Расстались, смею надеяться, друзьями.

Ах да, чуть не забыл. В длинном коридоре Минфина меня перехватил управляющий общей канцелярией министерства статский советник Дмитрий Фомич Кобеко. Оттянул в широкую нишу у окна и ну гундеть…

Общий смысл высказываемых претензий был в том, что мы с отцом, такие-сякие, не догадались сделать фирмочку-подставку для перепродажи наших с ним канцелярских принадлежностей. Такую, чтобы фамилия Лерхе только в уставах отображалась. А то, «вот какая незадача», военные и кабинетские уже давным-давно в скоросшивалках дела водят, а несчастные финансисты вынуждены по старинке картонки нитками сшивать.

Пришлось пообещать немедленно, то есть в ближайшее же время, исправить досадное недоразумение. И еще умудриться не рассмеяться этому, видно, неплохому человеку в лицо. А вот потом, уже в карете по дороге домой, вспомнив этот эпизод похода на Мойку, в здание Генерального штаба, задумался всерьез. Просто Герочка с присущей ему непосредственностью брякнул что-то вроде: «Мраморному дворцу мы с тобой нравимся куда больше, чем Зимнему».

Никто не делал секрета из того, что большую часть штата Минфина составляли протеже великого князя Константина Николаевича. Как и из того, что громоздкое здание на Фонтанке – Министерство внутренних дел – было полностью под контролем государя императора. И если Константин был лидером всех столичных либеральных сил, то Александр в последнее время все больше привечал консерваторов.

Но только тогда, после двух визитов в разные присутствия, я осознал, что отношение ко мне может быть частью какой-то новой для меня, но привычной для столичных жителей придворной игры.

Догадка стоила того, чтобы ее проверить. И я отправил визитку в Морское министерство. А если точнее – контр-адмиралу Семену Ильичу Зеленому, директору гидрологического департамента. Иметь на своей территории тысячекилометровые водные пути, никак не исследованные и оттого неэффективно использующиеся, и не попытаться привести их в порядок было бы несусветной глупостью. Тем более если мне это потенциально не должно хоть чего-нибудь стоить. Уж содрать с пароходчиков мзду за качественные лоции Обь-Иртышского бассейна я сумею. А без нее, родимой, у нас ничего хорошо не делается. Не из своего же кармана специалистам доплачивать, если транспортникам это больше всех и нужно?

Хотя, честно говоря, я надеялся таким путем слегка увеличить казначейские сборы. В ежегодном всеподданнейшем отчете это немаловажная статья. По финансовой эффективности не в последнюю очередь судят о качестве губернского правления. Не зря же любимой деятельностью каждого краевого начальника является сбор недоимок. А тут, даже при ставке четыре копейки с пуда, сто шестьдесят тысяч в год! Это если данные пароходчика Осипа Адамовского верны и через Томск ежегодно по воде проходят четыре миллиона пудов транзита. Если еще учесть, что согласно росписи доходов и расходов империи, опубликованной перед Рождеством в столичных «Ведомостях», весь бюджет страны чуть-чуть заполз за четыреста миллионов, моя малая прибавка неминуемо привлечет внимание.

Кстати сказать, в моих письменных просьбах прислать специалиста по водным путям никто не отказывал. Все со всем соглашались и даже поддерживали. Целиком и полностью. Безмерно. Только с места ничего не двигалось…

Как там говаривал один кинематографический злодей? Хочешь что-то сделать хорошо – сделай это сам? Вот я и собрался посетить его превосходительство контр-адмирала. Так сказать, в глаза взглянуть этому почтенному астроному и профессору.

У Семена Ильича было две бороды. Странная все-таки в то время была мода. Допускалась любая растительность на лице, при условии что подбородок останется голым. Вот господин Зеленой и оставил… пробор. Ну или отрастил бакенбарды-переростки, как хотите… Не знаю, должно ли это «разделение» бород что-то символизировать или контр-адмирал таким образом проявлял индивидуальность, но спорить с системой он не стал.

