Преображенский, Семеновский и Лефортов полки выделялись на их фоне, как боевой конь рядом с клячей. Потому что тут не только царь давил, но и сами солдаты старались. Особенно первые два полка.
Бутырский же полк казался Петру Алексеевичу каким-то механизмом что ли. Гордон гонял его как мог. Да и потом, новый полковник старался. Посему строевая подготовка у него выглядела на уровне одних из лучших полков Фридриха Великого. О том, царь, конечно же, не знал. Но ему и не требовалось. Он смотрел на его движение по полю и перестроения прямо заворожено…
Вот он дал отмашку и оба полка драгун пошла в атаку. Имитируя ее.
Полковник Бутырского полка выкрикнул команду.
Она как импульс пробежала по командирам, повторяющим ее и дублируя.
И полк лихо перестроился в каре.
Быстро.
Слишком быстро, чтобы кавалеристы успели что-то сделать.
И даже дали залп над головами всадников, дабы обозначить огонь.
Оба полка драгун обогнули каре и отошли.
Атака была отбита.
После чего прозвучала команда и полк перестроился в линии. Также быстро и слажено.
И так далее.
Солдаты Преображенского и Семеновского полка тоже старались. Но даже они завидовали этой слаженности…
Бутырский полк был к тому же переодет в новую форму по легкому образцу, предложенному царевичем. Имел соответствующий «обвес» снаряжения. И красовался новенькими мушкетами, а также новыми тесаками вместо шпаг или сабель. Так что даже визуально отличался от других полков.
Отчего бросался в глаза комплексно.
Европейские тоже наблюдатели смотрели на него и о чем-то переговаривались.
А потом были демонстративные стрельбы.
И опять Бутырский полк оказался впереди остальных, выдавая по семь выстрелов в минуту[50]. По семь! С новыми облегченными мушкетами это оказалось хоть и трудно, но реально.
На его фоне полки, укомплектованные из вчерашних стрельцов, выглядели откровенно жалко с их двумя выстрелами. И несколько терялись другие старые солдатские полки Москвы с их тремя-четырьмя выстрелами.
— Как они это делают? — поинтересовался датчанин.
— Сие есть секрет, — ответил царь.
— Секрет? — раздосадовано переспросил датчанин.
— Мы их кормим особым отваром на основе мухоморов и ягеля. — беспечно произнес Алексей. — Но точный секрет не скажем. Да. Там все очень непросто. Его наши старцы-монахи открыли. Вычитали в древних свитках, будто бы воины севера в былые времена использовали такие снадобья. Пропитывали им края щита и перед боем грызли их. Славная вещь. Но даже без щитов от этого варева солдаты на время становятся удивительно собранными и ловкими.
Отец на него хмуро взглянул. Очень хмуро и многообещающе. Словно сын по неосторожности выболтал секрет. Наигранно, конечно. Потому что они заранее обговорили этот розыгрыш. А потому Петр добавил уже от себя:
— Русские животы к тому вареву стойки. Голод не тетка. Частенько приходится простому люду есть всякую дрянь. В том числе и едва съедобную.
— Но норманны али шведы к такому привычные должны быть. — жизнерадостно произнес царевич. — Вон — тухлую рыбу едят. А это пострашнее ягеля и мухоморов.
— Выпорю, — процедил отец.
— И давать ее можно лишь раз в несколько месяцев. Иначе можно слечь. — добавил Алексей улыбнувшись.
— А те отчего дурно стреляют? — указал англичанин на Преображенцев с Семеновцами.
— Не привыкшие. Тяжело им пока. Для привыкания нужно время. Поначалу почти всем плохо. — буркнул царь.
Иностранцы покивали.
Им требовалось объяснение. И почему не такое?
— И зачем ты хочешь их обмануть? — незадолго до этого спросил Петр, когда сынок решил с ним переговорить в дороге. Когда они оказались без лишних ушей — чуть в стороне от свиты и охраны.
— У России есть только два союзника — ее армия и флот. А что до этих, лысых задниц в париках, то я хочу посмотреть, как они жрут мухоморы с ягелем, пытаясь подобрать чудодейственный состав. Да и, в конце концов, в любом деле есть место хорошей шутке.
