А в Колывани я еще и переоделся так, чтобы и вовсе на казака быть похожим. Замаскировался, и хорошо меня знающий местный почтмейстер, губернский секретарь Федор Германович Флейшнер мимо прошел, даже взгляда не задержал.

К слову сказать, у господина начальника узловой почтовой конторы в тот день были совершенно другие заботы. На станции скопилось какое-то неприличное количество неотправленной корреспонденции и целая толпа жаждущих продолжить движение путешественников. Во дворе настоящее столпотворение, шум и ругань. В конюшнях – стадо чуть ли не загнанных лошадей. Локальный Армагеддон, едрешкин корень. Как же! Важный столичный чиновник мимо проехать изволили! Сам генерал-майор Сколков. Личный порученец государя. О его приближении за двое суток предупредили. Чтобы кони были наготове и извозчики на подмену. А все остальные – могут и подождать.

Так что никому до меня дела не было. И коварные вопросы задавать не пришло никому в голову. Можно было спокойно расположиться, перевести дух и разузнать – не ждет ли в доме Кирюхи Кравцова беглого экс-губернатора какая-нибудь засада. Жандармский майор – хоть и невелика шишка, но отблагодарить добровольных помощников непременно найдет чем. Сам первогильдейский купец, может, и мараться не станет – слухи-то о его предательстве одним махом до Тихого океана долетят, но в усадьбе, где встреча назначена, поди, одной челяди человек двадцать. А еще приказчики, торговые партнеры и бабы у колодца. Да те же телеграфисты, что депешу принимали. Им-то сам Бог велел. Я конечно же телеграмму своим именем не подписывал, все намеками да иносказаниями. Но имена братьев Гилевых и каинского «якобинца» пришлось упомянуть, а о том, что я с ними дела веду, только слепоглухонемой в губернии не знает.

Скажете – паранойя. Пусть так. Герочка надо мной тоже хихикал, гад. Советовал сходить в «черную», осведомиться, как там Рашит щенков лайки обустроил, и заодно – что он успел рассказать прочим тамошним обитателям. Будто бы я без этих подколок не знал, что долго инкогнито все равно не продержится.

А вот антоновским казакам шпионские игры понравились. Их вообще наше совместное путешествие здорово развлекало. Не был бы уверен, что ни один из моих спутников грамоте не обучен, – заподозрил бы, что они летопись ведут. Однажды краем уха услышал, как мои бородачи обсуждают случившиеся за день события. Полное ощущение, будто проговаривают друг другу будущие байки в казармах.

В общем, отправил разведчиков, которые уже к вечеру вернулись с известием, что засада не обнаружена и оба брата Гилевы уже с неделю как дожидаются меня в усадьбе Кирилла Климовича Кривцова. А еще, восторженно поблескивая глазами, поведали, как их чуть не схватили слуги колыванского купца, когда тем любопытство моих «шпионов» показалось слишком подозрительным. Еле-еле отговорились…

Ну это они так думали. На самом деле, как оказалось, о докучливых казаках доложили Кривцову, а тот, не будь дураком, отправил пару шустрых парнишек проследить – куда именно желающие много знать дядьки пойдут с отчетом. А сколько той Колывани-то? Полчаса хватит, чтобы все, обе улицы, обойти, с кумушками у колодцев парой прибауток перебросившись, да еще и на чарку в подвальчике минут с пяток останется. Так что антоновцы мне о результатах разведки еще не до конца поведали, а Кирюхин приказчик уже на санях к станции подъехал.

На этом, в сущности, мой бег от потенциального ареста и закончился. Дальше был радушный прием у местного богатея, баня и праздничный – как же, генерал-благодетель прибыл! – ужин. И долгие задушевные разговоры под настойку. О судьбе Отчизны конечно же. Ну и о наших дальнейших планах немножко. О том, что нужно учиться сотрудничать и кооперироваться, а не конкуренцию на пустом месте затевать. О сукне, шерсти и чугуне. Об угле для паровых машин мануфактур, пароходах и деньгах.

