Смеюсь и тянусь за коньяком. Успеваю заметить, с какой завистью следит за моей рукой Александр Степанович. Зову прислугу, заказываю всем по бокалу. Гера шепчет в ухо, мол, если вызвать Карину, так и платить не придется. Скупердяй он и есть скупердяй. Копеек пожалел.
– Нет, милейший Роман Андреевич. Никакого к Госбанку отношения не имею. Но в инвестициях действительно волею судеб разбираюсь.
– Сейчас многие…
Купец недоговаривает. Занят напитком. Но я его понимаю. Он абсолютно прав. Обе столицы с ума сходят по акциям и биржевой игре. Аристократы кинулись вкладывать деньги в ценные бумаги. Очень уж завлекательной кажется идея, ничего не делая, получать прибыль.
– И куда бы вы рекомендовали, Герман Густавович? Позвольте догадаюсь… Неужто и вас привлекли идеи туземного молодого губернатора? Сейчас, как изволил выразиться наш Александр Степанович, многие внимательно следят за его превосходительством. Но это какие же деньжищи нужны! А вот что делать нам, у кого капиталы изрядно скромнее?
– Англия, – опускаю глаза на его перстень. – Мне достоверно известно, что там непременно найдется куда инвестировать. Даже смешно, ей-богу. Акции эти – всего лишь бумага, отпечатанная типографским способом. А под нее в Англии и кредиты дают, и акции продают в их залог…
– Очень интересно. – Иванов убирает руки со стола. – Вы наверняка и банки знаете, что этаким безрассудным делом заняты?
Конечно, знаю. И радостно об этом сообщил. Overend, Gurney & Co. Один из крупнейших банков Британской империи. Мне младший Асташев о нем все уши прожужжал. Какие они молодцы, рассказывал. Мол, как это они хитро придумали, когда под залог уже имеющихся акций кредиты в Английском банке брали и новые акции покупали. Так, мол, всю страну скупить можно. Я гвардейского ротмистра тогда вот о чем подумать попросил: а что будет, если пирамида из кредитов рухнет? Вот допустим на миг, что случился кризис. Стоимость акций упала или Британия в серьезную войну ввязалась, и стоимость денег резко выросла. Частные держатели счетов в этом непомерно раздутом банке пришли за своими деньгами и выяснили, что богатств никаких не существует. Только тонна макулатуры, купленная под обеспечение другой макулатурой. Мало, что ли, таких случаев на моей памяти в той, прошлой жизни было? Один ипотечный кризис в первое десятилетие двадцать первого века чего стоит.
И потом еще размышлял. Думалось, что вот нужно мне и паровозы, и станки всевозможные в Европе покупать. Они, гады, не откажут. Только цены заломят такие, что дорога моя сразу в два раза в цене подскочит. А вот как было бы чудно, если бы в один прекрасный момент эти их товары вдруг обесценились. И ведь сделать-то это совсем не сложно. Законов, всерьез регулирующих хождение ценных бумаг, еще как таковых ни в одной стране нет. Что стоит напечатать пару тысяч бумажек в типографии и толкнуть потихоньку? Это ведь неминуемо доверие к бумагам подорвет. А там и до кризиса недалеко…
– Только знаете что, любезный мой Роман Андреевич, – заканчивая делиться своими размышлениями, попросил я, – вы как в Лондоне окажетесь… Ну вдруг оказия какая-нибудь или еще что… Вы вспомните о своем знакомце из славного города Томска. Пришлите мне депешу телеграфом. Так, мол, и так. Привет вам, Герман Густавович, из столицы Великобритании… Прямо на городской почтамт и пришлите. Тут уж, поди, передадут.
Иванов неожиданно громко засмеялся и пообещал непременно меня оповестить о таком знаменательном событии. Мы с Поповым тоже хихикнули и даже звякнули стеклом бокалов «за процветание английских банков». Вроде как в шутку все обернули. Это я один видел, что глаза вора совсем невеселые, и рук он от меня больше не прятал.
Без азарта сыграли еще несколько партий. Почти все выиграл купец. Роман Андреевич размышлял о чем-то, и игра, похоже, его уже раздражала. Я подумывал о том, как бы потактичнее отговориться и отправиться искать Карину. В конце концов я ведь только ради нее и явился в клуб. Покер – это, конечно, тоже хорошо, но хотелось годовщину отпраздновать, расслабиться, отдохнуть, а какой за игрой отдых?
