Иван Давидович успокоил. Решение не окончательное и может быть пересмотрено согласно пожеланиям будущих создателей производства. Планировалось, что казна выделит кому-то из местных заводчиков только триста тысяч рублей и необходимые для цехов казенного завода земли. Остальные вложения, а мы легко насчитали еще по крайней мере миллион необходимых для запуска производства инвестиций, должны будут отбиться в течение даруемой инвестору тридцатилетней аренды. Такая вот хитрая казенная бухгалтерия, едрешкин корень!
Я тут же предложил господам офицерам другой вариант: завод будет полностью частным, но военное министерство получит свои патроны по максимально возможной низкой цене. Одновременно фабрика станет выделывать боеприпасы для оружия личного пользования – охотников и охраны купеческих караванов, – уже для извлечения прибыли. А чтобы положительное решение по предложенному варианту появилось как можно быстрее, будущий инвестор готов передать заинтересованным господам определенный пакет акций будущего предприятия. Это же касается и господ Гунниуса с Якобсоном.
– Я вам говорил, Карл Иванович, – хмыкнул в богатые усы Якобсон. – У нашего Германа Густавовича уже должно быть все готово. Хоть нынешней же весной и строить начинай!
– Даже чертежи станков есть, – согласился я.
– Ну это уже излишне, ваше превосходительство, – растянул веснушки в улыбке Гунниус. – Станки и приводы для них у нас ныне тоже унифицированы. Их вам на заводе господина Нобеля в потребных количествах изготовят и доставят. Там и для расточки стволов сейчас механику строят, и измерительный инструмент. Ваше ружье всюду на одном и том же делать будут и одним и тем же мерить.
Отлично придумано – лучше и не скажешь! Я как раз по случаю тут гостям историю и рассказал, как в вещах торгового каравана, в Чуйской уже степи, увидел два мерных аршина. Причем один был сантиметров на пять или шесть длиннее другого. Просто на длинном деления были нанесены толстыми линиями, а на коротком – тонкими. Естественно, один предназначался для продажи тканей туземцам, а другой для покупки шелка у китайских купцов. Невинная хитрость приносила мелким спекулянтам по несколько десятков рублей дополнительной прибыли с каждого тюка мануфактуры…
Посмеялись. Отведали платоновских наливок. В конце прошлого года на землях АГО было разрешено винокурение, и пионером этого нового для Алтая дела стали конечно же сами горные инженеры. Сам-то советник начальника округа, коллежский советник Константин Павлович Платонов как человек – так себе. Успел уже это выяснить во время памятного посещения Барнаула. А вот наливки, что начал выделывать принадлежавший ему заводик в пригороде Бийска на речке Иткуль, – выше всяких похвал. Примечательно, что даже не последний в Барнауле горный чиновник был вынужден строить свое предприятие в той местности, на которую не распространялся запрет на огненное производство.
Кстати сказать, у Константина Павловича обнаружились отменные аппетиты. Васька Гилев писал, что Платонов откровенно набивается в дольщики строящегося в ста верстах к югу от Кузнецка чугунолитейного заводика. Да и сам намеревается освоить стекольное производство – фирменные бутылки для своих напитков выделывать. Об источнике вдруг обретенных средней руки чиновником капиталов в Алтае даже не спрашивали. Горный инженер, майор и бедняк – такое только в тамошних анекдотах может быть.
Васька спрашивал моего совета – как ему поступить? Брать в компанию Платонова или нет? Я ответил – что на его, Василия Алексеевича, усмотрение. Так-то, по совести, нужно было бы придавить этого казнокрада. Так все устроить, чтоб он дышать боялся, не то чтобы наворованные деньги в промышленность вкладывать.
С другой стороны, горный чиновник создает новые рабочие места. Способствует индустриализации моего родного края. А придет ему в голову работников своих обидеть – так тут же узнает, что особым повелением наместника, великого князя Николая, на АГО теперь распространяются общие для всей Западной Сибири правила, регламентирующие права рабочих промышленных и добывающих предприятий.
