– Я что – дурак? – даже обиделся Орландо. – Она мне первая такого и не простит! И никто из вас уже не простит… это те, кто родился в клетке и прожил в ней всю жизнь, могут быть счастливы на цепи. А те, кто знает свободу… вас уже никогда не запрешь. Вы и цепь порвете, и хозяина своего на ней удавите.

– Красиво сказано, – кивнула я. – Так что?

– Буду переживать и страдать. А Мариса будет летать и сражаться, – вздохнул Орландо. – У меня просто нет выбора.

Я не удержалась. Просто не смогла.

– Хавьер так не считает.

– А он еще молодой и глупый. В отличие от меня.

– Не поняла?!

Мне-то казалось, они ровесники. Нет?

– У него весь опыт отношений – либо его кошмарная Магали, либо любовницы. Вот он и не понимает каких-то вещей.

– A-а, вот оно как.

– Именно так. Не обижайся на него. Я правильно понимаю, вы поругались?

Я подняла брови:

– Я тут одна дура, ничего не замечаю?

Орландо похлопал меня по руке:

– Не переживай. С возрастом это проходит, становишься внимательнее к людям.

А если у меня уже возраст прошел, только в другом мире? Что, дура – это навсегда?

Орландо посмотрел на мое растерянное лицо, покачал головой и позвал секретаря:

– Вызовите ко мне Эдгардо Молина. Я хочу с ним поговорить. Каэтана, а ты оповести всех, и готовьтесь, чего тянуть. До рассвета времени вам хватит на сборы? А завтра на рассвете полетите, поняла?

– Поняла.

– Тогда – брысь.

С места я стартовала не хуже зайца. Пока всех обежишь, пока предупредишь… тут и вечер настанет. А собираться когда?

Надо поспешить!

– Зачем, ЗАЧЕМ ты их отпустил?!

Орландо посмотрел на друга даже с каким-то сожалением. Вот ведь, и так бывает. Умный мужчина, а такую дурь устраивает.

– Зачем? Ты мне скажи, что ты с Каэтаной сделал?

Хавьер даже поник как-то.

– Она пожаловалась?

– Каэтана? Да она скорее с крыши спрыгнет, чем пожалуется. Ей это и в голову не пришло. Я сам спросил.

– Спросил? – не понял эс Хавьер.

– Ты. Ее. Напутал, – раздельно пояснил Орландо, смирившись с тем, что влюбленный и дурак это где-то синонимы. Здесь ли, там ли… – Не знаю, чем именно… Ты ей признался, что ли?

– Ну… да.

– Просто признался? Словами? – Куда уж драконарию было пудрить мозги матерому бюрократу. После всех учеников в академии Орландо Хавьера если насквозь и не видел, то и с предположениями не слишком затруднялся.

Хавьер отвел глаза в сторону.

– Твое какое дело?

– До постели у вас точно не дошло. Целовались, что ли?

– Тебе откуда знать?!

– Насмотрелся, – вздохнул Чавез, понимая, что так просто дело не поправишь. Потом решительно встал, усадил приятеля в кресло, налил ему крепкого вина и сунул бокал в руку:

– Пей.

– Спасибо. Так откуда?

– Каэтана ничего не сказала. Но если бы у вас дошло до серьезного, Виола поделилась бы с Эстанс, та с Марисой… узнал бы.

– Тьфу ты! Бабы болтливые!

– Можно подумать, чешуя что-то меняет, – поддел Орландо. – Тут и хвост с крыльями не помеха.

Хавьер молча осушил бокал – и получил в руки следующий.

– Пей и слушай. Каэтане лет-то сколько?

– Ну… восемнадцать.

– Вот. И то сказать – сколько она уже сделала? Одни драконы чего стоят! Не подумал, каково ей?

Хавьер опустил глаза. Действительно, ну он-то с драконом… но он – мужчина!

А Каэтана девушка, ее растили, словно в оранжерее, и вдруг такое. Кто ж такое выдержит!

– Я дурак?

– Не особенно. Просто учись, пока я объясняю бесплатно, – фыркнул Орландо, получив в ответ мрачный взгляд. – Каэтана ни с кем из мужчин никогда не целовалась, не встречалась, вообще как мужчин никого не рассматривала. И тебе она помогала по доброте душевной.

– Скажи еще – из жалости.

– Вот это – нет. Жалеть она тебя не жалеет, и это хорошо. Жалость – это не любовь, это самопожертвование, а потом и разрушение. Она тебе просто хотела помочь, как другу. Поддержать, подставить плечо… Ты бы помог?

