Хиллари выглянул из кабины и присел на ступеньки, выдвинувшиеся из-под двери, по ларингофону приказав киборгам усиления, которых взял с собой, сидеть не шевелясь и не высовываясь.

Хиллари рассчитывал на полное доверие — ведь если дело дойдет до стычки, то неизвестно, на чьей стороне будет победа. Среди беглых киборгов было два Warrior'a, и оба координатора, а значит — самых умных и опытных.

Он сидел и ждал. Ждать тоже надо уметь — не тревожиться, не напрягаться, не считать секунды.

Он даже не знал, сколько прошло времени, когда в темноте обозначились две неясные, расплывающиеся фигуры. Когда они подошли ближе, Хиллари опознал Этикета и Бамбука. Значит, оба Warrior'a сидят где-то в засаде. Особенно опасен Ветеран с его огромной наработкой — он может самостоятельно планировать и проводить любую акцию. «Как бы мне не оказаться между двух огней», — зябко подумалось Хиллари.

— Я жду вас, парни. Я сделал все необходимое. Мы разместим человека у нас, в Баканаре.

— Я и не сомневался в ваших словах, босс. А где Сид?

— Готовится к встрече высокого гостя. Ведь, кроме места содержания, надо обосновать арест документально. Не можем же мы, после всего случившегося, отдавать его в полицию…

— Никоим образом, босс. Его могут убить в камере, чтобы оправдать огневой контакт. К тому же нам нельзя засвечивать проект.

— Я бы хотел этого меньше всего.

— Я очень рад, босс, что наши позиции совпали.

Этикет позвал остальных с радара кодовым сигналом.

Из темноты показались еще три фигуры. В самой большой тени Хиллари сразу узнал Ветерана. Ковша он тоже разглядел — по прямой осанке и твердому шагу. А вот кто это идет между ними?.. Высокий, сутулый, бредет шаткой походкой, вытянув вперед одну руку и шаря ею в воздухе, как слепой. За плечо другой руки его держит Ковш.

Странная троица подходит ближе, останавливается. Теперь можно рассмотреть высокого парня. Спутанные, слипшиеся, грязные, давно немытые и не чесанные волосы. Высокий лоб, глаза скрыты густыми тенями, вдавленные скулы, рельефное, с глубокими складками лицо. Во всем его облике — усталость, смешанная с недоверием, тоской и враждебностью.

Конрад был уверен, что его везут на расстрел. Его охватила апатия, иногда сменявшаяся вспышками гнева.

Увидев худощавого, подтянутого мужчину в хорошо сидящем на его спортивной фигуре костюме, Конрад потерял последнюю надежду. Это, несомненно, человек. Палачи — всегда люди. Убивать — привилегия людей.

Хиллари сделал несколько шагов навстречу, протянул руку:

— Здравствуйте, Фердинанд. Я — Хиллари Хармон.

— Я — Конрад Стюарт. Не понимаю, о чем вы говорите.

И, согнувшись, заботливо поддерживаемый Ковшом, он полез во флаер.

Хиллари остался стоять с рукой, застывшей в готовности к рукопожатию. Тот, кто мог бы видеть сейчас его лицо, удивился бы, что Кибер-шеф улыбается своей самой обаятельной улыбкой. Улыбается в пустоту, далекой стене небоскребов, перегораживающей полнеба.

Город полон жизни — она устремляется вперед автомагистралями, мельтешит в воздухе флаерами, уходит вглубь развязками и линиями метро. Город велик и всеобъемлющ, как Вселенная. Аккуратные, великолепно спланированные, с собственными прудами, полянами и рощицами дома Белого Города Элитэ сочетаются со слитной застройкой Аркенда, вертикали небоскребов делового центра соседствуют с бигхаусами Честера, где лучи Стеллы никогда не достигают дна улиц. И этот человеческий макрокосм, являясь средоточием науки, культуры, администрации и производства, представляет собой также и питательную среду для всяческих маргиналов, нелегалов и паразитов, начиная от микробов и кончая городскими партизанами. Все хотят кормиться на дармовщину, и не придумаешь экологической ниши лучше, чем место проживания сотни миллионов белковых тел.

Люди прививками и строгим карантином избавились от гриппа и СПИДа, но их сменили фэл и туанская гниль; всех колонистов излечили от глистов — взамен явился белый слизевик, чтоб врачи не скучали. А от вшей, крыс и тараканов избавиться не смогли, и они конкурировали с власоедами, йонгерами и клешехвостыми многоножками.

