Интересно, кстати, дредноуты уже есть или еще только-только деревянные кораблики начали стальными листами обшивать? Вот, блин, как хреново историю не знать! Да и не учили таким вещам в советских школах. Броненосец «Князь Потемкин», кажется, только в 1905 году по Черному морю хулиганить начнет. И примерно в это же время японцы наш «Варяг» где-то в окрестностях Кореи поймают. А до этого что было?
Ну, понятно. Великие реформы, отмена крепостного права, завоевание Средней Азии. И все, что ли? Ни одной серьезной войны? Та-а-ак! А господин Акунин гамбиты с турками когда разыгрывал?
Я прикрыл глаза, пытаясь припомнить виденный однажды фильм… И то ли сам вспомнил, то ли Герочка как-то в наших с ним мозгах порядок навел, но перед глазами всплыла вдруг дата – двадцать первое августа 1877 года. Значит, у страны впереди еще целых двенадцать лет мира!
Жаль, в том фильме корабли не показывали. Я бы хоть представление имел, стоит или нет к флотским лезть со своей сталью. Не прямо сейчас, конечно. Теперь-то у меня еще и завода нет, и в шахтах никто ни железную руду, ни уголь не добывает. Да и пока чугунку от Красноярска до Омска не дотянем, перепроизводство нам не грозит.
Слава богу, если весной на место будущей Анжерки люди дойдут да под управлением приказчиков начнут избы ставить, а маркшейдер пока шахты разметит. К осени в лучшем случае первые пуды угля появятся.
Хорошо, если удастся уговорить генерала Чайковского поехать со мной в Сибирь. Тогда, быть может, получится к лету и моих мастеровых, с Томской железоделательной мануфактуры вывезенных, на место поселить…
Я задание Менделееву дал, чтобы он, как мои молодые рудознатцы с Алтая вернутся, начал готовить сразу три экспедиции. Одна – на север, к загадочному Масляному озеру. А ну как Господь услышал мои молитвы и есть в моем краю месторождение нефти, где не нужно бурить дыры в две версты глубиной. Две другие – на юго-восток. К Анжерке и к речке Ампалык. Точки на карте я отметил, но нужно определить наиболее удобные места на территории и для рабочих поселков, и для производства, и для каторжных острогов.
А еще весной из Томска должен выйти отряд под командой инженер-капитана Волтатиса. Он во время моего короткого пребывания в губернской столице такой подарок сделал, что была бы моя воля – в генералы бы произвел! И я не новую мостовую на всех центральных улицах имею в виду. Все ж таки отсев – это временная мера. Я о другом.
Не поленился же тщательно, включая все мало-мальски значимые ручейки и речушки, перерисовать кусок той Большой губернской карты, что от Томска до Мариинска! С куском Томи, конечно. Расставить отметки высот, пометить углы спусков и подъемов. И уже поверх этого вычертить тонкую карандашную линию – трассу первой очереди железной дороги. Нужно ли говорить, что в тот день ни у Юрия Ивановича, ни у меня ни на что другое времени больше не нашлось? До самой поздней ночи мы вновь и вновь, доказывая друг другу и разбивая доводы в пух и прах, прокладывали будущую чугунку.
Где-то он не был оповещен обо всей глубине моего замысла, в другом месте я оказывался полнейшим дилетантом и фантазером, но поздним утром следующего дня капитан принес мне топографические планы с окончательной версией трассы. И именно этот лист поехал вместе со мной в Санкт-Петербург.
Ключевым моментом было месторасположение моста через Томь. Я предполагал, что самым лучшим местом станет относительная узость реки в районе Черемошенских причалов. Волтатис – что строить там железнодорожный мост излишне дорого и что он может помешать речному транспорту. Почему-то раньше я на нужды речников в таком ракурсе не смотрел, так что пришлось согласиться с капитаном. Будущая переправа переехала выше по течению, в район лагерей Томского батальона. Соответственно, вместе с мостом существенно сместился и вокзал. Теперь он должен был появиться несколько ближе к реке, к востоку от Михайловских кирпичных заводов.
