– Правду, – глухо рыкнул эс Чавез. – Была любовницей раэна Риоса. Когда тот решил разорвать связь, убила его и покончила с собой.

Олинда довольно улыбнулась. Стопроцентное попадание.

– А мы тут при какой кухне?

– Я же сказал. Предложил Марисе Лиез заведовать библиотекой! – рыкнул эс Чавез. – Кто там разбираться будет, до того, после того…

Я сообразила.

Действительно, кто будет сверять по времени? Вчера ли, сегодня… к моменту начала занятий все сотрется и забудется. Наверняка. Главное – дать сплетникам достаточно пищи для фантазии, а там они сами и поработают, и следы спрячут.

– Вызову завтра стражу из города, отдам им тело Риоса, а Магали, наверное, эс Хавьер захочет отвезти к дочери. Там похоронить.

Я кивнула.

– Она в сознании?

– То приходит, то снова в беспамятстве. Сложно…

Я вздохнула.

– Олинда, пошли со мной? Я сейчас приготовлю чего перекусить, да и кофе сварю, а ты отнесешь. Эс Чавез, вы пока тут будете?

– Буду, – кивнул эс. – И кофе буду. Много. Спасибо, Каэтана.

Я молча кивнула.

– Мариса, ты пока тут побудь, мало ли что понадобится.

Подруга опустила ресницы. Побудет.

Ну да, мужчинам тяжелые переживания и стрессы лучше всего заесть. А в кофе я плесну пару ложек бальзама. Сама лезть не буду, пусть Олинда отнесет.

В столовой я разобралась быстро, нашла колбасу, яйца, сыр, сболтала омлет, потом подумала, что, пока его донесешь до больницы, он шесть раз остынет, сделала в итоге бутерброды с омлетом. Правда, добавила туда и колбасу. Домашняя. Хорошо пойдет.

Сварила большой кофейник, прямо в него плеснула от души бальзама. И помогла Олинде дотащить поднос до больницы. Надеюсь, с утра нас повара не убьют скалками.

Эс Чавез так и сидел на кровати, Мариса отпаивала его водой. Я отняла стакан и протянула чашку с кофе. Потом бутерброд, который был съеден в минуту. За ним последовали второй и третий.

– Девушки, спасибо.

– Спасибом не отделаетесь, – предъявила я второй поднос. – Эса Хавьера сюда вызовите, мы его накормим.

Спорить ректор не стал. И через пять минут мы кормили серого от переживаний эса т-Альего. Хорошо, что бутербродов я с запасом сделала. И кофе…

Это будут тяжелые сутки.

Так что…

Я подмигнула Марисе.

– Эс Чавез на тебе, поняла? Чтобы не отходила.

– Я?!

– А кто? Нам не слишком уместно, а ты уже не ученица, а сотрудница. Вот и можешь о нем позаботиться.

– Ну…

– А мы у тебя на подхвате.

– Каэтана, почему мне кажется, что ты где-то крутишь?

– Потому что ты вредная и подозрительная. И вообще, уговори эса Чавеза полежать пару минут вон на той кровати. Поняла? Пусть хоть ноги вытянет…

Мариса послушно кивнула. Я коварно ухмыльнулась. Люблю работать купидоном.

И получаса не прошло, как ректор спал, а Мариса сидела рядом и охраняла его сон. Так-то… не оценит – я его стрелой ткну! В то самое место!

Еще бы с Хавьером разобраться, но того пока от супруги не вытащить. Накормила, напоила – и то дело. Ладно, я пока пойду собой займусь. Потому что через несколько часов тому же т-Альего потребуется дружеская помощь и забота. И надо бы к раэну Ледесме заглянуть. И с ректором переговорить.

Два отличных лекарства от стресса – алкоголь и сон. Вот пусть Хавьера напоят и спать положат, прямо в больнице. А дальше – пригляжу.

Хавьер сидел у кровати и держал жену за руку.

Держал – и сам не знал, что он чувствует.

Стыд, наверное.

И в то же время такое облегчение – кто бы знал!

Безумное!

Ему было даже немного страшно, такой тяжкий груз падал с его плеч.

Жена? Да.

Нелюбимая. Ревнивая. Скандальная и истеричная, злая и позорящая его на каждом углу.

Мать его ребенка. Мать, которая не смогла дать дочери ничего. Хавьер-то знал, что и у дочери счастья в жизни мало, а все потому, что она взяла пример с Магали. И так же ругалась с мужем, так же закатывала истерики, все так же…

Кто из мужчин это потерпит? Кому такое понравится?

