Когда готовят на семью – одно, когда на сто человек – другое. В столовой люди просто работают, не вкладывая в это занятие своей души. А мы старались.

Получилось вкусно. Эс Хавьер облизнулся и отправился мыть руки.

Я кивнула подруге.

– Обедаем вместе?

– Это уместно? – засомневалась Мариса.

– Вполне.

Эс Хавьер тоже не возражал, он бы сейчас в принципе не возразил. Кушать-то хочется. И лепешки готовы, горячие, с пылу с жару. Тесто – единственное, что Мариса попросила в столовой. Самой возиться с дрожжами не хотелось, да и не получится у меня ничего в таком состоянии. Это ж тесто! Оно ласку и внимание любит, а не сопли и вредность.

Только я разлила щи по тарелкам, только все взялись за ложки…

И тут в дверь постучали.

– Эс Чавез? – удивился эс Хавьер. – Орландо, какими судьбами?

– Хавьер, я должен тебе сказать, что это недопустимо. Мариса Лиез благородная эсса, а ты теперь холостой мужчина. Ты подвергаешь опасности ее репутацию, – начал было ректор, вступая в дом.

И наткнулся взглядом на накрытый стол.

Как он принюхивался! У него даже уши зашевелились!

Вот всегда, всегда я знала, что мужчин нужно кормить! Много и вкусно.

– Эссы?

– Ап-чхи, – вежливо ответила я.

– Здравствуйте, эс Чавез. Поверьте, моей репутации ничего не угрожает, Каэтана все время была со мной, – вежливо ответила Мариса.

И не солгала ведь! Она же не говорила, где я ночевала?

Вот!

– Орландо, ты сядь и поешь с нами, – предложил эс Хавьер. – Небось в столовой не так вкусно?

– Сегодня там фасолевый суп, – честно сознался мужчина.

А-а…

Фасолевый суп штука вкусная. Но его тоже надо уметь готовить. И фасоль вымачивать, и все остальное… в нашей столовой этого не умеют. Или просто не заморачиваются, по принципу «и так сойдет». У них получается буроватая жижа с плавающими фасолинами. Жестковатыми.

– Садись. Эссы?

Мариса, которой я подмигнула, встала и пошла хозяйничать. Принесла еще один прибор, положила салфетку… а что? Пусть поревнует!

Красавица, умница, еще, оказывается, и готовить умеет… и не его?

Какой настоящий мужчина такое потерпит?

Я понимаю, Мариса, как и остальные, заглядывалась на Эдгардо Молину, но лично мне Эд кажется еще недозревшим. Какое с ним замужество? Его еще воспитывать лет двадцать до нормального состояния, а потом уж детей делать. А пока ему бы полетать, покрасоваться, ресницами похлопать перед толпой восхищенных девушек…

Рассказать ему, что ли, про белое кашне? А что? Будет свой Зигзаг МакКряк и в этом мире… ему красиво, мне приятно.

Мужчины уплетали так, что за ушами трещало. Мы съели на двоих пятую часть. Они – все остальное. И суп, и рис, и бананы все подобрали…

Мариса только головой покачала.

– Надо будет завтра еще что-нибудь приготовить, – кивнула я. – К примеру, мясо в горшочке. Или вечером сделаем? Ладно, посмотрим…

Мужчины переглянулись.

Орландо сделал глазки «котошрека».

– Эс Хавьер, вам не кажется, что новая тактика боевых действий малых групп требует подробного обсуждения? К примеру, вечером?

Эс Хавьер посмотрел на него. На нас…

– Эссы?

Я вздохнула.

– Эс Чавез, у вас есть нелюбовь к каким-то продуктам? Что-то такое, что вы не едите никогда?

– Н-нет…

– Тогда мы что-нибудь вкусненькое приготовим. Только на кухне договоримся, чтобы нам продукты давали.

– Я распоряжусь, – отмахнулся Орландо Чавез. – Своруют меньше.

Наивный.

Своруют больше, потому что будет на кого списать. Но об этом я не сказала.

Вечером я радовалась, что мы с Марисой приготовили побольше. На огонек забрел еще и Тьяго Ледесма – и тоже отдал должное и мясу в горшочке, и оладьям с малиновым вареньем.

Мариса активно училась. Эс Чавез смотрел и на нее, и на оладьи одинаково умильным взглядом. А потом и провожать ее пошел. До общежития, ага…

Меня – меня эс Хавьер проводит. О моей репутации ректору беспокоиться не надо – зачем? Ее уже ничего не испортит.