Дальше на восток путь пошел вполне предсказуемо – по водоразделам мелких речек и до будущих угольных копей, по моему мнению, ничуть не отступая от ветки Томск – «Тайга» из моего мира. А вот дальше инженер, не ведая, что немного восточнее вскоре должен будет появиться новый промышленный район, провел линию неверно. От железорудного месторождения до ближайшей станции получалось никак не меньше сорока верст. Меня это совершенно не устраивало, но и поставить точку на карте, объявив, что вот здесь будет город, я не мог. Требовались консультации специалистов. И геологов и металлургов. Но изогнуть тонкую черную линию так, чтобы она прошла максимально близко к речке Железянке, было в моей власти. Не думаю, что возникнут споры из-за пары верст, на которые я мог ошибиться.
Зато потом, преодолев северные отроги Салаирского кряжа, дорога выходила практически на равнину. До самого Красноярска не существовало сколько-нибудь значимых препятствий. Местность изобиловала речками и ручьями, так что проблем со снабжением паровозов водой быть не должно. К сожалению, Юрий Иванович слабо знаком с той местностью, так что углы спусков и подъемов указать не смог. Это он и должен будет выяснить весной и летом следующего года.
Я намерен был приложить все усилия, чтобы заинтересовать государя этим проектом. Хотя бы уже потому, что без высочайшего одобрения строительства новой железной дороги мой металлургический комбинат не имеет никакого смысла. И потому всю дорогу, на каждой станции, я писал экономическое обоснование. Зря, что ли, у меня в дипломе значилась специальность «Экономика и управление народным хозяйством». И пусть к народному хозяйству история этого мира моими стараниями, может, и не повернет, но законы экономики вряд ли сильно отличаются. Кипа черновиков росла, и наконец наступил момент, когда нужно было поставить точку и отдать аккуратным писарям на окончательное оформление и копирование.
Шестнадцатого декабря 1864 года, в Герин двадцать девятый день рождения, мы с Иваном Дмитриевичем Асташевым сошли с поезда на Нижегородском вокзале, за Камер-Коллежским валом, в предместьях Москвы. И два часа спустя добрались до Николаевского вокзала на извозчике, только чтобы узнать – просто купить билеты в Санкт-Петербург и сесть в ближайший же поезд не получится. Требуется собственноручно написать заявление с указанием цели визита в столицу, перечислить сопровождающих и уточнить, в какой именно гостинице Москвы мы станем дожидаться разрешения жандармов на дальнейшее движение. Похоже, эти сложности удивили только меня. Асташев и Герочка восприняли искусственные препоны как нечто само собой разумеющееся.
– Пишите – «Кокоревское подворье», Герман Густавович, – ласково улыбаясь, посоветовал золотопромышленник. – Давно хотел посетить это знаменитое место.
– Чем же оно так известно? – раздраженно брякнул я.
– Ну, кухня там, как говорят, выше всяческих похвал! – хихикнул старик.
Это и решило дело. Раз нельзя было провести Герин праздник в дороге, стоит воспользоваться случаем и отметить его в компании с всякими вкусностями.
– Вечером нас непременно навестит жандармский офицер, – поделился Асташев. – Нужно будет предстать перед ним в выгодном свете…
– То есть высочайшего повеления уже недостаточно?
– Нет, Герман Густавович. И они, знаете ли, правы. А ну как сочтут нас излишне опасными? Слыханное ли дело! Заговорщики при дворе! До вас ведь тоже донеслись эти печальные вести, касаемые готовящегося покушения на его императорское высочество цесаревича?
– Да-да, слышал что-то… Краем уха…
– А для чего же вы, сударь мой, дружбу с майором Кретковским водите, коли он вам об этаких-то вещах не докладывает? – искренне удивился старый лис.
Ха! Так я ему и сказал! Да и слишком долго бы объяснять пришлось. Не предназначенное для чужих ушей рассказывать. И о кавалерийском налете на царский двор с целью спасения цесаревича, и об обещанной начальником Третьего отделения, «фрондером» Мезенцевым, поддержке в отделении юга Алтая от АГО, и об «операции принуждения» одного нерадивого питейного надзирателя к справедливому разделу неправедно нажитого…
