Совершенно случайно…

Судьба такая, что ли?

Всю жизнь раэше нравились мужчины крупные и решительные, а клевали на нее типчики вроде Рауля Кордовы. Сутулые, прилизанные и не особо умные.

Вот и Абель Ожеда не оказался исключением.

Скромный писарь в порту не мог и мечтать о такой красавице. Но улыбался чисто автоматически – робко и с намеком. Конечно, раэша такого не пропустила.

Капитан – что уж там! – хоть и довез ее до места, но свою позицию обозначил четко.

Если каждой шлюхе приют давать… иди-ка ты, дорогуша. Вот туда и иди, там таможня и выход из порта. До Сан-Эрмо тебя довезли, скажи спасибо и проваливай!

Летиция, хоть зубами и скрипела, спорить не стала. Ладно уж!

Обойдется…

И сразу же, на таможне, подцепила этого болванчика.

С другой стороны…

Чем плохо?

За такого дурачка даже замуж можно выйти. Должность у него, конечно, ничтожная, и выше он никогда не поднимется. Слаб, глуп, управляем.

Но!

Раэша Летиция Ожеда, почтенная вдова, уже звучит интереснее, чем раэша Луна, которая ни разу замужем так и не побывала. Почему вдова?

Вот еще, проблема!

Овдовеет!

Но это чуточку позднее. Сначала ей надо разобраться с Каэтаной Кордовой.

Летиция потихоньку собирала информацию о своем враге. Каэтана практически не бывала в Сан-Эрмо, единственный способ с ней встретиться – ехать в академию. Но это не просто так, это повод нужен!

А какой?

Туда вообще не сильно кого допускают.

Работа?

Да Летиция отродясь не работала и не собирается, и вообще – КЕМ можно там работать? Прачкой, что ли? Или полы скрести?

Вот еще не хватало!

Что, что она такого может сделать?

Выход нашелся неожиданно быстро.

Да, она не может попасть в академию. Но на ярмарку она попасть может, тут и Абель слова против не скажет.

А уж встретить свою несостоявшуюся падчерицу на ярмарке и поговорить с ней…

О, это Летиция сможет! Никуда ты не денешься, гадина!

И поплатишься и за разрушенную жизнь, и за репутацию, и за… да за все! Просто – за все!

Летиция с улыбкой повертела перед глазами узкий стилет.

Конечно, она не воин. Но нанести один удар она сможет, рука не дрогнет.

Нет, не дрогнет…

Скоро, уже очень скоро…

Юсуф оставил меня в каюте, поклонился и ушел. Во дворец.

Я точно знала, моряки его сопровождали. Еще двое отправились покупать для меня местную одежду. С борта корабля я видела, как одеты санторинские женщины.

Точнее, видела, во что они сверху завернуты. А вот как ЭТО надевается?

И как в этом ходят?

Вот представьте себе здоровущий мешок с прорезью для глаз. Представили?

Водрузите его на себя и нацепите на него обруч сверху.

Зачем?

А чтобы не переворачивался слишком сильно.

По обручу, кстати, и статус вычисляют. У бедных они из дерева, из всякой дешевки, а у богатых женщин золотые, с драгоценными камнями…

А потом начинайте завязывать завязочки. Ровным счетом семнадцать штук. Пуговицы тут явно успехом не пользуются. Считаем.

На каждую руку – по две.

На каждую ногу – по две.

По каждому боку еще по четыре штуки. И одна, самая широкая, вокруг пояса.

Это сделано, чтобы мешок, который тут называется «каршаф»,[92] не парусил и не перекручивался. А заодно, чтобы его не подняло ветром выше ушей. А то так задерет, что все наружу.

После завязывания всех завязочек (матросы изрядно обновили свой лексикон, мне кажется, там половина команды под дверью подслушивала) с помощью капитана я посмотрелась в зеркало и торжественно напялила на лоб деревянный обруч.

Что тут скажешь?

Мешок-с.

Под этими тряпками можно и кого угодно, и что угодно спрятать. Никто и не поймет, женщина там, мужчина… можно даже медведя и обезьяну. Лишь бы оно было двуногое и прямоходящее.

Долго мне, впрочем, высказываться не дали. Вернулся Юсуф.

– Эсса Кордова, нас ждут.