Кажется, раэн Ледесма все понял насчет ночевок, но он умный. И воспитанный. А еще у нас общие деловые интересы.

Он промолчит.

Юсуф уже и с жизнью попрощался, когда его изволили вытащить из ямы. Он успел промерзнуть до костей, проголодаться, обмочиться, а уж как у него все тело затекло!

Хорошо, эс Хавьер, который его и вытащил, не стал вынимать кляп, только путы на руках-ногах разрезал. А то бы Юсуф своими воплями половину академии перебудил и драконов распугал.

Кровообращение восстанавливалось медленно, санторинец корчился на гальке, словно раздавленный червяк. Эс т-Альего ждал, пока на него соизволят обратить внимание.

– Ну что?

– Эс… эс…

Что сказать, Юсуф не знал. И для чего его вытащили – тоже. Но не убивать же? Зачем такие сложности? Убить его можно было и так – оставить еще на пару дней, и все. Без воды человек не живет, сколько б он ни нахлебался на допросе.

– Послушай меня, насекомое. Твои дружки убиты, а эсса, которую вы хотели похитить, – спасена.

Юсуф так рот открыл, что желудок видно стало.

– А-а-а-а… э-э-э-э-э-э…

– Ты к своему принцу хочешь?

Юсуф активно замотал головой.

НЕТ!

Вот совершенно он к Баязету не хочет, и рядом не хочет, и близко не хочет. Как его высочество расправляется с людьми, которые ему не угодили, он знает. И что будет с его семьей – тоже.

А так…

Пропали они без вести и пропали.

Умерли и умерли.

Если на задании погибли, то его семью не покарают, а это самое главное. Что Юсуф и выложил эсу Хавьеру.

Яма рядом… она такая располагающая к откровенности! Просто воодушевляет!

Да что там!

И что знаешь – расскажешь, и чего не знаешь придумаешь, лишь бы тебя туда снова не кинули.

Хавьер примерно этого и ожидал, а потому покивал.

– Отпустить тебя я не могу. Сам понимаешь, ты же вернешься…

– Не-не-не… Сантором клянусь…

Конечно, Хавьер не поверил. И никто бы на его месте не поверил, вот еще глупости какие! Кто врагу доверяет, от его рук и погибает!

– Поэтому пойдешь в тюрьму.

– ЭС?!

– Не за похищение благородной эссы. Я тебя сейчас отведу к страже, да и скажу, что ты у меня кошелек потянул. И ты в этом сознаешься.

– Да, эс…

– Ты не думай, что можешь сейчас пообещать, а потом удрать. Я и со стражниками поговорю. За кошелек тебе будет года три исправительных работ, а потом катись куда пожелаешь, за это время много воды утечет, понял?

Юсуф задумался.

– Исправительных работ, эс?

– У вас в Санторине такого нет. У вас там по-простому, плетьми секут или руку отрубают. А у нас считают, что за такие вещи надо иначе карать.

В Равене действительно был такой закон. В зависимости от величины украденного, ну и личности пострадавшего, вора могли осудить на тюрьму – сиди и не чирикай – или на исправительные работы. Есть же в городе дела, которыми заниматься надо, а никому особенно не хочется. Те же отходы-нечистоты вывозить-закапывать, те же деревья подрезать-побелить, те же тротуары мостить… Работа это тяжелая, муторная, оплачивается плохо, а делать ее кому-то надо. Вот и направляли на нее буянов, хулиганов, смутьянов, мелких воришек – пусть польза будет.

Жили они не в тюрьме, а в казармах, носили на кисти здоровущий медный браслет, в знак того, что руку им не рубят, они это трудом отрабатывают, вкалывали с утра до вечера, но стоит отдать должное королю.

Городские власти следили, чтобы этих «работников» одевали, кормили и даже платили им небольшую зарплату. Скромную, но за год человек мог скопить достаточно, чтобы сразу ему не пришлось побираться. Снять комнату, решить, чем он хочет заниматься.

Трудотерапия в действии.

Это Хавьер и объяснил Юсуфу.

Был ли согласен санторинец?

Да с радостью! Когда другой вариант решения проблемы тут черным провалом на тебя словно смотрит… и ждет, ждет то ли твое тело, то ли тебя, еще живого… брр!