– Кстати! – кивнул Ломон. – Насчет любви – это хорошо. Я, когда тачку тормознем, буду с водилой разговаривать, а вы – целуйтесь-милуйтесь. Воркуйте там, не знаю, обнимайтесь – изображайте влюбленную пару, короче. Тогда и ничего лишнего не ляпнете, и у нас народ сентиментальный, скорее согласится подвезти…

– Вот еще! – возмутилась Олюшка. – Не стану я ни с кем целоваться!

Васюта дернулся, будто в него попала пуля, и поник так, словно и впрямь собрался помирать. Осица, увидев это, сменила тон:

– Да я не это имела в виду!.. Просто вот так, у всех на виду, да еще по команде это делать – это ж неправильно.

– А вот я тебя у всех на виду даже очень хочу обнять, – поднял на нее взгляд Васюта. – Чтобы все знали, как я тебя люблю.

– А ты… – запнулась Олюшка, – …меня любишь?..

– Ну да. Разве непонятно? Разве иначе захотел бы я остаться с тобой?

– Просто я думала, что… – Тут она шагнула вдруг к Васюте, обняла его и крепко поцеловала в губы. А потом, слегка отстранившись, сказала: – Не думала, что когда-нибудь произнесу это, но я… Тьфу ты, трудно-то как!.. В общем, это… как его… Короче, Васюта, я тебя тоже люблю и согласна с тобой целоваться на этой… как ее… тачанке.

– На тачке, – поправил расплывшийся в улыбке влюбленный. – Но ведь… не только на ней?..

– И на ней, и под ней, и где угодно! – пообещала осица.

– Под ней лучше не надо, – заулыбался от этой сцены и двуединый. А потом вновь стал серьезным и сказал: – Значит, так… Мы ходили в поход по любимым местам. Нас сюда привез на машине друг, который должен был сегодня забрать. Но он почему-то не приехал, а позвонить мы ему не можем, потому что вы свои телефоны в болоте утопили – с влюбленными и не такое бывает, – а мой разрядился, и это на самом деле так, – достал он из кармана смартфон Капона.

– А чем мы водиле заплатим? – задал резонный вопрос Васюта. – Лично я с собой денег не брал.

– Когда довезет, я поднимусь к себе и возьму, сколько скажет. Главное – я вас очень прошу! – ни-че-го не ляпните. У вас любовь-морковь, остального для вас не существует.

– Что, даже садюшку нельзя прочитать? Может, за оплату потянет, – захихикал счастливый Васюта.

– Только попробуй! – потряс кулаком двуединый. – Я тебе такую садюшку тогда прочитаю – сразу наизусть выучишь. От зубов будет отскакивать! Вместе с зубами.

– Да ладно, и пошутить уже нельзя! – проворчал Васюта. – Дай лучше попить, а то у меня вода кончилась.

Ломон уже надел рюкзак, в котором лежала фляга, а потому лишь раздраженно буркнул:

– Потерпишь. Сядем в машину – там попьешь.

– Тебе что, воды жалко? – вступилась за любимого Олюшка.

– Мне не жалко, – сказал двуединый. – Но я только лямки затянул – и опять рюкзак снимать! А до трассы – двадцать метров. Сейчас дойдем, тачку словим – и пусть хоть запьется!

– Да у меня реально в горле пересохло, я сейчас хочу! – заупрямился Васюта. – Лень снимать рюкзак – повернись, я развяжу и достану флягу.

– Любовь что, из всех таких упрямых баранов делает? – огрызнулся Ломон, но все же повернулся спиной к Васюте.

Тот развязал горловину рюкзака, сунул внутрь руку – и… пропал.

– Вася, ты где?.. – растерянно заморгала Олюшка.

– Я т-тут, но… – тихим, дрожащим голосом начал отвечать Васюта, а потом замолчал и всхлипнул.

– Что там с ним? – обернулся двуединый.

Увидев рядом с собой только Медка и Олюшку, он завертел головой, но тут снова услышал рядом судорожный всхлип и очень испуганный голос Васюты:

– Я п-почему-то н-ничего не вижу…

Ломон сразу все понял. И рассвирепел так, что, если бы видел, куда бить, вмазал бы точно.

– Ты опять?! – взревел он. – Второй раз на те же грабли?! Вот ничему же дураки не учатся!

