– Они давно не видели резни – так я им покажу резню. Позови ко мне легата… Пусть легион Сокрушительный пройдёт по равнинам с юга до севера и бросит бунтовские знаки в отхожую яму. А самозванца и его главных приспешников я сожгу здесь, под окнами дворца.

В тот же день легион начал собираться в карательный поход на север. Тысячи воинов, умелых в бою, прытких в добыче и безжалостных в насилии, с воодушевлением и радостью готовились растоптать и загасить кровью пламя мятежа.

А вдали от дворца прокуратора страшный Воитель в сетчатой золотой маске строил свои полки и принимал под знамя истины людей, готовых биться насмерть за веру в Бога Единого.

В тот же день

Крепость Курма, остров Кюн

– Роскошная были пирушка, – вытряхнув с балкона бронзовую чашу, полную сигарных окурков, барон Торпеда приложил её холодным дном ко лбу и так вернулся в спальню принца. – Голова раскалывается…

– Шпага, налейте барону, – повелел Церес, царственно развалившийся средь мятых одеял и подушек. – Лучшее средство от похмелья – стакан абрикосовой наливки. Проверено, мичман! Пейте, боль отпустит. Но, господа, я полагал – морская гвардия крепче на выпивку, чем кавалерия!..

– В линейном флоте пьют иначе, чем в гвардейских экипажах, – страдал белобровый барон, прижимая пепельницу к голове. – Водка с порохом – сущая отрава…

– Всё дело в дозе, – поучал опытный принц. – Недаром есть флотская мерка – гильза, вдвое меньше гербовой чарки. В другой раз, провозглашая тост за девичью красу, помните – гильзу, и хватит. Впрочем, все держались молодцами, ушли в опочивальни на своих ногах. Хвалю! Учтите, на вас смотрит цвет Западного флота – по вашей стойкости будут судить обо всей гвардии.

– Здесь премилые девицы, – бурчал квадратный мичман Пушка, нацеживая себе персикового. – Конечно, с ан Джани не сравнить, но хорошенькие. Прямо-таки столичный шарм…

– Флиртуйте смело, служанки ваши, – обронил Церес, смакуя вино. – Угощайтесь, пока вы здесь. Ухаживание за ан Трисильян я беру на себя.

Четвёртый мичман, шустрый и хваткий темно-русый парень с ореховыми кошачьими глазами, получивший у Цереса должность начальника разведки и прозвище Прицел, поспешил заявить:

– Моя – Исина! если Его Высочество соизволит…

– Которая чья, сами разберётесь. Шпага, вы, как адъютант по галантным поручениям и старший оперетт-советник, сегодня обеспечите букет к вечернему спектаклю ан Джани – что-нибудь умопомрачительное, чтобы затмить столицу, – и саму певицу к нам сюда. Оркестру капитан-командора быть в готовности, чтобы ей аккомпанировать. За ужином пить умеренно, без вчерашних фокусов – у нас скромный концерт в узком кругу.

Игра – так игра! Мичманы вмиг подхватили затею принца – устроить в крепости потешный мини-двор и напропалую развлекаться, как только в голову взбредёт. Батюшка урезал Цереса во власти над Западным флотом – значит, даёшь гульбу! Подходящее дельце для морских гвардейцев, посланных сторожить опального наследника. Иначе тут со скуки помереть недолго!

Что касается Цереса, тот играл с большим вкусом, неторопливо и красиво. Церемонно, как павлин паву, принц обхаживал Джани, плёл самые изысканные комплименты, целовал певице руки и долго, значительно смотрел в её прелестные глаза. Бедняжка терялась, как быть. Но Его Высочество не настаивал – он длил наслаждение. Запечатлев на пальчиках певицы свой последний, самый чувственный и томный поцелуй, он отпустил её ко сну. Одну.

– Пушка, вы – инженерный советник. Передайте лейтенанту Боэну – пусть осмотрит механизмы миноноски, проверит их и заправит «Подарок». Достигнутая скорость – не предел, мы его перекроем. А Прицел нам доложит, какие скандалы случились в Руэне до вашего отъезда. Самое скабрезное, пожалуйста.

– Охотно, эрцгере! – оживился остроглазый мичман. – В прошлый помин-день, когда парламент голосовал за астрали…

– Трудно вспомнить что-то более непристойное?.. – Торпеда со стоном присел на угол принцевой постели, обхватил голову руками.

