Ладно.

Плюнули.

Оставили осадный корпус, благо, что войск в этот раз подошло больше прошлого года. А сами рванули на Иркутск, рассчитывая его застать врасплох. Тем более, что там должна быть еще старая деревянная крепость — весьма уязвимая для артиллерии. Во всяком случае, перед началом войны там стояла именно она.

Но и тут их ждал облом.

Грустный.

Большой.

Страшный.

Который в принципе ставил в тупик всю войну.

Вокруг Иркутска теперь красовалась мощная земляная крепость бастионного типа. Ее, как оказалось, еще по прошлому году всеми миром построили. Пока кирпичами не обложили. Но радости и облегчения генералу это не принесло. Войска Цин тут тоже встретили 6-дюймовые пушки. И все говорило о том, что если Удинск был им просто не по зубам, то тут «орешек» даже не надкусить.

И это конец.

Генерал не верил в то, что получится взять хотя бы Удинск. Более того, он пусть и не хватал звезд с неба в плане современной военной мысли, но и дураком не был. Русские шевелились. Активно. И быстро укреплялись. Продвигаться дальше, не обеспечив тылы, он не мог. А обеспечить их без взятия Удинска и Иркутска не представлялось возможным. И как же их брать он не понимал. Во всяком случае разумными методами и имеющимися средствами…

Нет, конечно, можно найти способ.

Например, поставить вокруг Удинска за лето полевое укрепление кольцом, чтобы установить полную блокаду. Подтащить припасов побольше. И ждать. Долго. Но по агентурным данным внутри только солдаты. Сколько у них продовольствия — не ясно. Из-за чего даже предположить время осады было невозможно. И много войск на такой осаде не оставишь в зиму. А по весне русские могли первые нанести деблокирующий удар, опередив подход основной армии Цин. Просто в силу логистики.

Если же все оставить как есть и отойти на зиму в бассейн Амура, то по весне совершенно неясно чего ждать. Но узких мест здесь хватало. И русские почти наверняка будут действовать в своей обычной манере, наступая от малых укреплений. То есть, продвигаться. Ставить острог или теперь уже земляную крепость с пушками в каком-нибудь узком месте. Потом еще. И еще. И еще. Пока не выдавят их в бассейн Амура, где им тоже было где развернуться… Во всяком случае — с ТАКОЙ артиллерией и ТАКИМИ укреплениями.

Чем ему их ковырять?

А дальше?

Генералу, глядя на Иркутск, стало очевидно — они проиграл эту войну. Да — можно подергаться и даже на каких-то малых операциях держать пока инициативу. Да — пока у него на руках явные успехи. Но они явно завязли… вляпались… А ведь как красиво эти советники болтали там — в Запретном городе, рассказывая о том, что русские колосс на глиняных ногах. Который толкни, и он посыплется. И там, в Нерчинске, ему даже казалось — да, правы. Но дальше что-то пошло не так…

Француз все это время что-то лепетал.

Рассказывал… да нет — натурально учил его правильно брать такие крепости. У генерала же от этой болтовни француза аж зубы сводило. Тот менторским тоном говорил общие слова, совершенно не имеющие привязки к реалиям. У генерала на «ствол» имелось выстрелов по сто. А со слов француза требовалось не меньше пятисот. И это если артиллеристы будут по французским нормам работать, выбивая русские пушки быстро и ловко. Но ведь это ОН советовал столько взять выстрелов, заверяя, что их хватит с лихвой. Да и пушки… выдержат ли такой сильный огонь? Пятьсот выстрелов для многих превышал ресурс вдвое. И советник об этом отлично знал. Тогда что он мелет? Зачем?

Да и чушь все эти нормы…

Вон же стоят эти длинные 6-дюймовки чугунные пушки. Генерал там, под Удинском уже посмотрел, как они работали. И был уверен — здесь скорее они разобьют его орудия, чем наоборот. Просто в силу дальности…

— Принесите бочку пороха. — скомандовал маньчжур, у которого от всего этого лепета лицо уже было перекошено до крайности.