То-то и оно.

С одной стороны, Магали была и остается его супругой.

С другой?

Жена должна быть опорой, а он получил себе камень на шею. Увесистый такой. И тонул все эти годы в безнадеге, понимая, что титул он не получит, равно как и фамилию Гальего, а вот к нелюбимой и склочной бабе будет прикован до конца своих дней.

Оказалось – ее дней. Не его. И эс Хавьер внутренне радовался этому. И стыдился своей радости.

Магали шевельнулась, открыла глаза. Не так-то легко убить себя ударом в живот, это требует навыка. Если не попадаешь в крупный сосуд и не истекаешь кровью, смерть от раны может занять несколько часов. Очень неприятных часов.

– Хави? Что со мной?

– Ты не помнишь? – Хавьер распрямился. Выпустил руку жены, и та мягко упала на одеяло. – Нет?

Магали задумалась.

Хавьер видел, как меняется выражение ее лица по мере осознания.

Злость, ярость, ненависть, гнев, удивление, неверие…

– Я не умерла?

– Умрешь, – проинформировал он, не собираясь церемониться. – Но не сразу. Может, сутки или двое еще продержишься.

– Я не чувствую боли. Только все странно как-то…

– Ты на обезболивающих. Сильных.

Эсса Магали задумалась.

– А ты… тебя можно поздравить, Хави? Ты добился своего?

– Чего? Твоей смерти? Я тебя не подначивал убивать раэна Риоса. Не приказывал подставлять Каэтану Кордову.

В глазах Магали блеснул жутковатый огонь.

– Эсса Кордова!

Из уст женщины словно грязь полилась, густая, липкая, и Хавьер даже отшатнулся, так не соответствовали эти ругательства белой палате, легким занавескам, рассвету, летнему дню.

– Что она тебе сделала?

– Ты ее любишь, – прошипела Магали, как никогда напоминая кобру. Могла бы – на брюхе ползла, укусить, впиться, отравить собой.

Хавьер качнул головой.

Любишь? Нет, это не то слово. Каэтана Кордова, она… она…

Или – то?

Для него эта девушка – словно небо. Только вот летать он может, а Каэтана для него была недоступна. Была.

– Любишь. – Эсса Магали преотлично знала своего супруга. – Я тебя знаю. И… ненавижу!

– За что?

Хавьер искренне не понимал этой логики. Это ему впору ненавидеть. Он же не бил ее, не изменял, пока его не довели до последней крайности, жил вместе, деньги давал, не унижал… это ему впору возненавидеть. Но он не может.

А Магали… та ненавидит, и это видно.

Но за что?!

– Я тебя так любила, а ты меня – нет. Никогда…

– Неправда, – тихо сказал эс Хавьер.

– Правда! Так ты меня никогда не любил.

Вот эти бабские темы эс вообще ненавидел.

Так, не так… как можно определить, КАК ты любишь? В какой позе, что ли?! Что это за бабские выкрутасы?! Почему-то он точно знал: Каэтана никогда такого не скажет.

Любишь… любовь или есть, или ее нет. Но ведь и без любви люди живут, и неплохо!

– Знаешь, Магали, меня это не сильно волнует сейчас. Я поговорил с Чавезом, мы решили, что позорить твое имя не стоит. Небольшой скандал будет, но заглохнет. А в остальном… у тебя есть какие-то особые распоряжения? Ты хочешь что-то огласить? Подумай, я могу пригласить нотариуса.

– А… лекари уверены? – посмотрела эсса.

Ей как-то не верилось в свою смерть.

Вот же она, лежит, и ничего у нее не болит, ну так, чуть-чуть. Когда она рожала – больнее было. А муж говорит, что все.

Разве так бывает?

Одно дело, когда в горячке, так, как было… а сейчас-то что? Как так?

– Я позову к тебе лекаря, – встал эс Хавьер. И вышел вон.

Тяжело?

Не то слово. Но через это ему тоже пройти придется.

– Эс Хавьер, идите сюда.

Конечно, Каэтана не могла остаться в стороне. В палату она не полезла, понимая свою там неуместность, но вот рядышком? Посидеть, подождать…

– Каэтана?

– Я. Садитесь и ешьте.

Бутерброд был сделан как-то странно, но Хавьер даже не думал ни о чем. Он умял его в три укуса, получил второй, потом здоровущий кусок мяса, и еще один. И крепкий кофе с капелькой чего-то спиртного.