– Ну да.

– Вот и она помогла. А то, что ты влюбился, для нее стало неожиданностью. И она сбежала в рейд. Просто испугалась.

– И что мне теперь делать?

– Да ничего. Дать ей все обдумать спокойно и начать ухаживать, когда она вернется. Постепенно, медленно приучать к себе – все у вас будет отлично. Ты заметь, она тебя ведь не ударила, не отказала, не стала ругаться…

– Это еще не поздно. Она еще успеет мне глаза выцарапать.

– Поздно. Такое или сразу делается, или потом уже время ушло, его не догоняют.

– Н-ну…

– Послушай мудрого совета. Подожди, пока она вернется, и начинай ухаживать. Только не разменивайся на цветы и конфеты, она их не любит.

– Тебе откуда знать?

– Мариса рассказала. Матиас Лиез Каэтане цветы дарил, они ее жутко раздражают.

– Спасибо, что сказал. А любит она что?

– Хавьер, да ты не безнадежен?

– Ор-рландо…

– Ну, если рычать начал, то оклемался. Значит, так, она любит сухой сыр, любит копченое мясо, это из вкусного. Можно ей дарить что-то кружевное, вроде перчаток или воротников, цветы из кружева – тут она не откажется. Это из приличного.

– А…

– Что-то дорогое? Вроде новинок из столицы? Тут как повезет, но, скорее всего, не примет. Духи ей можно дарить, ароматические масла, ей нравятся более легкие запахи. Больше ничего не знаю.

– И за то спасибо. От Марисы узнал?

– Специально спросил.

– Мариса тебя не заревновала?

Орландо только усмехнулся.

– Друг мой, все надо делать правильно и вовремя. Тогда и не заревнуют, и все у вас будет хорошо. Учись.

Хавьер опустил плечи.

– Орландо… я боюсь за нее. Я просто не представляю, как она, вот там, одна, беспомощная, такая хрупкая… я бы сам все сделал, и полетел, и нашел, и вообще…

Орландо едва не застонал. Надо же, где собака порылась!

– Хавьер, ты болван!

– ЧТО?!

– Что слышал! Твоя хрупкая и беспомощная там не одна, а в компании десяти драконариев и кучи драконов. И насчет беспомощности – тоже вопрос. Она с санторинцами справилась, она девочек учит защищаться, она может за себя постоять.

Хавьер вспомнил поверженную четверку негодяев. Легче не стало.

– Умом я это понимаю.

– Умом ты сейчас не думаешь. И если не начнешь – вы с ней серьезно разругаетесь.

Хавьер понурился.

– Я стараюсь. Правда.

– Не стараешься. Не знаю, что ты ей сказал, но ты ее точно напугал. Даже если ты хотел как лучше, получилось что-то неправильное.

– Я не сдержался. Когда понял, что она будет рисковать собой, – я просто не сдержался.

– А если бы вовремя заткнулся – полетел бы с ней. То есть она полетела бы с тобой и еще благодарила бы, и вы бы сейчас были куда как ближе друг к другу.

– Да я уже понял, что я идиот.

– Вот и замечательно. Я тоже боюсь за Марису, но с этим уже ничего не поделаешь. Или я смиряюсь с наличием в ее жизни дракона и полетов – или я ее теряю навсегда. Третьего тут не дано.

– Безопасных полетов!

– А вот это – вопрос. Думаешь, такие бывают?

Хавьер пожал плечами:

– Не знаю.

– Мариса мне сказала, что они и с химерами успели повоевать, и с пиратами, и вообще. Она не сможет жить, как ее мать. Или я ее принимаю, какая она есть, – или она лучше уйдет. И не станет ломать нам судьбы. И Мариса, и Каэтана – они уже не хрупкие цветы. Они женщины, которые встанут с тобой спина к спине, в любом бою. Ты готов с этим смириться?

– Нет. Но и выбора у меня нет, верно?

– Абсолютно.

– Спасибо, друг. Я пойду, подумаю над этим.

– А вот это правильно. И если что – есть отличная лавочка старого Марко, знаешь?

– Да. С копченостями.

– Тебе на драконе пара часов полета. Это намек.

Хавьер попрощался и вышел вон.

Намек он понял. Оставалось как-то усмирить свое сердце, которое стучало, и болело, и тревожилось… и свой характер тоже усмирить.