Наугад вытянул следующий конверт. Не глядя на обратный адрес, вскрыл. Оказалось, от Менделеева.
Пробежал глазами шапку. А то я не знаю, что сейчас положено писать «во первы́х строках» любого письма. Мы с Герочкой и сами поднаторели уже. Особенно когда выяснилось, что все пишут с ошибками. Вообще – все. Есть несколько слов, которые положено писать с «феты», а не с «эф». Слава Всевышнему, их не так много. «Ятями» тоже кашу не испортишь. После «мягкого знака» эти символы ставить не принято, а в остальном – кто во что горазд. Складывалось стойкое впечатление, что учебники по русской грамматике только учителя грамматики изучают, остальные корябают что-то относительно читаемое, и всех все устраивает. Теперь уже я вспоминал свои переживания с грустной улыбкой. Стоило из-за пустяков нервы тратить…
В основной части своего послания Павел Иванович сообщал мне о результатах переписки с целым рядом господ, занимающихся прикладными науками. Все-таки высокой организации ума этот Менделеев. Не поленился свести основные вопросы, задаваемые потенциальными переселенцами, в единый список. Особенно отметил ту информацию, которую уже довел до сведения ученых. То, что касалось условий их проживания и размера жалованья, мы еще в Томске тщательно обговорили.
Большинство изъявивших желание развивать сибирскую науку молодых господ интересовались оборудованием обещанных лабораторий, возможностью закупок за рубежом приборов, требующихся им для исследований, и укомплектованностью персонала. Павел Иванович считал, что начинающие профессора опасаются ехать в неизвестную Сибирь: им было бы легче, дозволь мы им захватить с собой помощников и лаборантов.
Так почему нет?! Невелики расходы. Другой вопрос – хватит ли квартир во втором доходном доме и как быстро смогут построить лабораторные корпуса. Да и вообще – принято ли сейчас вести строительство зимой, с тем чтобы к приезду ученых здание Томского технологического института было готово.
И почему я раньше не озаботился поисками достойного администратора на должность директора этого моего научного центра? Такого, чтобы и в исследования нос лишний раз не совал, и слишком большой воли не давал. Чтобы четко следил за исполнением моего «госзаказа». А мне в голову один Хныкин, каинский окружной казначей, шел. Я решил, что пока время терпит. Не найдется кто-нибудь более… подходящий – хорошо. На крайний случай буду иметь в виду этого донельзя назойливого Хныкина. Так-то мужик вроде деятельный и организатор неплохой, по-хранцусски шпарит. Вдруг получится у него найти общий язык с учеными?
Я поймал себя на мысли, что так и не могу поверить в возможность переезда сколько-нибудь толковых деятелей науки ко мне в Томск. Быть может, Герин сарказм заразным оказался или просто здравый смысл подсказывал, только мнилось мне, что прикатят непризнанные гении, станут грудь колесом выгибать – вот, мол, мы какие, не побоялись в Тьмутаракань дремучую приехать, а вместо так необходимых губернии, да и чего уж там – всей стране открытий станут эти залетные изобретать перпетуум мобиле[361] за мои деньги. Контракты, что ли, с ними заключить на конкретные изыскания?
Кстати, про деньги. Понятно уже, что всю эту научную ораву я из не слишком толстого губернского бюджета не прокормлю. А значит, нужно сразу настраиваться на то, что тратить придется свои кровные, тяжким трудом заработанные. Хорошо бы, конечно, хоть какую-нибудь скромную прибыль с этого института получать, но и баланс без убытков меня бы устроил… А еще лучше кого-то еще, какого-нибудь богатенького буратину к делу привлечь. Хотя бы в порядке братской помощи. Неужто у нас меценаты перевелись? А я бы уж и на премию имени Господина Толстосумовича Спонсорова расстарался…
Было у меня где-то письмецо от золотопромышленника Асташева. Все у старого прохиндея есть, а вот научной премии его имени – нет… Но он следующим станет. Я тут еще у Менделеева интересные новости вычитал о моих ненаглядных тринитротолуоле и гексагене.