А еще колонистам было обещано, что освоение новых планет навсегда избавит человечество от голода, лишений, рабства, бунтов и войн. Но Город, как встарь на матушке-Земле, разгорожен кордонами и линиями огня, и проехать в некоторые районы люди могут, только предъявив допуск — «визу», как шутят неунывающие централы. Сколько раз борцы за гражданские права ставили вопрос о снятии кордонов, и столько же раз «белые воротнички» и «синие нарукавники» благополучно его проваливали — их в Городе было в несколько раз больше, чем манхла, да и не у всех трущобных жителей имелись приставки для участия в телевизионном голосовании.

В Городе обитаема любая щель, любая дыра: в вентиляционных и кабельных каналах живут полчища шуршавчиков, клешехвосток и тараканов, по ночам совершающих набеги на пищеблоки и кухни. Если квартира отмыта до стерильности и в ней нет ни крошки еды, многоногие гости едят клей для обоев, буквы со страниц книг и омертвевшие чешуйки кожи с лиц спящих. В простенках и канализации обретаются крысы и йонгеры — умные, хитрые, семейные бестии, рожающие трижды в год бесчисленных зверят, все более нечувствительных к ядам, смутировавших до такой степени, что даже изоляция проводов идет у них за лакомство. Существует целый бизнес дератизаторов, обещающих за умеренную плату на четыре месяца надежно избавить вас от непрошеных гостей с хвостами.

Но куда больше людей, выбравших целью жизни избавлять общество от двуногих носителей деструкции, агрессии и дисгармонии. Патрульная полиция, транспортная полиция, полиция нравов, криминальная полиция с «убойным» отделом, налоговая полиция и… всех не перечислишь! Однако двуногие вредители не только успешно противостояли объединенным усилиям сил правопорядка, но расширялись, передавали опыт молодежи, множились и размножались, невзирая ни на социальные пособия, ни на общество свободы и равных возможностей. Где и как они жили, в каких тайниках скрывались, знали лишь они сами и иногда те, кто уполномочен их ловить. В теле Города существовали буквально язвы, массивы заброшенных, местами разрушенных домов. Пепелище с Поганищем не были единственными манхлятниками, где дома стояли накренившись, как в дурном сне, — с рухнувшими стенами, с отключенными инфраструктурами; их облюбовывали торговцы дурью под свои чумные притоны — дилеры разбирали перекрытия между этажами, оставляя один линолеум, скрывающий гиблые провалы, и держали в черных коридорах наркотического лабиринта натасканных на людей злобных псов, вырезав им голосовые связки. Нападали такие собаки молча, стремясь сразу схватить человека за горло.

А были еще Новые Руины, Старые Руины… Человек мог запросто выйти из дома и исчезнуть, а опознавал его спустя лет восемь криминалистический компьютер по совокупности антропометрических данных в бродяге, умершем от отравления «колором» и полусъеденном крысами в коллекторе, в шестидесяти километрах от дома.

А Карточные Домики? В этом «районе инициативных незатратных новостроек» к северо-западу от Гриннина жилось настолько экономично и дешево, что там запрещалось мужчинам мочиться стоя после 23.00, и, прежде чем завести животное, надо было собрать подписи всех соседей по этажу, что у них нет аллергии и они согласны с вашим выбором. Отсутствие звукоизоляции делало проживание в тамошних домах истязанием.

И везде, везде в сотовых объемах домов находились незанятые ячейки, где и прятались боевики, киллеры, террористы всех цветов и оттенков и, конечно, городские партизаны.

Давно отгремели в Городе масштабные бои, когда власть улаживала отношения с восставшим населением, давя его бронемашинами и бомбардируя жилые кварталы, когда создавались кордоны и зоны огня, когда национальная гвардия и сэйсиды блокировали территории, прозванные позже Новыми Руинами и Пепелищем, и открывали свободные коридоры, по которым мирные граждане покидали горящие кварталы, подняв руки и зажав в зубах деньги, документы и медицинский полис. Сэйсиды отлавливали детей, словно бездомных животных, чтобы их не использовали как заложников или живой щит. Да и дети в воюющих районах были те еще — они развлекались тем, что с одного удара ножом рассекали взрыватели на две половинки — красную и синюю — и те разлетались в разные стороны; ошибка в миллиметр, и ты остаешься в лучшем случае без руки и глаз; эти детишки стреляли неуправляемыми ракетами в броневики. Поэтому хватали всех, а уже потом, когда бунт был погашен, отдавали мирных ребят в руки родителей — если было кому отдавать; многих пришлось потом усыновлять по программе опеки. Относительно детей-террористов несколько раз заседал конгресс и был принят закон, согласно которому ребенка до 14 лет, участвовавшего в теракте, повлекшем за собой человеческие жертвы, направляли на принудительное психиатрические лечение, а срок его определяла экспертная комиссия. Это был очень гуманный закон — ведь конгрессменам предлагалось выбирать из пакета законопроектов, предусматривавших и кастрацию, и зомбирование.