Великий князь Александр был педантичен, но немногословен. Раз в три недели по короткому посланию. И высказывался всегда очень и очень осторожно. Планирует вернуться домой к зиме, посетив прежде еще Париж и Копенгаген. Естественно, о том, что второй царский сын забыл в столицах Франции и Дании, – ни слова. Что хочешь – то и думай. И как там у него отношения складываются с баварской принцессой – тоже молчок. Если письма великого князя Константина – рождественский подарок для шпиона, то Александр – прирожденный конспиратор.
Как вы уже наверняка догадались, Эзоп тоже меня не забывал. От него, кстати, только и узнал, что за таинственные ружья поехали с наследником в Верный на испытания в боевых условиях и зачем ко мне должны прибыть Гунниус с Якобсоном. Все говорило о том, что «пиратские» традиции у нас в стране родились вовсе не вместе с изобретением Интернета, а за сто пятьдесят лет до. Понятия «авторское право» для военного ведомства не существовало. С правами теперь в империи вообще тяжело. Декларация прав человека в ведомстве господина Мезенцева была бы принята за возмутительную прокламацию.
Так что никто даже и постесняться не подумал. Штабс-капитан Карл Иванович Гунниус ознакомился с изготовленными в Москве образцами созданной по мотивам мосинской трехлинейки винтовки, признал ее настоящим прорывом в оружейной науке, что-то улучшил, что-то исправил и увез чертежи в Ижевск. Там уже за дело взялись профессиональные оружейники и к осени 1866 года изготовили сто штук для испытаний в Ораниенбауме. Причем двух видов. С пятизарядным магазином и однозарядную. Первой планировали вооружить кавалерию, а той, что попроще, – царицу полей.
Но прежде чем ружья сделали для испытания в Туркестане и Синьцзяне, в конструкцию было внесено более сотни поправок. Калибр в четыре линии был признан излишним – отдачей легкого кавалериста могло снести с седла, в то время как трех линий было вполне довольно для поражения целей на расстоянии в полверсты. Большего генералам и не требовалось.
К весне на Ижевском оружейном заводе успели сделать двести магазинок и семьсот пехотных ружей. И по сто патронов на каждую. По-моему, ничтожно мало для полноценных испытаний в условиях напряженного сражения. Но и этого хватило, чтобы командовавшие ротами офицеры написали прямо-таки восторженные отзывы.
Особенно после того, как дозорный эскадрон драгунского полка на переправе через одну из речушек в Кашгарии был атакован из засады дунганским отрядом. Дозор был сильно растянут. Кто-то уже успел переправиться, кто-то – нет. Место тесное, непригодное для конной схватки, и если бы не подавляющая огневая мощь вооруженного новыми винтовками эскадрона, дело могло кончиться плохо. Кавалеристы успели выстрелить всего раз по десять, прежде чем враг дрогнул и обратился в бегство.
Схватка вышла скоротечной. Едва ли больше пяти или шести минут. Гораздо дольше драгуны выискивали среди камней разлетевшиеся гильзы. Ружья были, так сказать, экспериментальными, и инженерам важно было знать то, как поведут себя латунные бутылочки. А главное – можно ли будет их потом переснарядить.
Из оговорок же князя Константина я сделал вывод, что в столице теперь гораздо больше внимания уделяется Сибири, Дальнему Востоку и южным рубежам страны. Иначе зачем бы они намеревались… как бы сказать-то помягче… Настоятельно порекомендовать мне организовать в Западной Сибири патронное производство?! Если в Россию возить, так лучше было бы на Урале какой-нибудь заводик перепрофилировать. Там, как и у нас на Алтае, – и медь есть, и свинец. Цинка только нет. Он или в Польше, или у нас. Ну так сколько того цинка нужно? Сотню пудов в год несложно и привезти. Вопрос только – как с порохом быть. Делали его мало и только на казенных заводах. Для охоты или еще каких-нибудь частных нужд купцы из Европы везли. Это дешевле и быстрее выходило, чем с отечественных заводов покупать.
Как я понял, генерал-лейтенанту Якобсону – председателю вновь созданной комиссии по патронному снабжению армии – и подполковнику Карлу Ивановича Гунниусу, главному конструктору новой винтовки, не только меня озадачить поручено. Но, признаюсь, новое дело здорово меня обрадовало. Заела уже суета и обыденность.