Принял меня Семен Ильич ласково, внимательно выслушал и обстоятельно рассказал, по какой именно причине не может немедленно выделить мне какого-нибудь гениального гидрографа. В его доводах был смысл, и они не казались простыми отговорками. Оказалось, что опытных людей просто не хватает. Все хоть сколько-нибудь приличные специалисты занимались промерами Балтийского моря с Ладожским озером в придачу. На Каспии тоже начались работы. Но самая большая бригада занималась составлением лоций Восточного океана.

– А вот ежели, господин губернатор, с Русской Америки офицеров отозвать да к вам на Обь препроводить, так это, мне думается, весьма возможно, – развел руками двубородый. – Однако же и это никак не ранее будущего года. Коли же вам, Герман Густавович, срочно, так примите рекомендацию. Поищите знающих людишек в Европах. Оно и вернее будет, и, поверьте старику, быстрее. Только с жалованьем сами, любезный мой, сами! Нас и так… Бюджет урезали донельзя. Броневые корабли строить затевают…

– Зачем же с Америки отзывать? – заинтересовался я. – Мне же и кадета какого-нибудь довольно станет.

– Приказано работы там сворачивать, – вздохнул ученый моряк. И тут же хитро улыбнулся. – А по каким причинам, о том вам у его высочества генерал-адмирала нужно выведать. Константин Николаевич весьма в вас, господин губернатор, заинтересован.

Больше чем уверен, что удачно, по его мнению, ввернув о великом князе, Зеленой нарушил сразу все данные ему перед нашей встречей инструкции. Дирижер из Мраморного дворца наверняка хотел ненавязчиво меня к себе направить. Чтобы это не выглядело этаким неформальным приглашением, а я сам испросил аудиенции. Моя догадка полностью подтвердилась. Оставалось еще понять, зачем я великому либералу понадобился.

Из посещения министерств я кроме уверенности в скорой встрече с младшим братом царя вынес еще и возможность заработать лишнюю копеечку. Я не о необходимости создания подставной организации для получения контракта на поставки канцтоваров в морское и финансовое министерства, это само собой разумеющееся. Я о своем новом «изобретении», чертеж которого нацарапал тут же, как только добрался до бюро в своей комнате.

Карты, чертежи и прочие большеформатные изображения сейчас хранят в тубах. И не потому, что так пока принято. Просто качество бумаги такое, что сгибы немедленно превращают нужные вещи в никому не нужный мусор. В набор лохматящихся по краю прямоугольников. Соответственно, когда карты для работы стелили на стол, края приходилось прижимать подручными тяжелыми предметами, что оказалось совершенно неудобно и ненадежно. Еще в кабинете Рашета, что ли, я поинтересовался, отчего он не прикалывает карту к столу кнопками. И выяснил, что инженер-генерал о такой вещи знать не знает и ведать не ведает. То же самое повторилось у Зеленого.

Что сложного в кнопке? Маленький металлический диск с выдавленным жалом-гвоздиком. В мое время какой-то вариант этой незаменимой мелочи валялся в столе любого чиновника, врача или инженера. Приколоть объявление к стенду, лист ватмана к кульману или листок-напоминалку к стене – всюду она нужна. А школа? Как же можно забывать о школе? Сколько счастливых семей началось с вовремя подсунутой соседке по парте кнопки! Нет, я просто обязан осчастливить человечество этим гениальным изобретением!

Густав Васильевич не впечатлился. Но каракули забрал, пообещав ко времени моего доклада в Вольном обществе изготовить горсточку. Очень уж мне понравилась идея заодно рекламу новому девайсу устроить – приготовить схемы и графики и приколоть их к деревянным реечкам кнопками. Пусть все смотрят и удивляются.

Впрочем, до лекционной кафедры еще нужно было добраться. Пока же меня куда больше волновала вся эта необъяснимая возня вокруг. Интриги с непонятной целью. Интерес со стороны принца, великого князя и царских детей, грозящий разорвать Германа Густавовича Лерхе на несколько разновеликих кусочков. После долгих раздумий, отбросив первый порыв – плюнуть на все и рвануть в Ораниенбаум, к княгине Елене Павловне, решился все-таки спросить совета у отца.