто вылезло.

– Выходит, это он не попи́сал, – хохотнул Подуха, – а покак…

– А вот тебя я сейчас точно придушу! – ринулась к трубнику осица.

– А ну отставить! – рявкнул Ломон, хватая ее за плечо. – Сколько раз говорить: мы теперь одна команда!

Олюшка сбросила руку двуединого и тряхнула головой:

– Если одна, то почему вы все на Васюту набросились? Или он не в нашей команде? Он, что ли, виноват, что мерзодведь кровь почуял и решил перекусить?

– Да не виноват он… – поморщился двуединый и примиряюще глянул на Васюту: – Ты прости, это тоже на нервной почве вырвалось. Веришь?

– Между прочим, он там не один, – сказал вдруг Подуха.

Ломон перевел взгляд на разломанную гондолу дирижабля и тоже увидел, как из дыры в корпусе выбирается еще один мерзодведь. Сталкер едва сдержался, чтобы не обругать себя вслух самыми непечатными словами: вместо того чтобы следить за обстановкой, он в такой серьезный момент затеял идиотские разборки! Или у него на самом деле не все в порядке с головой? Впрочем, какие могут быть сомнения, если у него в одной черепушке теснятся теперь сразу два сознания! Удивительно еще, как он вообще не спятил. Но теперь и в самом деле было не до рефлексии, надо было принять грамотное и максимально безопасное для группы решение.

– Пока не стрелять! – для начала сказал он, увидев, как навели в сторону мерзодведей стволы винтовок Подуха и Олюшка. – Они нас, похоже, еще не заметили. А мы даже не знаем, сколько их на самом деле. Может, там еще и третий застрял.

– Нам и с двумя без вездехода не справиться, – проговорил Васюта. – Вот теперь-то, думаю, самое время Медку к Зану бежать.

Наверное, не стоило говорить о том, что мерзодведи их не заметили. Так, во всяком случае, подумал двуединый, увидев, как повернул к ним голову с зеленовато-желтыми шишками глаз сначала один, а затем и второй смертоносный урод. Издав отвратительно булькающий рев, словно легкие утырков были заполнены гноем, обе твари неспешно, но целеустремленно направились к ним.

– Медок! – крикнул Ломон угрожающе оскалившемуся на врагов псу. – Лети к Зану, скажи, что нужна его помощь. Пусть садится в вездеход… Нет, отставить вездеход, пока разберется в управлении, пока доедет – на своих двоих Зан быстрее примчится. И скажи, что «дирипадка» на него не подействует. Во всяком случае, сильно… Короче, скажи, что мы в беде, пусть поторопится!

Медок умчался за подмогой, а четверке сталкеров волей-неволей пришлось стать единой командой – перед лицом смертельной опасности все разногласия забываются быстро.

Что интересно, первым открыл огонь Васюта, хотя он хуже остальных умел стрелять. И самым удивительным стало то, что он сразу же и попал в одного мерзодведя – причем прямо в шишкообразный выпученный глаз. Выпуклость тут же исчезла, выплеснув целый фонтан мерзкой желто-белесой слизи, которой, вероятно, были заполнены головы мерзодведей. Но как и при первой схватке, утырок будто не заметил, что ранен, и упрямо продолжал приближаться.

Начали стрелять и остальные сталкеры. Они не сговаривались, но вышло так, что главной целью все выбрали именно ту тварь, которую лишил глаза Васюта. И это поначалу имело успех. Когда бледная поганкообразная голова чудовища стала напоминать сочащееся мерзкой жидкостью решето, мерзодведь все-таки остановился, и Ломон почти уже поверил, что тот сейчас повалится на землю. Но нет. Скорее всего, потеряв способность видеть – ведь он уже лишился и второго глаза, – утырок как-то по-иному попытался сориентироваться – с помощью слуха, нюха, еще каких-нибудь неведомых органов чувств… По крайней мере через пару-тройку мгновений он снова двинулся вперед, не менее уверенно, чем до этого.

