Алексей поступил и просто, и сложно одновременно.

Он попытался создать строительную компанию с военной организацией. С тем, чтобы позже трансформировать ее в строительный полк.

В компании имелся штаб из нескольких человек, которые вели дела. В первую очередь хозяйственные. И управляли ее работой, ставя задачи и контролируя их выполнения.

И три управления — этаких батальона.

В первом пять бригад землекопов. Считай рот.

Во втором три бригады с более сложными задачами. Туда поместили всякую дорожную технику, если можно ее, конечно, так сказать. Телеги. Трамбовочные бочки. И прочее.

В третьем находились две бригады по плотницким и каменным делам. То есть, ватажники-строители, занимающиеся мостами и иными подобными делами.

Особняком стояла большая бригада снабжения.

Всего про все десять этих импровизированных рот с общей численностью строительной компании в полторы тысячи человек. Примерно.

Такая дискретность позволяла проверять загрузку. Кто что делает, в каком объеме и с каким темпом. Во всяком случае Алексей возложил на штаб еженедельно отчитываться о производимых работах как всей компании, так и ее отдельных бригад. В целом. Ну и о расходах всякого разного. Например, об износе инструментов. И если что-то в этих бумажках становилось странным — царевич либо сам выезжал на место с проверкой, или посылал кого доверенного.

Первой такой строительной компанией руководил Василий Дмитриевич Корчмин. Лично. Позже его вывели в этакое строительное генеральство — командовать всеми строительными компаниями. Которые постепенно развертывались и вводились в дело.

Крестьяне бежали и поступали в них вполне охотно. Потому что царевич объявил с разрешения отца, что любой пришедший в такую компанию освобождается от своего прошлого на время службы. А ежели десять лет прослужит, то и совсем, даже после увольнения очищается. Через пятнадцать же лет им обязались по увольнению выделить землю где-нибудь в южных или восточных пределах державы. Так что нехитрая служба землекопом на казенных харчах становилась для крепостных крестьян вполне реальным способом получения свободы. Ну и средств к существованию, без которых любая свобода сразу бы и закончилась после обретения.

Отцу он оправдывал такой подход тем, что для строительства каналов будущих нужны опытные работники. И не только каналов. Возведение редутов на поле боя и прочих подобных работ тоже должны были заниматься эти ребята. Созданием укрепленных форпостов. Наведением понтонов и возведением мостов. И многим другим, мотаясь по всей державе. Потому что далеко не везде имелись крестьяне, которых можно было нагнать на работы. Особенно без угрозы спровоцировать голод или бунт.

Причем тут работники не только набирались опыта, но и были заинтересованы в результате труда. Ведь если кто станет лениться или дурью маяться — их выгонят из строительной компании с возвращением к старому состоянию. Кто же станет стараться — полученное удвоенное вознаграждение или даже утроенное. А то и повышаться, переводясь в начальные люди, и даже направляясь на обучение.

Петр согласился.

Нехотя.

Однако же — так или иначе, но к концу года завершилось формирование десяти строительных компаний — будущих полков. «Под ружье», то есть, «под лопату» было поставлено пятнадцать тысяч человек. Почти на восемьдесят пять процентов — беглых. Остальные городская нищета и наемные специалисты.

Зарплата была положена зарплата в одну полушку в день[41] с выдачей раз в три месяца. Сверх того, им выдавалось казенное кормление, одежда, инструмент и кров.

Что выглядело неплохо. Ибо питание, благодаря усилиям Алексея, получалось добрым. Во всяком случае — никто не голодал и мясо али рыбу видели по два, а иной раз и по три раза в неделю. Пусть и в небольшом количестве. Но видели.

За одеждой тоже следили.

Но главное — инструменты.

Алексей не пожалел денег на то, чтобы добрым образом эти компании снарядить. Лопаты пока были, правда, деревянные, с оковкой. Но это пока. Успех Льва Кирилловича с пудлинговым переделом чугуна позволял рассчитывать на лучшее. Кроме этого те же землекопы имели заступы, колесные тачки, носилки и многое другое. Что позволяло им намного эффективнее обычного выполнять свою работу. Во всяком случае, не в пример лучше, согнанных крестьян с округи.