– А! – воскликнул Пушка, с маху опорожнив бокал. – Пожарная управа запретила розжиг паровиков этой бросовой дрянью… Торпеда, как бишь её?..

– Бензин. Я б и его выпил, лишь бы отпустило…

– Беги к провизору в аптеку, там нальют. Хотя – годится только в примус и коровам лишаи лечить.

– …так вот, прочтя экстренный выпуск о дебатах депутатов, – эпически продолжал Прицел, – мы плюнули на политику и решили – перед выходом в море надо покуролесить по-гвардейски.

– Я молнией понёсся к ан Джани – вымолить контрамарки на «Господ и служанку», – мечтательно потянулся Шпага, валявшийся в изножье кровати. – Пасть на колени, целовать подол… Это было её последнее представление в столице! И тут – представьте, мы всем отрядом поклонников сходим с экипажей, готовые стелиться перед дивой…

– Морская травля, эрцгере, – дружески пояснил Пушка, жестом предлагая принцу абрикосовой. – Он уже битую неделю уверяет нас, что ан Джани стала вдруг мяукать посреди улицы.

– Мяукать? – умилился Церес, мысленно представив Джани кошечкой и протягивая Пушке свой пустой бокал. – С чего?

– Клянусь погонами, эрцгере – чистая правда! – горячась, привстал Шпага. – Мы воркуем вокруг Джани, вдруг подходит девчоночка – миленькая, скуластая, с миндалевидными карими глазками, одета как пансионерка, – и эдак с вызовом говорит диве: «Поющие кошки – мяу!» Джани растеряна, мы в недоумении, потом шуточки – но девчонка отбривает, как большая; мало того, заявляет: «Я кадет на военной службе». Тогда из божественных уст, которые поют нам арии со сцены, раздаётся «Мяу!»

– Союз на клятве, – пригубив наливки, безошибочно определил Церес. – Что-то из прошлой жизни… Кадет? кто у нас даёт звания девицам? Лекари, связисты…

Память, оживлённая глотком абрикосовой, возвратила его на много недель назад, в день краха. Связистка. Вызывающая смелость. Скулы. Цвет и разрез глаз.

– Как её звали, не известно? – спросил он будто невзначай.

– М-м-м… имя из парных… Ларинка! то есть Ларита.

«Значит, и эта изменница жива. Это она заявила «Я ради вас не скажу ни словечка». Что ж! тем больше вероятности, что я найду Бези… Пансионерка. У Бертона в Гестеле, где же ещё».

Шпага развивал мысль в любимом направлении:

– Года через два-три она будет в соку и может служить верным личным телеграфистом…

Принц поморщился:

– Они привязчивы, потом с ними трудно расставаться.

– Вы закончили, гере театрал? – вежливо спросил Прицел у Шпаги. – Так вот, пока этот обожатель примадонн увивался возле Джани, мы отправились…

– …к весёлым девкам! – бравым баском вклинился Пушка. – В «Лисью обитель». Помин-день – как раз чтоб помянуть деньги, ухнувшие к астролётчикам. Флот будет гол как жаба – чудо, что нашли средства турбоход построить…

Болезный Торпеда приподнял чугунную голову:

– Я с самого начала говорил всем, что затея гиблая. Когда туда катили, навстречу ехал поп в пролётке, служка звенел в колокольчик – явно спешили причащать кого-то перед смертью. От такой встречи добра не жди. Не к потаскухам надо было – в ресторан!..

– Тем не менее, – гнул своё Прицел. – Являемся – притон гудит как улей, гулянка в разгаре. Но что мы видим – сплошная Лоза! Круглоголовые в шляпах кишат – не пройти. Младшие в куцых сюртучках, старшие в долгополых сюртучищах – словно вся столичная община собралась. Конечно, нам поклон, толпа врозь, «Вина морским офицерам!» и тост – за астральный флот! Каково, эрцгере?

– Занятно. – Церес слегка нахмурился, вертя в пальцах ножку бокала. Что за пирушка у Лозы по случаю парламентских дебатов? Ну, получит Лоза свой процент – но кредит как кредит, не наваристей прочих…

– «Лисичкам» козырной туз выпал, – уркнул Пушка. – Лоза, когда гуляет, сыплет унции без счёта…

– Себе же и сыплет. – Торпеда со стоном поискал бокал на ковре. – Мимо них монетка не проскочит! Они – если щелкопёры из газет не врут, – содержат половину этих заведений в Руэне. А в портах – чуть ли не все подряд!