Дело принимало скверный оборот. Ломон понимал, что рано или поздно у них кончатся патроны, и тогда останется только одно – спасаться бегством. А много ли набегаешь по лесу, который для мерзодведей является родным домом и где они наверняка будут иметь фору в ловкости и скорости? Да, потеря зрения и крови, вероятно, их слегка затормозит, но достаточно ли сильно, чтобы от них убежать? В идеале – как раз до вездехода, в котором можно и укрыться и гусеницами которого можно этих утырков давить.

Скорее всего нечто подобное думали и остальные бойцы группировки. Во всяком случае, Васюта срывающимся от волнения голосом сказал:

– Если что… если я сейчас вдруг… Короче, не хочу, чтобы Ол… чтобы вы все думали, будто у меня и правда в семье разборки какие-то. У меня нормальные мама с батей. Но они часто друг над другом подшучивают, ну-у… с черным таким юморком, с матерком, ясен пень… Я привык к этому, оттуда, наверное, у меня все и пошло. Но они друг друга любят, и я их тоже люблю. В общем, знайте.

– Ты стреляй давай! – прикрикнул на него Подуха. – А то эти утырки тебя сейчас тоже полюбят.

Вероятно, предсказанные трубником «любовные» отношения и впрямь бы в скором временем осуществились. Но тут Ломон услышал позади себя приближающийся топот, затем громкий треск, будто кто-то переломил дерево, затем снова топот, но уже сопровождаемый непонятным шумом, напоминающим звук вращающегося вертолетного винта. Оглядываться было некогда, враг был уже совсем близко, но источник странного шума вскоре сам возник перед глазами.

Это был Зан, раскручивающий над головой, словно гигантскую палицу… ствол молодой сосны. Двуединому не послышалось – кибер в самом деле сломил дерево, которое превратил в деревянный пропеллер. Но не для того, чтобы взлететь, а для того, чтобы… Ну да, так и есть: Зан подбежал к ближайшему мерзодведю и размозжил ему сосной продырявленную голову. Не останавливаясь, он в два прыжка добрался до второго и обрушил на того сосновый ствол сверху. Утырка перекосило, он закрутился на месте, и тогда кибер, отбросив дерево к замершему первому уроду, широко развел руки, а потом резко сомкнул их с двух сторон отвратительной белесой головы. Та лопнула, словно спелая дыня, расплескав вокруг свое мерзотное наполнение. То ли Зан так хорошо рассчитал удар, то ли это совпало случайно, только сам кибер при этом вышел, что называется, сухим из воды – на него самого гадкая слизь не попала.

Удивительно, но, даже лишившись голов, мерзодведи находились в неподвижности недолго. Вероятно, у них не только имелись дополнительные органы чувств, но и координацией их действий заведовал не только головной мозг, если тот у них, конечно, имелся до этого в принципе. Как бы то ни было, утырки вновь стали двигаться, но все-таки уверенности у них в этих движениях поубавилось. Они направились уже не в сторону сталкеров и даже не к своему новому обидчику, а по явно лишенным цели траекториям. Они напоминали огромные сломанные игрушки, которые стали дергаться то в одну, то в другую сторону, кружиться на месте, пятиться, делать бессмысленные резкие выпады… Все закончилось тем, что мерзодведи наткнулись в итоге один на другого и, словно обрадовавшись, что вновь обрели цель, принялись кромсать и раздирать тела друг друга на части. В конце концов они стали представлять собой некий единый кроваво-бурый, сочащийся и брызжущий гадостью ком, который сначала упал на землю, какое-то время продолжил, вздуваясь и опадая, кататься по ней, а затем постепенно стал замедляться, будто смертельно устав, и в итоге все-таки замер.

– Как-то так, – сказал, повернувшись к сталкерам, кибер. – Я ведь все правильно сделал?