Я посмотрела в зеркало еще мрачнее.

Под каршафом у меня был надет мой любимый комплект. Шелковые брюки и такая же рубашка. Лично заказывала, чтобы дома ходить. И сюда тоже взяла, мало ли какие ситуации, в платье не всегда покрасуешься, а тут и удобно, и носи – не хочу.

Переодеваться?

Развязывать всю эту сбрую?

А зачем?

Все равно отберут все, что смогут, обыщут и ничего на себе протащить не дадут. Это же ясно! Причесываться? Тоже бесполезно, а краситься я и не собиралась.

Я молча сунула ноги в сапожки.

– Идем?

– Эм-м-м… эсса, прямо так?

– А как надо? Я что-то не так делаю?

– Нет-нет, эсса. Вы пристойно одеты и в паланкине будете вести себя спокойно, правда же?

– Буду. Выбора у меня все равно нет.

– Тогда можем ехать.

Капитан потер лоб.

– Эсса, а теперь мы что должны делать?

Я посмотрела на него чуть ли не с состраданием. Вот не повезло человеку, приехал торговать, а оказался втянутым в политические игры. Такого и врагу не пожелаешь.

– Капитан, я надеюсь, вас не затруднит принять на борт раэна Коча и его семью?

– Конечно, не затруднит, эсса.

– Тогда разбирайтесь со своими делами, дождитесь раэна Коча с семьей и спокойно уплывайте в Равен. Меня не ждите.

– Эсса, вы уверены?

– Более чем, – кивнула я.

Если я не справлюсь, то и никто не справится. А если я справлюсь, тут такое начнется, что море вскипит и из берегов выйдет. А уж корабль для драконария…

Обойдусь!

– Юсуф, принц сейчас на месте?

– Да, эсса. Я говорил с начальником его охраны, нас примут сейчас же.

Я злобно оскалилась. Все равно под каршафом не видно, можно хоть какие рожи корчить.

– Отлично. Что там у нас? Карета?

– Паланкин, эсса. Кареты у нас не слишком в ходу, – или верхом, или в паланкине, или пешком. Только окна не открывайте и не выглядывайте. Это неприлично.

– Тьфу.

– Там есть маленькое окошко впереди, через него свет попадает, и видно будет.

Я только вздохнула. Ладно, если ты в Риме, будь как римлянин. И вышла из каюты. Прошла по палубе, спустилась по трапу, села в паланкин.

Здоровущие рабы подхватили его на свои плечи и потащили. Ой, епт-компот! Почему меня никто не предупредил, что это так… неудобно?

Что такое паланкин?

Представьте себе собачью будку. По краям будки приколотите жерди. И эти жерди взяли и взвалили на свои плечи четверо рабов. Паланкин закачался в воздухе, на высоте от метра до двух, и я принялась ругаться. Про себя.

Наверное, есть какие-то приличные паланкины. А этот… сидеть приходится, свернувшись в три погибели. Колени упираются в подбородок. Носильщики идут более-менее в ногу, но это именно что более-менее.

Восемь ног.

То один оступится, то второй качнется, и каждое их движение отзывается спазмами. Паланкин потрескивает, жердины поскрипывают, и ты сидишь, гадаешь – донесут или хряснут? Во второе верится больше.

А еще паланкин воняет.

Противно так, смесью пота, пыли, духов, еще чего-то неясного, и сами носильщики тоже воняют, и открыть окно нельзя. Отверстие спереди… это условность, а не отверстие. Оно затянуто черной сеткой, чтобы точно ничего не было видно внутри.

А еще через него почти ничего не видно, и фильтрация там какая-то избирательная. Пыль внутрь попадает, а воздух – нет. А скорость у паланкина невысокая. Даже очень. Примерно пять-шесть километров в час. И то, по-хорошему, надо менять команды носильщиков. Есть повод материться.

К концу почти часового путешествия я успела проклясть Санторин, Баязета, свою затею, паланкины, каждого из носильщиков в отдельности и всех вместе и перешла уже на прохожих.

Всех ненавижу.

Все затекло, болит, ноет… Юсуф меня из паланкина просто извлекал. Едва не за шкирку! И как это так красиво в кино выглядит?

Когда выплывает из него человек, и весь такой… не скрюченный в озверевшую запятую? Врут, как телевизионщики, вот!