— Хорошей? — смешливо фыркнул царь…
Полевые маневры тем временем продолжилась.
На них отводилось трое суток. Потом упражнения по осадным делам. Старую крепость с земляным валом, возведенную тут в 1694 году еще по осени подновили. Все траншеи, отрытые в те дни, засыпали. И теперь Петр Алексеевич хотел еще потренироваться… поупражняться в делах осадных. Попробовав закрепить свой опыт Азова и кое-какие материалы, которые удалось узнать во время Великого посольства и последующей переписки…
— Видишь — устают быстро, — отметил царевич, когда после двух часов шагистики и стрельб полки построились в походные колонны и двинулись по периметру поля.
— Отчего же устают? Вроде ладно идут.
— Вон — шаг сбивается. Приглядись как идут. В ногу и не надо. Но шаги не равномерны. Один длиннее, другой короче. Словно норовят споткнутся.
— Так что в том удивительного? Так они всегда ходят.
— А если бы маршами часто ходили — привычные бы были. И шли иначе.
— Ты их совсем не жалеешь, — покачал головой Борис Шереметьев. — Люди же не железные.
— Тяжело в учении — легко в бою! — выдал Алексей знаменитую фразу Суворова.
— О как! — хмыкнул Михаил Головин.
— Лучше проливать пот, чем кровь, — пожал плечами царевич. — Может быть я не прав, но как по мне обмен десяти ведер пота на одно крови выгоден.
— С этим не поспоришь, — согласился Голицын.
— Я бы еще добавил общую подготовку, что я для охраны учиняют. Но мыслю — не сдюжат. Да и кормить нужно лучше.
— Это те странные палки, на которых они, — махнул рукой Петр в сторону конной охраны, — крутятся?
— Да. Очень руки укрепляет и корпус. Но, повторюсь, рано. Бутырский еще можно, остальные рано. Впрочем, в любом случае питание во время тренировок надобно улучшать. Мяса чтобы больше или рыбы и каши. А то от истощения падать начнут.
— Разоримся же. — буркнул Ромодановский.
— Так можно посчитать. — пожал плечами Алексей.
— Не надо! — излишне резко ответил Федор Юрьевич.
— А чего так?
— Знаю я тебя. Считать больно ловок. Я не против. Просто бурчу. Где это видано солдат кормить, как иные дворяне не каждый день вкушают?
— Так эти солдаты воевать умеют, а дворяне?
Несколько сотенных голов нахмурились.
— Вон как бестолково атаку изобразили по новым полкам. На кой бес им из карабинов палить? Ежели пехота ни в толпу не сбилась, ни в каре не построилась, то надобно сабельки выхватывать и давить. Нахрапом давить. Ловить, пока пехотинцы со спущенными штанами. Но нет. Стыд и срам. Не вояки, а лисовчики какие заезжие или башибузуки[51].
— Так мы… — начал было оправдываться сотенный, но Петр его прервав подняв руку.
— Я видел, как ты своих охранников конному бою упражняться заставлял. С Бутырским полком ладно управился. Так и бери под свое крыло какой полк кавалерийский. И посмотрим, что у тебя поучиться.
— Отец… мы же это обсуждали уже.
— Ну ты же ругаешь. Значит знаешь, как надо. Вот — с Бутырским полком молодец, хвалю. Загляденье просто.
— То Патрик Гордон делал. Я лишь советы давал. Полком командовать я не умею. Тем более конным.
— Так я тебе и не в командование отдаю его. Будешь приглядывать да наставлять в подготовке. Не хмурься. Много времени у тебя не займет и сил великих не отнимет.
— Отец…
— Что отец? Вон — людей обидел не за что… — махнул он на голов сотенных.
— Я соглашусь отец, но при условиях.
— Каком же?
— Набрать полк из сотенных, переведя их на службу по прибору. Позволить мне их на свое усмотреть снаряжать да вооружать. И поставить командиром полка Александра Даниловича.
— Меня? — удивился Меншиков.
— Мыслю — славный из тебя кавалерист будет. Лихости тебе не занимать, как и смелости. Чай от врага в острый момент отворачивать не станешь.