Вместе с началом Великого поста в заштатный городок прибыл каинский купец, скрытый якобинец и стяжатель Дмитрий Федорович Мясников. И на лице этого удивительного, готового сражаться за то, во что верит, хоть со всем светом сразу человека было выражение, с которым обычно приговор суда выслушивают, а не в гости ходят. Поспешил его успокоить. Да и Гилевы с Кравцовым были, после моих-то внушений, предельно радушны. Так что разговор получился… деловой. Слава Господу, обошлось без ссор, обид и хватаний за бороды. Васька – мужчина у нас здоровенный, ему такой метод решения деловых вопросов только развлечение. Ну да переживет как-нибудь.

А вот Мясникова удивили. И тем, что зазвали его, чтобы договориться о сотрудничестве и взаимопомощи, и обращением с ним. А больше всего тем, что я позволял себе говорить с купцами по-простому, без присущего вельможам высокомерия, и принципиально отказывался принимать чью-либо сторону. Непредвзятым судьей все же не получалось быть – слишком много общих интересов связывало меня с Гилевыми, но ведь и за только-только начатое в Каинске ткацкое производство я был в ответе.

Дмитрий Федорович не поленился образцы своих тканей с собой привезти. Много лучшего качества, кстати, чем с Бийского заводика. Такой выделки, которая могла и военных заинтересовать. Тем более что цены на его сукно с привозным, большей частью – заграничным, вообще вне конкуренции были. Тут же, не откладывая в долгий ящик, сел писать рекомендательные письма начальнику штаба округа полковнику Акселю Самойловичу Кройерусу. Не уверен, что именно он должен заниматься вопросами поставок для армии в управлении войсками Западной Сибири, но больше я никого в Омске не знал. Дюгамель уже уехал, а новый командующий – генерал Хрущев – заставлял себя ждать.

Обговорили цены, по которым товары станут продаваться на Ирбитской ярмарке. Васька, тоже не любитель тянуть кота за хвост, немедленно приобрел существенную партию для перепродажи в Монголии и на Чуе. Договорились о совместных усилиях по продвижению томского сукна на восток. В Красноярск и Иркутск.

Иностранным благодетелем Мясниковского завода оказался все-таки немец – Людвиг Кнопп. Учился выходец из Бремена в Англии, где и обзавелся нужными связями. В восемнадцать лет приехал в империю как представитель одной из островных фирм, но лет десять уже как занимается собственным делом. В первую очередь, конечно, поставками самого современного оборудования для ткацкого производства. Но, по словам кнопповских приказчиков, за долю в прибыли готов раздобыть даже артиллерийский завод.

Мефодий отнесся к объяснениям каинского купца с сарказмом, а вот я всерьез заинтересовался. Путь от Троицкого до Колывани был долгим, времени хватило и на фантазии, и на планирование дел, и на наведение порядка в скопившихся за два года блокнотах и записных книжках. Вот в одной из них и обнаружилась сделанная рукой великого химика Зинина запись – несколько формул и описание процесса получения синтетического красителя для ткани из каменноугольной смолы. А я-то, дурень, голову ломал – что делать с отвратительного вида субстанцией из зловонных ям, куда сливали отходы коксового производства! У меня в руках было сырье для изготовления сверхдефицитного порошка, за который не только Гилевы с Мясниковым, а и половина российских мануфактурщиков душу продадут. Я был абсолютно уверен, что и формулы эти, и процессы были отлично известны в той же Пруссии или Англии. Так почему бы было не попробовать через этого пронырливого немца, господина Кноппа, обзавестись нужным оборудованием? К лету у меня и специалисты нужные как раз образуются. Не зря же я, можно сказать, из своего кармана стипендию некоторым молодым людям в столичной Медико-хирургической академии плачу?! Тогда еще, в бытность свою в Санкт-Петербурге, озаботился оформлением соответствующих договоров. Теперь эти господа молодые специалисты обязаны отработать по три года на моих предприятиях. Понятное дело – по профилю. Не рабочими же!

Что-то в этом роде я собравшимся и объяснил. Чем вызвал совершенно неожиданную реакцию Василия Гилева – он пихнул брата локтем в бок и засмеялся.

– Признаю, – печально выговорил Мефодий и кивнул: – А я те чево говорил, брат?! По-иному и быть не могло!