Тут поняла все и Олюшка. И набросилась с кулаками на самого двуединого:

– Прекрати орать на Васю! Это не он дурак, а ты! Только круглый идиот будет сваливать в рюкзак «незряш» вместе с другими вещами! Такие гостинцы нужно отдельно от всего другого хранить!

– Ну, раз ты среди нас самая умная, скажи, что нам теперь делать?

Негромко залаял Медок, и двуединый, уже остывая, поправился с кривой улыбкой на губах:

– Прости, дружище, самый умный среди нас, разумеется, ты, но мы, идиоты, даже понять теперь тебя не можем.

– Да он то же самое тебе хочет сказать, что и я бы сказала, – фыркнула осица. – Делать теперь, кроме как ждать, ничего не получится. Или ты хочешь ловить свою тачку, когда я целуюсь с невидимкой?

– Не хочу. Тогда нас другая тачка заберет, а Васюта следом почапает – его ведь не увидят… Погодите-ка! – пришло вдруг Ломону в голову. – А чего мы, собственно, будем ждать? Идти ведь Васюта может! Вот и пусть идет. За час, или сколько он там будет назад проявляться, мы километров пять-шесть оттопаем, вдоль дороги-то. Чего зря время терять?

– Но я же ничего не вижу! – трагически воскликнул Васюта.

– Но у тебя же есть я, – ласково проворковала Олюшка. – Я возьму тебя под ручку, и мы пойдем-пойдем-пойдем…

– С тобой готов хоть куда, – уже совсем другим, бодрым тоном заявил Васюта.

– А можно я тоже садюшку расскажу? – хохотнул Ломон и зачитал, не дожидаясь согласия:

– Это не стихи, а издевательство! – возмутился Васюта. – С размерами полная каша! Начало в одном ритмическом рисунке, окончание в другом!.. Да что я говорю – в конце вообще нет никакого ритма! Ломон, прости, но стихи – это не твое.

– А еще раз меня Ольгой назовешь, – набычилась осица, – приветики твоей маме будут.

Однако шли они по ровной обочине трассы и впрямь довольно споро. Впереди бежал Медок, за ним шагала Олюшка, странно для посторонних глаз согнув в локте левую руку, поддерживая таким образом ослепшего и невидимого Васюту, а замыкал процессию Ломон. Видеть проезжающие автомобили – в основном с кодом региона 51 на номерах – было для него несказанно отрадно, ведь, несмотря ни на что, он все же до этого немного сомневался, что вернулся в родной мир.

Васюта на сей раз оставался невидимым дольше, чем в первый, так что прошли они, наверное, даже не пять-шесть, а все семь-восемь километров. Как бы то ни было, когда рядом с Олюшкой стало формироваться в воздухе вытянутое кверху полупрозрачное пятно, впереди справа показался дорожный указатель, сообщающий о повороте на Полярные Зори.

– Быстро уходим с дороги! – крикнул двуединый. – Прячемся за кусты!

– Ты так испугался Полярных Зорь? – удивленно обернулась к нему осица.

– Я испугался, что сейчас кто-нибудь увидит из машины, как из ничего вылезает твоя любовь!

– Я бы попросил!.. – возмущенно воскликнул и впрямь уже частично «вылезший» на свет божий Васюта, но все наконец понявшая Олюшка уже потащила его к придорожным кустам.

Восстановление зримого облика прошло достаточно быстро и без неожиданностей, а «пришедший в себя» Васюта выглядел после этого даже более бодрым, чем был изначально. Без сомнения, так на него подействовала поддержка любимой – как в прямом, так и в переносном смысле.

– Вот! – замахал он руками, когда все четверо путников, включая Медка, снова выбрались на обочину трассы. – Вот поворот на Полярные Зори! Я же говорил!

– Пока ты тут дух Гомера изображал, мы это уже заметили, – усмехнулся Ломон. – И что? Нам-то в Мончегорск нужно, а он будет прямо по трассе, веришь?

– Да нет, я просто так, к слову, – пожал плечами Васюта. – Я ведь говорил, что они существуют, – и вот доказательство, – глянул он на Олюшку.

– Существуют, существуют, – кивнула та. – Давайте теперь останавливать эту вашу… тачку.

– Только тогда стоит пройти чуть дальше, чтобы и машины из Полярных Зорь можно было ловить, – сказал Ломон. – И вот еще что, – обратился он уже к Медку. – Ты веди себя как обычная собака, ладно? Как послушная и умная обычная собака.