Применялись эти строительные компании не единой кучей. Отнюдь, нет. Каждой нарезался свой участок — от Новгорода до Воронежа. И за него спрашивалось. С достаточно жестким контролем и этаким «соцсоревнованием» между ними за большую премию по итогам строительства. Алексей раз в месяц лично просматривал бумаги, оценивая темпы работ и издержки. Корчмин же отвечал за качество, мотаясь по строительным площадкам.

Ну и к поставщикам заглядывая. Ведь щебенку им подвозили на лодках с достаточно многочисленных каменоломен под Москвой, Тверью и Новгородом. Где уже века два или более добывали известняк. С лодок ее вываливали в максимально удобных для того местах. А потом на всякого рода подводах — доставляли до самой дорожной стройки.

Этим летом пришлось для такой доставки применять сторонних крестьян. Давая им приработок. Но уже зимой царевич полагал отказаться от лишних трат и задействовать компании, освободившиеся от стройки, для доставки материалов.

На первый взгляд — ничего особенного.

Но на деле достаточно прорывное решение в плане организации труда. Позволившая к концу года царевичу составить достаточно подробный отчет о проделанной работе.

Его то царь и читал в этот момент.

— Как у тебя все тут ловко посчитано, — заметил Петр Алексеевич, откладывая последний листок.

— Добрая организация и отчетность. Так удобнее контролировать работу.

— Верно. Но не будет ли эта точность тормозить дело?

— Она немного тормозит. Да. Но если так не поступать, то те, кто взялся работы выполнять, станут за нос водить. Дурить. И дела пойдут хуже некуда.

— Раньше же как-то жили без всего этого, — буркнул Меншиков.

— Отец мой, Петр Алексеевич, не для того страну ставит на дыбы и модернизирует, чтобы мы жили как раньше. Разве не так?

— Так, — кивнул царь.

— Я вообще мыслю, что подобным образом надобно все доходы и расходы государства сводить в единый отчет каждый год. Чтобы можно было понять — где, кто, что и откуда.

— И воров всех повесить, — смешливо фыркнул Ромодановский, озорными глазами глядя на Меншикова.

— Воровство неистребимо. Оно, как и проституция, было всегда и всегда будет. Покамест человеческий род существует. Такова цена грехопадения. Посему, мыслю, его не искоренять надобно, а приводить в некие разумные пределы. Чтобы делу не вредило…

Зацепились языками.

Алексей продолжил давить на тему ведения единого бюджета, а потом еще и проведения налоговой реформы. Вяло переругиваясь с остальными. На нем и так было достаточно много задач — и дорога, и опыты по сельскому хозяйству, и хранение выпрошенных у «западных партнеров» денег. За глаза, как по нему. Поэтому высказывался Алексей достаточно смело.

Петр участвовал мало в беседе.

Слушал.

И вдумчиво перечитывал отчет. Однако, когда разговор пошел в очередной раз по кругу, он прервал дебаты и поручил Алексею посчитать для примера минувший год. Чтобы все смогли поглядеть и понять — нужно ли такими делами возиться или нет.

— Я в одиночку этим заняться не смогу. У меня сил не хватит. Нужно набирать людей. — встревоженно возразил царевич.

— Так набери.

— Мне потребуется около двух, а лучше трех десятков человек. Обученных грамоте и счету. И внимательных. Дотошных. Сие не так дешево.

— Дай Бог три десятка прокормим… — фыркнул царь. Хотя куда там так много?

— Отец… ты серьезно? Я и так уже толком учиться не могу — делами занимаюсь. А ты еще и это на меня вешаешь? Я же не бессмертный пони.

— Серьезнее некуда. А почему пони? Тем более бессмертный.

— Я люблю свою работу, — начал декламировать Алексей. С выражением. Вызвав под конец взрыв хохота. Нервного. Потому что царевич в таком положении был совершенно не одинок. Петр вешал на всех столько дел, что они ели ноги волочили. Во всяком случае на тех, кому мал-мало доверял и в ком был уверен. Прояснив ситуация с сыном он и его стал неспешно нагружать делами, наравне с остальными.