Француз не предал этим словам значения и продолжил его поучать. Мало ли?

Бочку принесли.

— Это болтливое чучело свяжите и на нее посадите.

— Что⁈ — ахнул французский советник.

Но маньчжурские солдаты не переспрашивали приказа. И действовали быстро. Несколько минут и икебана из этого советника и бочонка с порохом была готова.

Генерал отдал приказ об отступлении.

Советник продолжал сидеть на своем насесте.

Орал что-то.

Обещал.

Умолял.

Угрожал.

Его никто не слушал.

Когда же армия Цин совершенно пришла в движение, уходя маршем к Удинску, к советнику подлетел всадник с факелом. Подпалил фитиль и «дал хода».

Француз завыл… заорал…

Он даже пытался дуть на этот неумолимо приближающийся огонек и плевать. Но тщетно. Пеньковый шнурок, добротно пропитанный селитрой, горел хорошо… хоть и медленно.

Минут десять длилось это шоу.

Потом округ потряс взрыв.

И наступила тишина…

Армия мамлюков построилась своим обычным порядком. А перед ней встало войско Тевофлоса — негуса Абиссинии. Последнее. Все силы, которые у него оставались.

Серия полевых поражений и внутренние конфликты со знатью и племенами сделали свое дело. Негус остался один. Ну… почти, лазутчики доносили мамлюкам о горстке русских, которые его не покинули. И вот — враг уже у ворот столицы — города Гондэр, что стоял недалеко от озера Тана. А все происходящее выглядело агонией… просто агонией… во всяком случае в глазах мамлюков.

Тевофлос вступил на престол в 1708 года в очень непростое время. Абиссиния переживала тяжелейшие внутренние социальные потрясения. Ее сотрясала, по сути, тягучая гражданская война под соусом религиозных лозунгов. Этакая большая феодальная фронда, в которой регионы и племена боролись за свои интересы и стремились как можно сильнее ограничить власть негуса, превратив его в, по сути, свадебного генерала. А тут еще и война с мамлюками из-за контроля над портом Массауа. В сущности — единственным портом Абиссинии, через который она получала помощь от России…

От пехотного полка, прибывшего сюда в 1709 году, осталось едва половина личного состава. Он сильно пострадал в пограничных стычках начала войны. Все-таки линейная пехота мало годилась для малой войны. Поэтому полк расформировали, а людей задействовали в качестве офицеров, старших унтеров и инструкторов для развертывания четырех местных полков, которые набрали из крестьян народности амхара. Другие то племена отвернулись от негуса еще в 1709 году. Равно как и почти вся региональная знать.

Формально — главенство признавали. Но войск и налогов не присылали. Ждали…

Немногочисленные, но лично преданные негусу войска вели долгие и изнурительные арьергардные бои. Стараясь максимально замедлить продвижение мамлюков и выиграть время для подготовки полков.

Но время вышло.

Все.

И четыре полка наспех подготовленной пехоты оказались вынуждены держать суровый экзамен, выстроившись недалеко от столицы. Отходить в неукрепленный город они не могли, так как это было равнозначно его утрате. А маленькие укрепления в его центре имели ценность исключительно как защищенная резиденция правителя, не более. По сути — дворец повышенной защищенности.

Отходить было больше нельзя.

Некуда.

Просто некуда.

Так что эти шесть тысяч мушкетеров встали здесь умирать.

Перед ними располагалось почти двадцатитысячное войско мамлюков. Плохо вооруженное, но конное. Один вид которого вгонял в тоску.

И негус, глядя на него, молился.

Не о победе. Нет.

В нее он не верил и на нее не надеялся.

Он молился о доброй смерти в бою. Чтобы не посрамить честь…

Никто даже не заметил, как мамлюки начали движение вперед.

Словно внезапная лавина.

Раз.

И они, всколыхнувшись, будто волна, медленно пошли, потихоньку разгоняясь.