Мои дилетантские выкладки Павел Иванович отправил своему младшему брату Дмитрию. Он от предложения попробовать синтезировать два новых вида взрывчатых веществ отказался, но все-таки передал мои сведения директору Санкт-Петербургской медико-хирургической академии, профессору Николаю Николаевичу Зинину. Тот, по словам Дмитрия Ивановича, как раз проводит изыскания с соединениями нитроглицерина и вообще интересуется мощными взрывчатками. Совместно с Василием Фомичом Петрушевским они изобретают способ сделать нитриты менее восприимчивыми с детонации… Это, как я понял, они динамит пытаются сделать. Менделеев-младший и адрес профессора дал, чтобы мы могли далее уже напрямую переписку вести. Подсказать, что ли? А то как-то нехорошо выходит. Изобретают динамит двое русских ученых, а патент получит какой-то Нобель…
Или уже ну его? Тол, по моему скромному мнению, куда удачнее и практичнее динамита. Обязательно нужно профессору написать. В идеале Суходольскому к новому строительному сезону на Чуйском тракте пудов пять взрывчатки не помешали бы. Я сделал пометку в блокнотике.
Вокруг – елки, совсем не похожие на те, что придают новогодним праздникам характерный запах. Вдоль едва-едва наезженной колеи высятся настоящие гиганты елочного царства. Елки-императрицы. Высотой метров двадцать, с размахом нижних ветвей по меньшей мере метров шесть. При этом суперлапы многократно переплетались с такими же соседскими, образуя совершенно непроглядную, непроходимую черную тайгу. Урядники покрикивали на молодых казаков, чтобы те и не думали заходить в глубь этого леса дальше чем на десяток шагов – можно и не выйти потом. В этом буйстве жизни очень быстро пропадает чувство направления, а густая хвоя глушит все призывы о помощи.
Кавалеристы с тронутой сединой бородой пугали молодежь жуткими байками о найденных в сибирских джунглях скелетах. Рассказывали, что даже временами случающийся в этих местах совершенно тропический ливень можно спокойно переждать, забравшись к самому стволу охраняющих дорогу елочек. Там всегда сухо, всегда чуточку теплее, чем снаружи, и даже зимой не бывает снега.
Моя Принцесса с узкой дороги никуда уйти и не стремилась. А я – тем более. Так что можно с чистой совестью бросить поводья и заняться чтением.
Пакет от Асташева оказался неожиданно толстым. Письмо, написанное крупным, почти детским почерком, было аж на трех листах беленой, толстой, дорогущей бумаги. Даже неловко как-то стало браться за эти украшенные вензелями листы грязными руками, испачканными еловой смолой и воняющими конским потом.
Высокий стиль канцелярской переписки. Послание томского миллионщика логично и последовательно, как «в ответ на исходящее послание за номером… довожу до Вашего сведения». Текст, даже на мой неискушенный взгляд, переполнен ошибками, но содержание на высоте. Опыт – он и в Африке опыт.
Иван Дмитриевич извещал меня о том, что его сын Вениамин Иванович прислал в Томск письмо, в котором снова поднял тему об организации собственного кредитно-финансового института. Вениамин пытался убедить родителя, что собственный банк вовсе не станет бессмысленным замораживанием средств, а, напротив, позволит, не используя собственные вложения, еще более расширить изыскательские и промысловые возможности семейного предприятия.
Вот хитрый золотопромышленник и подумал, что «коли Вы, милейший Герман Густавович, и далее фабрикациям сибирским попечительствовать намерены, так банк и вам вельми полезен станет. У Вас и людишки знающие имеются, и капиталом Господь Всемилостивец не обидел. О чем мне доподлинно от столичных знакомцев известно».
Вот так вот. Не у одного меня своя разведка имеется. Разузнал обо мне все, вычислил, взвесил и признал годным. Но чтобы меня окончательно добить, добавил: «Я же по-родственному Вам содействие всеми силами оказывать стану, ведь Вы как сын мне стали. И к заявленному Вами капиталу столь же великий за сына положу».
Как хочешь, так и понимай. Или – смотри, я твои деньги удвоить готов, строй свои заводы, приятель. Или – строй что хочешь, только половину отдавать не забывай. Впрочем, мне как раз все равно, так или этак. Если бы я поставил себе цель просто мошну набить, так давно бы бюджет в лучших традициях «сверхновой» русской истории попилил. И встречные финансовые потоки бы устроил, и дефицит, и откаты, и прочие стихийные бедствия…