После ужина уже, в курительной комнате – Карл Иванович не избежал этой новой столичной моды – передал офицеру ГАУ рапорт Главного управления наместничества о потенциальной пользе, кою может принести регион для военного ведомства. О возможности производить зепетрил на коксохимическом заводе и о том, что ТЖЗ легко может освоить литье артиллерийских снарядов, начиненных этим страшным веществом. И о том, что в регионе есть все необходимые вещества для изготовления черного пороха, с экономическими выкладками, доказывающими, что доставка его из России станет причиной удорожания патронов минимум вдвое. И чтобы этот многостраничный документ не лишил нас приятного собеседника, поверх скоросшивателя положил коробку с сюрпризом.
На раме револьвера было выбито клеймо – переплетенные буквы «И» и «К» в лавровом венке. Герб сибирскому мастеру придумал Петя Фрезе, и он же привел ко мне в дом старого моего знакомца – Ивана Григорьевича Карышева, кузнеца, открывшего Судженское угольное месторождение. На прошении на привилегию по выделке нарезного оружия требовалась резолюция наместника.
Кузнец показался мне слегка придавленным суетливым Томском, так что говорил от его имени большей частью томский горный исправник. Он же мне и четыре коробочки с изумительной выделки револьверами передал. Уверял, что изготовил их здесь присутствующий, румяный от смущения, мастер Карышев. Только что-то мне слабо в это верилось. Я всегда считал, что даже однотипные вещи, сделанные вручную, должны как-то отличаться друг от друга. Эти же орудия для убийства были, простите за каламбур, убийственно одинаковы. Так, будто бы сошли с конвейера, а не с верстака талантливого Самоделкина.
Кроме того, все выполненное теми же тульскими или ижевскими рукодельниками оружие всегда украшалось. В дорогих оружейных магазинах столицы эти изделия всегда экспонировались отдельно и ценились значительно выше фабричных. На принесенных в мой дом пистолях, кроме клейма, никаких узоров больше не было.
Третьей причиной для недоверия была сталь. Или, если уж быть совсем точным, ее качество. Мне ли было не помнить услышанной однажды из уст седого металлурга Ильи Петровича Чайковского лекции в ответ на вроде бы невинный вопрос: пригодно ли ампалыкское железо для изготовления стрелкового оружия? Мне-то, дурню, казалось, что железо – оно и есть железо. Ну да. Есть там какие-то сплавы, но ведь мы и не турбину для «боинга» делать собираемся, а всего-навсего, что-то, в первом приближении, похожее на мосинскую трехлинейку.
Тут-то я и нарвался на продолжительное нравоучение, из которого вынес стойкое убеждение – сапоги должен тачать сапожник! Ну и еще какое-то количество поверхностных знаний о процессе извлечения металла из руды и превращения его в кристаллическую структуру, в простонародье именуемую сталью. Из монолога Чайковского я узнал, что есть на Обуховском заводе в Санкт-Петербурге какой-то ученик Ильи Петровича в бытность его директором Технологического института, по фамилии, кажется, Чернов. Так вот. Этот Чернов, оказывается, недавно делился с учителем результатами своих опытов по определению наилучшего размера кристалла для наиболее крепкой стали. И даже будто бы просил, дабы Илья Петрович повлиял на Пятова, с тем чтобы тот изыскал возможность провести ряд исследований по результатам плавок на Троицком заводе. Опыты были проведены, но результаты вышли столь противоречивыми, что обоими моими металлургами было принято решение временно отказаться от изготовления металлических деталей, предъявляющих повышенные требования к качеству стали.
– Дмитрий Константинович чуть не с хронометром нас заставлял у конвектора стоять и за цветом расплава следить, – жаловался Чайковский. – Будто у меня иных дел нет! А мужички наши – или цифири не ведают, или внятно объясняться не в силах. Какое там! У нас чуть не каждая плавка сама по себе. Из одной сталь и в Золингере показать не стыдно будет. Другая – только на бабские кастрюли…