В общем, извинился и встал из-за стола. Отговорился усталостью после дальней дороги. Выслушал даже совет на будущий же день непременно баньку посетить. Мол, очень способствует лечению трактовой хвори.
Распорядитель зала сам появился, даже искать не пришлось. Ушлый мужичок предъявил какие-то каракули в блокнотике, вроде как счет за услуги клуба рубля на три. Высыпал ему в ладони оставшиеся фишки, велел взять оттуда сколько надо, а остальное обратно в ассигнации конвертировать. Он так обрадовался, что я мысленно еще не менее чем с рублем попрощался. Пусть его. Мне нужно было как-то Карину в зал вызвать. Ну или самому в ее покои попасть. Без проводника не стоило и искать начинать.
– Там, любезный, без полутора рублей червонец, – воспользовавшись скрупулезностью Германа, поделился я с клубным хитрованом. – Вернешь пять. И покажи, как к Карине Петровне пройти…
Тот помялся немного и, сломленный магией денег, отвел к неприметной дверце за портьерой. Дальше дорогу я уже сам нашел.
Мадемуазель Бутковская не спала. Сидела за бюро и, прикусив розовый язычок, записывала что-то в толстенный гроссбух. Рядом неряшливыми пачками, перевязанными суровой нитью, лежали деньги. По мне, так немного. Рублей пятьсот или шестьсот, но в подворотнях Белозерья за трешку прирезать могли. А тут, по мнению большинства жителей моего Томска, чуть ли не сокровища Али-Бабы. И никакой охраны.
– Карина? – тихонько, опасаясь испугать не замечающую вторжения девушку, позвал я. – Карина!
Она спокойно положила перьевую ручку на край чернильницы, потерла переносицу светящимися в свете керосиновой лампы пальцами и одним движением другой руки вытащила из приоткрытого ящика бюро небольшой пистолетик.
– Кто там еще, к дьяволу? – Ее небольшой акцент все-таки казался мне очаровательным.
– А выстрелить-то в живого человека смогла бы? – хмыкнул я, выбираясь из занавесей на свет. – Это совсем непросто.
– Ах Герман, милый! – пряча игрушку на место, вскочила хозяйка клуба. И тут же кинулась мне на грудь. Зашептала что-то, замурлыкала. Потянула в сумеречный угол, к изящной софе.
И мне стало вдруг совершенно все равно – смогла бы она нажать на курок или нет. Не нажала же, и слава богу…
Вышел из клуба под утро. Со стороны восхода небо уже начинало светлеть. Хорошо было, спокойно и благостно. Все-таки женщины творят чудеса. Какая-то пара часов общения, и все волнения и тревоги уже казались никчемной суетой.
Привратник, или как он тут у них назывался, сунул в карман пальто мой «адамс». Сам я и думать забыл о пистоле, пришлось бы днем денщика сюда отправлять. Подсказали, что на перекрестке обязательно извозчик найдется, – они часто стали поджидать там припозднившихся клиентов клуба. Запахнул полы и пошел. Пролетку с дремавшим на козлах дядькой еще издалека увидел. Кричать или свистеть не стал – люди-то спят вокруг. Просто поторопился, не выпуская транспорт из поля зрения.
Может быть, потому и не заметил опасности в сумерках чьей-то подворотни. И даже удивился слегка, когда двое незнакомцев преградили вдруг дорогу.
– Добро пожаловать в Сибирь, ваше превосходительство, – со знакомым польским акцентом саркастично выговорил один из них.
– Хорошо ли отдохнули? – хихикнул второй.
– Что вам надо? – запихивая руки в карманы, поинтересовался я, гадая, в порядке ли капсюля на барабане пистоля. Ну вот что стоило проверить перед выходом на улицу?!
– Твоей смерти! – Первый наверняка был молод и еще не перегорел. Еще продолжал освобождать свою Польшу от русской «оккупации». Отсюда и этот смешной, для темной подворотни-то, пафос.
Револьвер зацепился за что-то бойком и не желал выбираться из кармана. Гера орал, что дырку в пальто Апанас заштопает и пора стрелять. Но мне было любопытно, спланировано это нападение или экспромт? Увидели в клубе и решили посчитаться или следили от самого дома и ждали?