Так что еще до их приезда я уже и подготовиться успел. С Поповым переговорил, Александром Степановичем. С тем самым, с кем я как-то однажды в покер игрывал. У него и меднорудных шахт хватало, и конкурс на цинковое месторождение он же выиграл. Так-то кроме него никто больше в Сибири гильзовый заводик сырьем снабдить и не смог бы. Он это понимал, но, к моему удивлению, рук мне не выворачивал и не капризничал. Цену себе не набивал. Понимал, что хотя технологию и чертежи станков он мог бы и без моего участия заполучить, но с властью ссориться нет смысла. Тем более что я не за просто так долю в будущем предприятии хотел. Готов был деньги серьезные вложить.
И что самое интересное – и у него, и у меня были большие сомнения в платежеспособности военного министерства. Но и отказаться от участия ни он, ни я даже не подумали. Дело для Отечества нужное и важное. А заработать можно и на чем-то еще. Никто, например, нам с ним не помешает наладить изготовление, так сказать, бытовой версии ружья. Для охотников и первооткрывателей. А эти господа тоже в патронах нуждаться будут.
Короче говоря – легко договорились. Со всеми бы так. А то приехали, понимаешь, два брата-акробата из Барнаула – Егор и Иван Богдановичи Пранг – владельцы единственного в Сибири содового завода, а по совместительству – горные инженеры. Подполковник и полковник соответственно. Старший, Иван, даже управляющим Павловского сереброплавильного завода числился, младший тоже не бедствовал. Оба были женаты на отпрысках известных горных династий и могли себе позволить заниматься на Алтае чем угодно. Даже паровой машиной свое предприятие оборудовать. Как говорится, если нельзя, но очень хочется – то можно.
Так вот. Я этим горным предложил оптовый склад в Томске открыть. Сода и для мыловарения требуется, и для стекольщиков. Кожи когда выделывают, тоже немного добавляют, кажется. С рекламой нынче тяжело. Если на глаза товар не попал, считай, и нет его. Это в своем Барнауле они знамениты. Там всякий об их товаре знает, а у нас – уже нет. Я Ядринцова к ним на завод посылал, помочь хотел. Думал, люди статейку в газетке прочтут, и у братанов сбыт помаленьку образуется. Подразумевал конечно же и свой корыстный интерес. Там у них, если верить столичному химику Зинину, отходы от производства какие-то образуются, из которых какую-то кислоту удобно делать. Я на химпроизводство давно облизываюсь, а оно без всяких кислот жить не может.
Так не вышло у моего Коли правильную статью написать. Братья с корреспондентом через губу изволили общаться. Пренебрегли, едрешкин корень. А Ядринцов, хоть и женат уже, и дите скоро появится, а все равно – парень молодой, либерал и вообще идеалист. С такими разве через губу можно? Такие ведь свое возмущение и в печатное слово выплеснуть могут. У Николая язык здорово подвешен – он такие эпитеты подобрал, что мне братьев как злодеев казнить нужно было бы. Пришлось вовсе статью не печатать. Пусть Пранги эти, как люди, и так себе, но дело-то нужное делают. Производство развивают.
И жизнь этих господ, похоже, так ничему и не научила. Вот, спрашивается, если такие все из себя замечательные, так чего приехали? Сидели бы на мешках со своей содой, мечтали разбогатеть. Так нет. Собрались, дела бросили. Но вместо делового разговора одни фырканья. Сил не нашел на эти надменные рожи смотреть. Пупы Земли, блин. Можно подумать, кроме них никто точно так же соду из глауберовой соли выделывать не сможет. Чай, не только в Мармышанских озерах, в Кулундинской степи, это добро есть. Да и те озера братики же у империи не выкупили. А три тысячи пудов, что они за год производят, – это смех один. Я узнавал. Люди эту самую соду из Европы возят, о Прангах ничего не ведая, десятками тысяч пудов.
То ли дело другие два брата – Функи, Михаил и Дмитрий Егоровичи. Тоже из столицы АГО, только старший – Михаил – в почтовом управлении до недавнего времени трудился, а младший – Дмитрий – соль на озерах выделывал. Теперь же вознамерились они дробь и пули для охотников катать. Машины в Гамбурге заказали, и с Поповым о поставках свинца договорились. Функов мне именно Александр Степанович и представил. Сами они что-то заробели. Михаил Егорович до коллежского асессора выслужился, и чинопочитание накрепко в кровь въелось. С тайным советником запросто не то что заговорить не смеет – смотреть-то прямо опасается.
